Сборник Символ веры 2002-2003

"Можно сломать шпагу, нельзя истребить идею"

                В. Гюго

                Бумеранг
                L.

                "Sed mihi quid prodest vestris disjecta lacertis
                Ilios, et, murus quod fuit ante, solum,
                Si maneo quails Troja durante manebam,
                Virque mihi, demto fine carendus, abes?..."

                (Овидий, "Heroides")

                I

В тот единственный раз я была на коне и в ударе.
Ничего не ждала. Не искала ни слов, ни наград.
На зеленых волнах, словно пятна густой киновари,
Растекаясь, горел вызывающе яркий закат.
Абсолютно одна – наконец-то! – как вольная птица,
Неподвластная миру, законам, ветрам и судьбе,
Я любила тебя за твое безразличье, столица,
И вернулась сюда, чтобы тем же ответить тебе.
Говорила: о нет, что за тайна во всем этом блеске?
Кто алмазы хранит посреди торжества мишуры?
Для пластмассовых бус на остатках разорванной лески
Много чести – следить за развязкой последней игры.
Абсолютно одна – и под ливнем июльского света,
Став под грозные шлемы надменных твоих куполов,
В пику золоту их я с запястий срывала браслеты
С тем же чувством, с каким избавляются от кандалов.
Неотвязную мысль виртуозно сбивая со следа,
Я смеялась над тем, как теряла и статус, и вес,
Днем и ночью твердя твое имя, как имя Мерседес
Безнадежно твердил в замке Иф заточенный Дантес.
В тот единственный раз – отплатив повышением ранга
За твои обещанья, за ад и потерянный рай,
Я не верила – нет! – в бесконечный полет бумеранга,
Полумесяца, мне
                показавшего режущий край.

                II

От идентичности герба и цвета флага
Я отстаю еще на шаг. На четверть шага…
Я не из тех, кто безвозвратно покорен
Недостижимостью звезды и жаждой мести;
Я не из тех, кому порукой – слово чести;
Не из разряда претендующих на трон;
Я не из тех, кто ожидает оправданья
За фразу Стрикленда: «Терпение храня,
Она исполнила бы все мои желанья,
За исключеньем – отвязаться от меня».
Но Вам, сумевшему меня определить
И сдать в архив до представления кассаций,
Вам, человеку, о котором не забыть,
Но для которого я цепь ассоциаций,
Огонь, блуждающий без целей и дорог, –
Моя привязанность, как мысли опечатка;
Вам – неизменная железная перчатка,
Залог предательства – и верности залог.
Так ненавистна, так любима эта высь,
Что не заменишь самым щедрым хлебосольством,
Гостеприимством или самонедовольством
Уменья вырваться, таланта обойтись.
И в обе стороны – лучи алмазных стрел,
Работы тонкой, виртуозной, филигранной;
По-лисьи мягкое, раскатистое «L» -
В углу листа – витиеватой монограммой.
И в одночасье утвердившая обман,
В осколки мелкие – хрустальная основа:
Один удар – и небосвод напополам.
Потом еще один. Еще один. И снова.

                III

Нет времени страдать, нет сил сопротивляться:
Из ста альтернатив – один диапазон:
Позднейший ренессанс желанья выделяться,
Трофейный диссонанс, звучащий в унисон.
Моих волшебных слов отравленное зелье
Оставит на душе тончайшие следы.
Поверьте: не для Вас сырые подземелья,
Святая простота колодезной воды.
Как шепот в микрофон, подсказывая, где я,
Сведением на нет инверсии полей,
Любовь – красивый фон навязчивой идеи,
Которая вчера проигрывала ей.
К чему б ни привела безадресная нежность
Привычной тишины, раскачивая клин,
Тестируя свой ум на самопринадлежность,
Я помню, что никто не властвует над ним.
Растраченный на всех, раздернутый на ленты,
Сбегая по стене вьюнками проводов,
Сознания поток дробится на фрагменты,
Выстраивая стиль мозаиками слов.
Но Вас не удержать поэзией и прозой,
И что мне до того, что светом маяка,
Несрезанным цветком, пурпурно-красной розой
Настигнет Вас моя ненужная строка?
Красивый эпилог к бессмысленному спору –
Попытка оборвать связующую нить.
Верните мне назад ту шаткую опору,
Которую ничто не может заменить.

                IV

Когда эмоций беспокойные лучи
По воле разума меняют интенсивность,
Перебирая всевозможные ключи
И запирая свои двери на пассивность,
На умолчание, на тайну, на излом,
В своем мерцании никто не признается;
Но говорите, говорите мне о нем, -
Я буду думать. И пока не оборвется,
Как нить судьбы, непостижимый разговор,
Где мы отмечены штриховкою на карте,
Я в этом марте. В этом марте. В этом марте.
Так плагиатору на якорный узор
Сослаться проще, застывая на примере
Чужого творчества, других не зная слов,
Способных выразить – не жалкую любовь,
А нечто большее, чем все ее потери.
Вы впереди меня, и в этом Ваша власть.
До разворота – отклонение от нормы;
В хрустальный разум, как вино, вливая страсть,
Я, ослепленная немыслимостью формы,
Еще пытаюсь к ней на деле применить
Набор испытанных, но старых инструментов…
Но как мне жить без озаряющих моментов,
Как связь событий адекватно оценить?
Вы точно помните – у Грина – остров тот,
Что ярче звезд и драгоценнее алмаза:
Мне на волнах идеализма и экстаза
Он ясно виден. И сверкает. И зовет.



Не нужно мне никакого рая –
Его соблазны меня минуют.
Руки протянутой избегая,
Я знаю – к символу не ревнуют.
Смотреть на город с высокой крыши,
Менять обличья, ломать системы?…
Ну что ж поделать, когда он выше?
На то и призрак, на то и демон.
Когда-то, помню, меня кружила
Весна… И темы… И мыслей ворох…
Узнать бы, сколько в него вложила,
Без счета тратя слова и порох.
Признаться, мне далеко не лестно,
Что мы во многом с тобою схожи;
Но мне-то, к счастью, давно известно,
Что бога нету. И черта – тоже.
И если стоит создать кумира,
То лишь на время, с глубоким смыслом…
Заметь, огрехи в картине мира
Никто не сводит к абстрактным числам.
Но я – приверженец строгой формы,
Чеканных текстов и острых граней;
И в отклоненье от всякой нормы
Ищу не счастья. Ищу – страданий.
Быть всем довольным, прости, убого;
И я не знаю свободы хуже,
Чем мелко плавать по вере в бога
И вечно думать: кому я нужен –
Такой красивый, такой лояльный,
Защитник слабых, отец-радетель,
С улыбкой нежной, с душой печальной –
Весь – воплощенная добродетель!
Но образ встанет двойной стеною
И словно факел, зажжется имя.
Сегодня бесы играют мною –
А завтра я поиграю ими –
И vice versa. И мне не нужно
Стереотипов двойной морали.
Наверно, спросишь: опять окружность?
На самом деле – виток спирали.


Под покровом тумана
Бесконечная трасса –
Ни свечи Жан Вальжана,
Ни звезды Анжольраса.
В серебристой завесе
Мне не видно прохода
От лирических песен
До программного кода.
Невеселые будни.
И летят междометья
На стеклянный нагрудник
Ледяного столетья.
Ожиданье бесплодно,
Сожаленье обычно;
Я отдам что угодно,
Но не надо – вторично!
И морозом по коже –
Приближение рока;
Я умею быть тоже
Изощренно жестока…
Окажите мне милость,
Ни о чем не жалейте –
Просто грохните BIOS
Или перепрошейте.
Окончанье недели –
И – о diem praeclarum! –
Выключайте панели –
И shutdown, shutdown…


Когда расцветет тишина, обещая покой,
Когда на земле для меня не останется места,
Тогда я, возможно, привыкну дышать под водой,
Держа на замке полотно бесполезного текста.
 
Когда без успеха не будет ни дела, ни дня,
Когда от меня Вы уже никуда не уйдете,
Я тоже смогу молчаливо стоять у огня,
Ловить бумеранги и мирно срезаться на взлете.
 
Тем легче мне будет, сплетя паутинную нить,
Не дать никому безнаказанно к ней прикоснуться;
Терпеньем и словом повторный удар оценить –
И выдержать. Выстоять. Высмеять. И отвернуться.

                Созвездие Рыб

                1

В закрытые гроты, в спокойные тихие воды
Уйти просто так, после тысяч неистовых бурь?
Забыть, как рисуясь причудливой сменой погоды,
В небесных котлах закипали смола и лазурь?
Сомненье и гордость? Змеиная гибкость движений?
Возможно ли это – как рыба, избегнув сетей,
Забыть. Умереть. Затеряться среди отражений,
N-мерным мирам предпочесть простоту плоскостей,
Открытым дверям – выдвижную трубу перископа,
Весеннему грому – холодной воды тишину,
Спокойствие клада, который надежно закопан
И волей судьбы предоставлен себе самому?..
 
                2
 
По воле судьбы предоставлен себе самому,
Мой разум уже не способен отстаивать взгляды.
И образ уходит в слепую беззвездную тьму,
Минуя заснеженный сад и решетки ограды.
Зима в Петербурге – Самаре – метель над Москвой.
И ветер надежды уверенно сносит постройки,
Свободно взбегая по лестнице слов – винтовой –
От самораскрутки – до подлинной самораскройки.
Волна на пороге – и видимо, вышибло дверь.
На пыльном табло засветилась вчерашняя дата,
И звезды упали, и символом новых потерь
Покорно склонился сиреневый веер заката.
 
                3
 
Покорно склонился сиреневый веер заката –
Бей в колокол, ночь, поднимая свой черный покров.
Как дробь барабана, все ближе и ближе стаккато
Еще не звучавших – уже недвусмысленных слов.
В подводных глубинах, где издавна гасятся звуки,
Красивая трель разделилась на шорох и скрип;
Но странное дело – отбросив законы науки,
Под острым углом разошлись траектории рыб.
Я – принцип и цель скорпионьего жала. Преграда,
С которой привычно вступать в затяжную войну.
Но в памяти сцена – вернее кинжала и яда:
Я видела призрака. Он уходил в глубину.
 
                4
 
Я видела призрака. Он уходил в глубину –
Приверженец моря, властитель подводного мира.
И шорох камней, безусловно, приятен ему,
И с шелестом струй не поспорят ни арфа, ни лира.
Довольствуясь малым, легко обойтись без тепла,
Замкнуться в себе, недоверчиво спрятаться в кокон;
И своды пещер заменяют ему купола,
Плывущие стебли – изгибы готических окон.
А сумрачный берег завален обломками глыб,
И платье надежды забрызгано грязью и смято.
Лишь иглы лучей вышивают созвездие Рыб
По гладкому шелку блестящего синего плата.
 
                5
 
По гладкому шелку блестящего синего плата
Неровные строчки сбегают и вьют канитель.
Мелодия слова – как белая чайка, крылата:
Есть силы для взлета – была бы достойная цель!
Желанье узнать все на свете торопит событья,
Хватаясь за скальпель, себя препарирует бес.
Проходит сквозь судьбы и страны рубиновой нитью
По венам печали веселья продольный разрез.
Играют дельфины. И между смешными прыжками
Мелькает порою проворный русалочий хвост,
И черное море блестит золотыми стежками,
Качая на сонных волнах отражения звезд.
 
                6
 
Качались на сонных волнах отражения звезд,
И в такт им качалась кабина подводного лифта.
Дрожал и скрипел в пять секунд перекинутый мост
На выгнутых кольях церковнославянского шрифта.
Ах, как же ты верил мне, хрупкий прибрежный цветок,
Ловил мое слово, лишенное силы и веса…
Ведь целенаправлен, уверен, цинично жесток
Всевидящий взгляд моего ироничного беса.
Отринутый богом не связан ничтожной виной –
Ему б доказать справедливость своей теоремы…
Струящимся шлейфом иллюзии следом за мной
Бежала вода, воздвигая стеклянные стены.
 
                7
 
Бежала вода, воздвигая стеклянные стены,
Меняя покрой и оттенок прозрачных одежд.
А в сердце печали таились все те же рефрены,
И в каждой защите – все та же знакомая брешь.
Но чувство порой недостаточно ярко и остро,
И перья павлиньи пылятся в цветном хрустале.
А где-то вдали затерялся коралловый остров,
Украсивший бездну широким алмазным колье.
И мне не хватало – о боже, как мне не хватало
Дороги и солнца в кругах от непролитых слез…
Но с древа познанья лениво листва облетала,
И вновь не давала ответа на вечный вопрос.
 
                8
 
И вновь не давая ответа на вечный вопрос,
Заря разливалась над морем немыслимой скукой
И медленно гасла при виде натянутых поз,
Чьей правде ничто никогда не служило порукой.
А я застывала на кончике острой иглы,
Пришпилена бабочкой в самом начале отсчета,
Без повода броситься в море с отвесной скалы,
Без смысла показывать класс вертикального взлета.
Слова замирали. Я двигалась, словно во сне:
Зачем, в самом деле, просить у судьбы перемены,
Раз море, искрясь, как всегда не ответило мне –
Ни криками чаек, ни кружевом вздыбленной пены?..
 
                9
 
Ни криками чаек, ни кружевом вздыбленной пены,
Ни их созерцаньем нельзя отменить эпилог.
Незнанье проблем порождает другие проблемы,
Свивая сомненья и страхи в змеиный клубок.
И хочется действовать. В жесткую форму протеста
Расплавленной бронзой втекает немая тоска.
Никто не заметит, а время срывается с места,
А слово, как коршун, готово слететь с языка.
И горе тому, кто железных когтей не заметит
И следом за птицей в восторге покинет тюрьму:
Так волны морские, ласкаясь, друг друга приветят;
Проходит минута – волна забывает волну.
 
                10.
 
Проходит минута – волна забывает волну
И катится дальше в надежде на новые встречи,
А камни у берега ждут молодую луну,
Что бросит луч света на их обнаженные плечи.
Спокойная жизнь обойдется без казней и дыб –
Но только не эта – за кругом священного мела.
И март уже близок. И солнце – в созвездии Рыб.
И все так понятно. Так четко. Так ясно и смело.
Когда-нибудь каждый себя перестанет винить
За то, что не смог, не решился за долгие годы
Коротким ударом на мерзлую землю свалить
Постылое право своей не постылой свободы.
 
                11
 
Постылое право своей не постылой свободы
Отдельной поправкой невольно включаю в закон.
Мне тоже знакомы веселые вешние воды,
Я тоже могу – иногда – перейти Рубикон.
Пора бы добиться союза – посредством раскола
И выверить каждую ноту, ломая мотив.
Жестокое пламя – единственно верная школа,
А смех – лишний повод во всем подчеркнуть негатив.
Кто знает, кто знает, найдется ли повод вернуться
С рассказом о том, как когда-то сквозь слез пелену
Не смея – ни словом – заставить его обернуться,
Я видела призрака. Он уходил в глубину…
 
                12
 
Я видела призрака. Он уходил в глубину
По гладкому шелку блестящего синего плата,
По воле судьбы предоставлен себе самому.
Покорно склонялся сиреневый веер заката,
Качались на сонных волнах отражения звезд,
Бежала вода, воздвигая стеклянные стены
И вновь не давая ответа на вечный вопрос, –
Ни криками чаек, ни кружевом вздыбленной пены.
Проходят минуты. Волна забывает волну,
Постылое право своей не постылой свободы…
Я видела призрака. Он уходил в глубину.
В закрытые гроты. В спокойные тихие воды.


Примененьем к себе искажая любую черту,
Наблюдая за тем, как лукавое солнце смеется,
Я стою на пронизанном светом хрустальном мосту
И пытаюсь понять, почему это мне удается.
Отражая реальность с поправкой на скромный запас
Ценных качеств из тех, что и мне, как ни странно, присущи,
Я б из тысячи звезд, не задумавшись, выбрала Вас,
Глубоко наплевав на манящие райские кущи.
Я не буду Вам льстить – во дворце из металла и льда
Этот маленький пункт соответствует букве закона;
Да и плач Ярославны едва ли уместен, когда
Есть уверенность в том, что находишься в зоне приема.
От умения ждать далеко до уменья беречь –
Сжечь архивы легко, а особенно – в честь возвращенья.
Но сегодня и впредь не пытайтесь меня остеречь,
Отрицая как данность – язык моего восхищенья.
Я менять его вдруг (не затем ли, скажите, чтоб Вас
Не подвергнуть случайно ужасному риску поверить?) –
Не желаю и все! – Впрочем, ладно, добавлю «сейчас».
В мире множество масок: чуть позже – согласна примерить!..


Не зная, череда каких событий
Обещана мерцающей весне,
Я чувствую, как вздрагивают нити,
Идущие от прошлого – ко мне.
Все тоньше, нереальнее, слабее
Становится логическая связь;
И медленно, пока еще не грея,
Чего-то неизвестного боясь,
Изящно огибая волоконца,
Сверкающими искорками вдоль
Натянутой струны – восходит солнце:
Знакомая и сладостная боль…
Но векторы обратных направлений
Не более прозрачны для людей
Туманности моих определений
И странности навязчивых идей.
Я то, чего сама не понимаю,
Настойчиво пытаюсь объяснить;
И времени объятья разжимая,
Держусь за ускользающую нить,
Где каждый узелок похож на точку;
А кружево моих безумных слов
Волнами набегает на цепочку
Мгновенно исчезающих следов.



Нет, неприемлемо для нас,
Поверив в чью-то неизменность,
Оберегать сиюмгновенность
Сиюминутного «сейчас».
Покуда дни несутся вскачь,
Нам так легко без принуждений
По лабиринтам рассуждений
Стремиться к факелам задач!..
А время – лучший гонорар.
Мы отвечаем тихим эхом
И покровительственным смехом
На упреждающий удар,
Но человек есть человек:
Почти на грани эпатажа,
В немом предчувствии форсажа
Приостанавливая бег,
Скрывает грусть, скрывает страх
Нырком в словесные сугробы.
Как непрочны дверные скобы
На расшатавшихся винтах!..
Но каждый шаг определен
До символических жемчужин.
Опустошен, обезоружен,
Янтарным солнцем ослеплен,
Февраль не ищет рубежей,
И все готово к оцифровке;
И мы – уверены в центровке
Своих метательных ножей.



С фальшивым участием больше не спорю:
Кому-то да служит оно утешеньем –
Сочувствуйте счастью, завидуйте горю,
Ища оправданья моим прегрешеньям.
Коммерческим риском оправдана подлость,
Кораблик мечты – у коралловых рифов;
В хвосте оставляет Московскую область
Свободный полет петербургских тарифов.
Семейный бюджет, подлежащий растрате,
Настойчиво сводится к нескольким центам;
Без всяких метафор – мы оба заплатим,
И я как всегда обгоню по процентам.
Но как попрощаться и трубку повесить?
Обрыв разговора – как мертвая зона.
Еще минус двадцать! Еще минус десять! –
Пока не поверю попыткам дозвона…

                Эклектический экспромт

Ты, гнусный варвар, сын шакала,
Не суй свой нос в калашный ряд!
Не тронь, собака, идеала,
А то и сам не будешь рад!

Я за твою кривую строчку
Многоэтажно отплачу:
В бараний рог сверну – и в бочку;
И засмолю, и покачу…

Как смеешь ты моим кумиром
Не восторгаться, глупый мим?
Он был рожден, чтоб править миром,
А ты червяк, червяк пред ним!

Я за него – в огонь и в воду,
И в зимний холод без пальто,
Тебе же знать пора, уроду:
Ты раб, ты трус и мне никто!

Мой бог – высокое искусство,
А твой – земная суета;
Мое восторженное чувство
Твоим страданьям не чета;

Тебе с тоски – пивные кружки,
А мне – бульдозерный напор;
Недолго мучаться старушке:
О дайте, дайте мне топор!



Подталкивая к самовыдвиженью,
Нас общество стремится разделить;
Умение не ждать и не любить -
Вот тайный ключ к его расположенью.

Бессмысленно – но все же я спою,
Как ползая по шахматному полю,
Ты попросту творишь святую волю
Пославшего тебя. А не свою.

Представь себе: исходно чистый лист
Расчерчен иероглифами страха;
Однако под знамена Фейeрбаха
С готовностью встает идеалист -

Неважно, как зовут его при этом –
Горшком, тарелкой или… Так и так –
Любому, кто с трудом меняет знак,
Не следует считать себя поэтом

И сетовать на этот «скорбный труд».
Заметь, что я себе не изменяю,
Законы миражей распространяя
На области высоких амплитуд;

Храню давно привычный взгляд на вещи
И в гонке за мерцающей строкой
Надеюсь не на счастье и покой –
Меня б загнали в рамки, взяли в клещи...

Но можно ли разумно впасть во грех?
Ум чувствам, как палач, готовит дыбу.
Глушить его, глушить его, как рыбу! –
И пусть себе всплывает. Брюхом вверх.



Нет шага хуже, чем кануть в Лету – зато короче;
Мгновенный ужас, летящий к свету на крыльях ночи.
Кого любила – того и стоил; судьбе в отместку
Слепая сила влекла обоих к стальному блеску.
Неосторожно – на повороте – покров приподнят:
Вполне возможно, что Вы уйдете уже сегодня.
Стеклом разбиться? В лицо смеяться? Слова повисли –
Не откреститься, не отвязаться от горькой мысли.
Вручить бумаге, предать огласке? Давно понятны
Все эти саги, все эти сказки, все эти пятна
На чистой ткани свободной речи, свободной сферы,
Где об Оккаме тоскуют свечи ненужной веры.
Не сумасбродству быть вечной темой моей дилеммы:
Я вижу сходство с монтажной схемой, держась за клеммы;
Случайный выпад – нельзя поддаться, а я могла бы…
Ну что ж – на выход – за двести двадцать – тряхнет не слабо.
Бледнеть от боли? Скорей от злости, что снова – мимо;
С сукном зеленым сойдутся кости подводной мины.
Меня обманет все то, что скажет двойной апостроф,
И пылью станет, и в землю ляжет плавучий остров.



Всему виною switch, настройки протокола,
Конфликты, имена и VIA-вcкий чипсет…
Работа мне не бич, а жизненная школа –
Свобода и тюрьма, соперник и сосед,

Один и тот же сбой в параметрах экрана,
И выход на бульвар, и сотового трель...
Рубиновой звездой дразнящая реклама
Зовет в ближайший бар на Молотов-коктейль.

Смертельно устаю. Ударами разрядов
Подброшенная вверх, лукавя и темня,
Я все-таки горжусь, что тайна Ваших взглядов,
Закрытая для всех, открыта для меня.

И значит, мир не склеп для сонма привидений
С готическим окном и видом на сады,
А жизнь моя – не цепь случайных совпадений,
Где каждое звено блестит из-под воды…

Я снова сплю в метро, на время забывая
Как странно мне судьба подбросила карт-бланш;
Но образ – как тавро: он жжет и убивает
Тринадцать лет подряд – надеждой на реванш.



Мне искусство быть понятой вряд ли доступно. Оно
Как врожденное качество, данное жрицам обмана.
Я надеялась влиться в ряды, открывала окно
И пыталась пробиться за белую стену тумана,
Не имея от мира секретов. И мир отвечал
Мне взаимностью. Он, позволяя играть расстояньем,
Улыбался мне нежно и ласковым словом встречал,
И не мог убежать, наслаждаясь моим пониманьем.
Предвесенние дни как дождинки бегут по стеклу.
Мне не нужно побед – но нельзя незаметно поддаться.
Проницательный взгляд, уходящий в спиральную мглу
Той души, что и мне просчитать никогда не удастся,
Не сумеет достичь сокровенных ее уголков,
И я вскоре увижу, как медленно он угасает.
Что останется мне? Ожидать недосказанных слов
И преследовать образ, который всегда ускользает?..



Успеть бы все осмыслить, растворить,
Но впитывая дождь, подобно губке,
Мне некогда писать и говорить,
Обдумывать и взвешивать поступки.
Когда-то отвергавшая тепло,
Уверенность, комфорт и безопасность,
Ты поймана, трепещущая ясность,
Как бабочка – за тонкое крыло.

Не жди, не обольщайся, не зови.
Так время, не преследуя скитальцев,
Прозрачную мелодию любви
Выстукивает кончиками пальцев;
И тикают старинные часы,
И катятся жемчужинками ноты…
Ах, если бы понять все развороты
От первой до последней полосы!..

Узнать бы, где и в чем была права
Ирония с оттенками печали,
И день и ночь обдумывать слова,
Которые еще не прозвучали,
Оттачивать стилистику письма,
Как подлинно высокое искусство,
Вливая интуицию и чувство
В воронку саркастичного ума;

Себя перенося на чистый лист,
Удерживать лукавое мгновенье,
И в точности, как истый копиист,
Дублировать чужое настроенье...
У вышивки чужих неярких дней
Оттенки серебра перенимая,
Я счастлива порою, понимая,
Что чья-то боль становится моей.


 
Чужим широтам – сплошное поле свинцовых туч;
Дробясь на части, желанье верить о жизни судит.
Ко всем воротам, ко всем паролям найдется ключ,
И только к настежь раскрытой двери его не будет.

Легко обидеть, не удержаться и утверждать,
Что если смерти нельзя не сбыться, к чему рождаться?
Позвольте видеть и убеждаться, позвольте ждать, –
Чтоб не заметить, не убедиться и не дождаться.

И пусть нелепа любая небыль, и пусть волне
Весна откроет – уже привычно – другие реки.
Позвольте мне подарить Вам небо, позвольте мне
Со всем смириться и быть лиричной – в кои-то веки.

Интуитивно я понимаю – обречена.
Но плещут волны и в час расплаты, и в миг разлуки;
Черты картины перенимая, я пью до дна
Все перезвоны, и перекаты, и перестуки…

Бокал наполнить, в миропорядок внести туман?
Повременить бы, кружа над крышей и не снижаясь…
Позвольте вспомнить, насколько сладок самообман;
Позвольте быть к Вам как можно ближе, не приближаясь.

На верхней ноте совсем непросто смягчить напев;
И жизнь недаром любые нити порвать готова.
Вы обернетесь, и перехлеста не потерпев,
Одним ударом меня лишите руки и слова.

В плаще бумажном, с мечом картонным – уже старо.
С петлей на шее – едва ль наглядней на фоне буден;
Но знаю: с каждым таким изломом мое перо
Еще острее и беспощадней к себе и людям.

Когда и где бы ни пало знамя, – несет река
С волной событий перемещенье и превращенье…
Позвольте мне восхищаться Вами – издалека,
И не платите мне восхищеньем за восхищенье.

Когтям и клювам – жестокость плена. Ночной вампир
Хранит нетленность, глотая жадно печаль итога, –
И я люблю Вас так откровенно, как любят мир,
Самозабвенно и безоглядно, как верят в бога.



Душа - суверенна? Вот это цветное тряпье
На гибком каркасе причудливо выгнутых прутьев?
Преступник не тот, кто рискнул посягнуть на нее,
Надеясь составить орнамент из пестрых лоскутьев.
Пусть я для кого-то - единственный внешний канал:
Так гордой открытости в жертву приносится разум;
И против меня - весь доступный ему арсенал,
А быть за меня в этой битве никто не обязан.
Развязка неблизко, я знаю, но близок раскол:
Недолго, проникнув за тонкую грань пониманья,
Догадкам - обрушить неверной теории ствол,
А молниям чувств - привести к расщепленью сознанья.
Но как запретить наступление ночи и дня?
Довольно того, что я правил своих не нарушу;
Не стоит пытаться меня защитить от меня -
Мне слишком плевать на свою "суверенную душу".
Желание жить заменяя желаньем сгорать,
Не думаешь, так ли изысканна новая форма.
И ляжет вокруг бесконечная водная гладь,
А я буду ждать. Буду ждать - неизбежного шторма.

...Но это - преамбула. Только в начале дорог
Любой поворот неожиданен и необычен,
И полон таинственным смыслом прозрачный намек,
И каждый продуманный шаг глубоко символичен.
Но символ есть символ. При свете весеннего дня
Я глаз не могу отвести от поставленной цели.
Насмешливый голос во мне говорит за меня,
И вьется песок у подножья моей цитадели.
Слова - это ветер, и мне их все легче бросать
Туда, где ничто и никем без меня не решится;
Но кажется, я досконально могу описать
Сегодня, сейчас - как все будет и чем завершится.
И глядя без грусти на свой предстоящий закат,
Смеясь над признаньем за мной всевозможных талантов,
Я знаю, что встречу жестокость судьбы как ментат -
Холодным и точным расчетом ее вариантов.

                13 марта

Есть бремя страстей, - и едина во все века
Железная воля не сдвинуться ни на волос.
Но я не надеюсь, что если дрожит рука,
То может быть, мне не изменит хотя бы голос.

Ах, чертова гордость, не ты ли свернула спор,
Не ты ли так долго ждала для себя уступки?
Нажатие кнопки - секунда. Обрыв. Набор.
Короткая трель - соловьем в телефонной трубке.

Швыряет и крутит, как лодку с одним веслом,
Раздернув по швам, перекраивает по новой...
Отравленный нож заменен роковым числом,
А траурный посох - блестящей стальной подковой.

Внимание, чуткость... Нет хуже проклятья. Как
За искренность слова сражаться с подобной связкой?
Где правят этичность, символика, схема, знак -
Там тысячи масок таятся под каждой маской.

И взор отводя, современный Пигмалион
По мрамору черт не прочтет ни тоски, ни муки;
Но лучше не думать, что сделал со мною он
С тех пор, как меня изваяли другие руки.



Не верьте веерам ее лучей –
Растрачена, рассыпана, как бисер,
Она в своей невыдуманной выси
Не станет ни на градус горячей.

Ни лентой золотой не обовьет,
Ни солнечного счастья не подарит,
А если из презренья не убьет,
То все же обязательно ударит.

Так молния сверкнет над головой,
Раскалывая пасмурное небо…
И кто стоял за ней, но с нею не был,
Однажды позовет ее с собой

На лезвие. А не на остриё.
Играя разукрашенным эфесом,
Он будет божеством, противовесом,
Властителем и зеркалом её,

Единственным мерилом для всего,
Затянутой петлей, цветной уздою;
И если ослепительной звездою
Она взойдет, - то только для него.

Но помня обещание своё,
Она не победит в последнем споре;
И медленно закатится за море,
И канет навсегда – в небытиё.



В Вашем долгом молчании, в Вашей иронии есть
Что-то близкое мне, что-то равное мне и родное.
Не могу объяснить лишь, за что мне оказана честь
Обладать чем-то большим, чем право стоять за стеною.
Я боюсь прикоснуться и ставлю себя под удар;
Ведь владея искусством легко рассыпаться на части,
Можно вынести все, принимая программу как дар;
Перестраивать код, подчиняясь неведомой власти.
Мне легко говорить. Под свободным и быстрым пером
Канцелярский язык обретает свою поэтичность,
И слова, пробежав по стеклу дождевым серебром,
Как ажурный узор, создают виртуальную личность.
И порою смешно, что заметить никто не сумел
В дерзкой речи моей Ваших слов, Вашей песни звенящей,
Что звала меня вдаль, отрывая от сна и от дел, -
Ибо только она и была для меня настоящей.



Что казалось идеей, обращается былью,
Возвращается целью, возмещается сном.
И на лестнице в небо – тень от радужных крыльев;
А на выбранной трассе – то вираж, то излом.

Задыхаясь, взлетая над провалами смысла,
Философскому камню назначаю этаж –
Так раскинуты карты, так расставлены числа,
Так расчеты ментата подтверждают форсаж,

Так решительным жестом намечается веха,
Так ладони Венеры гладят шелковый мех.
За семьсот километров – только отзвуки смеха,
Только отблески слова, но не блеск и не смех.

И финал этой гонки слишком близок и страшен –
Концентрация воли рассыпается в пыль.
И становятся звезды очагами тех башен,
Пред которыми меркнет Петропавловский шпиль.

Что ж – единственный выход – вопреки всему свету,
Авантюрно, с размаху, бросить все на весы.
Не смотрите на время, у меня его нету! –
Я сегодня, как Жанна, разбиваю часы.



Выписывая вензель на стекле,
Не ведая ни жалости, ни жалоб,
Вовеки не скажу: «Сиди в чехле»
Сверканию логических кинжалов.
Моя свобода выбрала тюрьму:
На что мне человеческая слава? -
Я всем принадлежу и никому –
Таков мой стиль, желание и право.
Больнее жить, но проще умирать
Под панцирем циничного неверья;
Рассчитанно и гордо проиграть,
Разбрасывая огненные перья,
Шептать по телефону всякий вздор,
Прозрачно намекать на постоянство,
И в Вашу жизнь влететь, как метеор,
Пронизывая время и пространство.
И если ум исчерпан, то не весь;
Открытостью и личным обаяньем,
Любовь моя, я просто буду здесь,
Назло всем миражам и расстояньям.
Я вижу свой финал и знаю роль,
Но страсть почти всегда сильнее долга:
Мне может изменить самоконтроль –
Да, может. Но клянусь Вам, ненадолго!

                Своего рода сочувствие

Узкая кромка и тонкая корка льда
Приобретают значение символа и закона.
Если жене фараона сказали «да», -
Не позавидуешь горькой участи фараона.

Он не Иосиф, она не Мут-эм-энет
В поисках новых ключей и замочных скважин.
Если жене фараона сказали «нет», -
Значит, ее интерес никому не важен.

Все, что нам нужно, намного реальней звезд,
Если ошиблись со временем, то не с местом.
Женские слезы – вода. И зеркальный мост
Между бессильным отчаяньем и протестом

Создан не с тем, чтоб стремительно протекла
Жизни река впечатленьем пустым и блеклым.
Я, откровенно любившая звон стекла,
Слишком давно разучилась ходить по стеклам, -

Способ гашенья эмоций – не лучший. Бить
Кружки и стопки, надеясь, что будет больно?
Нет, фараон. Если ты обречен любить,
Значит, люби, – и не думай, что с нас довольно:

Все это только начало. И долгий путь
Нам предстоит, прежде чем оборвется слово;
Горе тому, кто не в силах с него свернуть
И не готов к одиночеству. Я – готова.

                Символ веры

Частой сменой эпох, фееричностью тайных обрядов,
С разводного моста наблюдая движение льдов,
Я легко ухожу от былых представлений и взглядов
И с улыбкой смотрю на руины своих городов.

До чего ж ты сильна, убедительность искренней речи,
На осколках души возводящая новый каркас!..
Ни о чем не прошу – но цветком раскрываюсь навстречу
Яркой сини небес и сиянию солнечных глаз.

Ничего не боюсь – и не верю во власть километра,
Даже время – не то, чем не смеет никто пренебречь.
Два широких крыла у шального весеннего ветра,
Серебристая арфа и быстрый как молния меч.

В этом сила и блеск, триединство разорванной мысли,
Обретенная цельность, основа грядущих побед…
Безусловное «да», прозвучав в отрицательном смысле,
Разрешает себя в утвердительно сказанном «нет».