Сборник Инерция цели 2001-2002

Инерция цели

"Эпоху можно считать законченной,
когда истощились ее основополагающие иллюзии"

(Артур Миллер, "Недосказанность")

По гладким камешкам струящийся ручей
Периодически меняет направленье,
И впереди – очередное разветвленье
В хрустальных брызгах иронических речей.
 
Ассоциация – не более того.
И еле слышным колокольным перезвоном
Давно знакомое в доселе незнакомом
Сплелось с мелодией молчанья моего.
 
Так недосказанность рождает интерес;
Она жонглирует подтекстами теченья
Тех быстрых реплик, чье двоякое значенье
Приобретает несомненный перевес
 
Над откровенностью простого языка;
И размывание границ стереотипа
На ржавых петлях, но практически без скрипа
Вращает дверь, что запирали на века.


Энигматическая логика

Какая, однако, удобная точка зрения –
И вовсе не надо вводить стороны этической:
Формальная логика – надо ж! – в стихотворении
Всегда вытесняется новой – энигматической.
 
Отсюда несовершенство обычной критики,
С ее-то математическими раскладками.
И надо заметить, нимало не врут политики,
А лишь как поэты порой говорят загадками.
 
У логики этой законы почти бредовые,
Зато объясняют с завидной невозмутимостью,
Как старым законам на смену приходят новые,
Как лед обретает способность к сверхпроводимости,
 
Как шаг заменяют абстрактные комбинации,
Как роль содержания форме препоручается,
Как значимей слова становятся интонации,
Как скрыть их за видимым смыслом не получается.
 
Сплошное раздолье какому-нибудь католику:
Не зря же стихи – идеальности панегирики.
На башне очаг обретает свою символику;
Мигание символа служит основой лирики.

Сверхчеловек

Он стал моей навязчивой идеей:
Во взгляде за преградой тонких век
Проносится картинной галереей
Не живший никогда сверхчеловек.

Настойчивее вглядываясь в лица,
Я с ходу подмечаю этот свет,
Ломаю все законы и границы,
Но вижу... В лучшем случае портрет.

Не нива – одинокий тонкий колос;
А поводом метаний и скачков –
Бесстрастное лицо, холодный голос
И сдержанный огонь его зрачков.

Во всех его движеньях, в каждой фразе –
Спокойное величие ума;
И сложную игру разнообразят
Жемчужины метафор. Как тюрьма

Мне собственная ясность. Я тоскую
По кружеву тех выверенных слов
И ради развлечения рискую;
А в общем-то и риск уже не нов.

И снова, умоляя первых встречных
Дать пищи свежей праздному уму,
Ищу я в их движениях беспечных
Хоть что-нибудь, присущее ему.

Но мысли их тусклы. Само уродство –
И то не в состоянье лечь на дно.
Я равенства хочу, не превосходства!
Но мне с тех пор и это не дано.

Пусть обвинят меня в смешении понятий,
В слепой гордыне, недостатке простоты, -
Но мне дороже поцелуев и объятий
Недостижимая улыбка красоты.
 
И перед грубой прямотой прикосновенья
Я до последнего останусь в стороне,
Печально вслушиваясь в частое биенье
Стального сердца, не доставшегося мне.
 
Я буду следовать дорогою негладкой
За неизбежно исчезающим лучом
До тех ворот, что запираются загадкой
И отпираются логическим ключом.
 
Других – возможно, но себя не обману я
Упорной верой в снисходительность богов.
И пусть не будет ни руки, ни поцелуя,
Ни затихающего отзвука шагов, -
 
И только светится за сонным листопадом
Словами-искрами осыпанный шатер…
Что б изменилось, окажись со мною рядом
Пылая жаром, породивший их костер?..

О!

Почтительно посвящается А. Усову, автору критики "Капитала"

О боже, что за стиль! Без спора и без торга –
Какое волшебство таит в себе процесс!
Знакомая волна безумного восторга
Внезапно на меня обрушилась с небес.

Какой изящный слог! Как камень драгоценный,
Любой Ваш аргумент я с жадностью ловлю.
Я Вас… почти люблю, мой ритор несравненный,
И весь Ваш дикий бред – тем более люблю!

И как же мне легко во власти благодати –
Я б душу продала за лишний Ваш софизм.
О, как небрежно Вы подменою понятий
Мгновенно, с полтычка, разрушили марксизм!

Как Вашею рукой свободно передернут –
Нет, даже не абзац, не фраза, – но затвор!
Ко мне капитализм лицом своим развернут,
И полон доброты сочувствующий взор.

Оставлю свой цинизм, - ведь он давно не внове
И даже мне самой давно осточертел.
О, сколько красоты в простом печатном слове!
И кто бы до него дотронуться посмел?

Ведь всякий довод мой грубей, чем экскаватор;
Могу ли я копать, коль рядом божество?
И пусть сойдет на нет подлец-эксплуататор
(Зачем наивный Маркс выдумывал его?),

И пусть абстрактный труд, забивший на абстрактность,
Позволит cам себя измерить по часам…
О стоимость! О спрос! О рынка деликатность!
О мудрый капитал, опора небесам!

Блестящею строкой продвинутого века,
Как бисерным шитьем, украшен чистый лист.
Я вижу в Вас его – того сверхчеловека,
Что в памяти моей, как Вы, – идеалист.

Я пристально слежу за каждым пируэтом;
О мертвая петля, о высший пилотаж!
Зачем Вы публицист, рожденный быть поэтом?
Ведь мог бы целый мир услышать голос Ваш!

Изысканно-вежлив, избыточно скромен,
Приветливо-сдержан, учтиво-спокоен.
Одет аккуратно и в меру беспечен,
Не слишком богат, но вполне обеспечен.
Не трус, не предатель; ни славы, ни власти;
Немного мечтатель, романтик отчасти.
Задумчивый взгляд, предвещающий бури…
Конечно, женат. И конечно, на дуре.
А жизнь пролетает, - все мимо и мимо.
Что людям оставит? – Естественно, сына.
А страны, где не был? А чувство полета?
А звездное небо? – Мечты идиота…
Наклонится веер под видом участья, -
Будь камнем на шее, семейное счастье!
И рушат преграды, и множат обманы
Призывные взгляды и смех Каэтаны.
Чечетка колес не чета кастаньетам,
Коварный вопрос не увенчан ответом.
Но - долга и чести уступчивый пленник -
Пристрелят на месте. (Изменник. Изменник!..)
Назло всем реформам сожжет эту повесть
Общественным нормам подвластная совесть.
Устойчива роль, но прекрасна жар-птица.
Он скажет: довольно. Она – дьяволица!
Не жить ей на свете, правдивы поверья, -
Ах, если б не эти блестящие перья!..
И снова, как прежде: немного насмешлив,
Приветливо-сдержан, убийственно вежлив.

Нереальные кадры. Как запись на лазерном диске –
Отмотайте назад. В темноте проступает ясней,
Как за мокрым стеклом разлетается в мелкие брызги
Отраженный кармин светофоров и встречных огней.
Там далеким портретом на фоне придуманных пугал
Я цепляюсь за поручень, как за спасательный круг,
Но смеюсь. Оттого… оттого, что я загнана в угол,
И как дикая кошка, боюсь человеческих рук.
 
В экстремале – всегда – я, наверно, намного счастливей,
Чем в обыденной жизни, в ее повседневной пыли.
Не смотри на меня. Все равно я не стала красивей, -
Тоже мне, Ориэлла с сияющим Жезлом Земли…
Кто ж в конце-то концов под косыми лучами вопросов
Не сочтет мизансценой любой рядовой монолог?
Я смеюсь оттого, что в пространстве моих переносов
Не найдется скрещенья для двух параллельных дорог.
 
Планиметрия ляжет в основу старинных романсов, –
Там все ясно любому по легкому взмаху ресниц,
А моя однозначность утонет в тумане нюансов,
Приведя к облакам траектории микрочастиц.
Я молчу, наблюдая, как ветер склоняет колосья,
Как он стелет мне под ноги мягкий серебряный мох,
И смеюсь оттого, что сливаясь с невидимой осью,
Тридцать восемь часов стали точкой на стыке эпох.

Ты живешь в ожидании рая,
Под защитой надежных замков,
На коленях слова расправляя
Лоскутами французских шелков.
Неизвестности темная карта
Неприметно ложится на стол,
Обаянье двойного стандарта
Формирует двойной ореол.
Ты прекрасна. Едва уловимо
Дрожь ресниц обозначит ответ.
Расскажи-ка, прелестная Нина,
Где подаренный мною браслет?
Как банально – забыла в карете…
Время, время, идущее вспять…
Нет! Честнейшее сердце на свете
У меня не посмеют отнять!..
Но какое хранит выраженье
Благонравно опущенный взор?
Слишком плавно любое движенье,
Слишком тонок плетеный узор…
Не под грузом двойных обязательств
Ты склоняешься, в танце скользя?
Мне нельзя получить доказательств
И сомнений утратить нельзя.
Для тебя это странно и ново –
Предаваться мечтам о другом.
Видно, в сладком мороженом слова
Привкус яда тебе не знаком.

Решать не на бегу, решаться – осторожно;
Я думала – смогу, я думала – возможно;
Расчетливо-легка, как женщины у Чейза,
Не более близка, чем к Солнцу – Бетельгейзе,
В движении – сложна, но чаще – недвижима,
Порывисто-нежна; зато – недостижима.
Я думала – права. Я думала – команде
Послушные слова, как лампочки в гирлянде,
Мне будут отвечать, доверчиво мигая,
И радостно встречать, маня и убегая…
Меняла свет на сталь летящая перчатка, -
Не страшно и не жаль; ни сна, ни отпечатка;
Ни тени, ни следа; ни слез, ни осмеяний,
Лишь долгие года – и драмы расстояний.
Причудливы как дым мелодии пробела;
Я следовала им, как издавна умела;
Теряясь между строк, пока была готова
Служить тебе, мой рок, помноженный на слово!
Смеяться, уходя; искать опустошенья,
И храмы возводя во имя разрушенья,
По тысячам картин, по голосу преданья
Искать среди руин опор для созиданья.
Но камень новых стен мгновенно обесцвечен:
Мой хрупкий Карфаген, ты так недолговечен!
Я видела и Рим чарующе-печальным,
Но менее живым. И менее реальным.
Сложней его узнать, сложнее привязаться;
Но проще отказать. И проще отказаться.

Традиционна трактовка греха,
Равно и способ плести паутины.
Мне как всегда не хватило штриха
Для составления цельной картины.
Что-то в ней важно, а что-то пустяк:
Сцены, слова, эпизоды, мгновенья…
Вся наша жизнь распадается, как
Ржавая цепь на отдельные звенья.
Взвешивай «против», оттачивай «за»
Не предоставленных мне полномочий, -
Я защищаюсь. Я прячу глаза
За ожерелья своих многоточий.
Не обвинит – никогда, никого -
Правда, прошитая лазером взгляда.
Счастье, как минимум, стоит того,
Чтоб заплатить за него.
Сколько надо.

Да, сомневаться не с руки, -
Мы говорим одно и то же,
Так бесконечно далеки
И так немыслимо похожи.
В неотразимости атак
Нам бесполезно состязаться;
И лучше быть, а не казаться,
Хотя порой не зная, как.
 
Ведь подтвердит любой дурак,
Что долго ждать – не в нашем стиле.
Конечно, что-то здесь не так,
Мы явно что-то упустили.
Неодолима, как скала –
Неуловим, как вор в законе.
– Нет, я чего-то недопонял…
– Нет, это я не поняла…
 
– Да и подумать не могла,
Хотя слегка подозревала…
– Как будто искренна была?
А вдруг талантливо играла?
Два недоверия в борьбе
За то, чтоб выразить яснее,
Что мы обычно тем честнее,
Чем больше знаем о себе.
 
Неподчинение судьбе
Не объяснить и не измерить.
Пусть сердце верило тебе, –
Но ум отказывался верить.
– Тебя нельзя не полюбить…
– Тебе не нужно пьедестала…
…Догнать во что бы то ни стало,
Уже в дверях – остановить…

Ты поздно приходишь и рано встаешь по утрам, -
Хотя по утрам не луна бы светила в окошко.
Неслышно ступая по мягким пушистым коврам,
Крадется к тебе растолстевшая белая кошка.
 
Небрежно погладишь атласный лоснящийся мех,
Считая в уме отношенье прибавки в потере.
В серванте хрусталь зазвенит так похоже на смех,
Услышав щелчок равнодушно захлопнутой двери…
 
И многое можно от жизни еще получить:
Элитного корма недаром насыпано с горкой;
Есть стенд, чтобы когти, красивые когти точить;
А все-таки жаль, что не стать чистокровной ангоркой.
 
А все-таки жаль, что не смея сказать ничего,
В сплошном монолите души не просверлишь отверстий.
Во имя чего ты уходишь, во имя чего?
Во имя вот этой волнистой струящейся шерсти?
 
Во имя тех глаз, что зажмурясь, не смотрят вперед?
Во имя безвольного, сыто урчащего тела?
Она тебя ждет. Ну конечно, она тебя ждет:
Она без тебя бы, наверно, и жить не хотела…
 
Но что б ни предприняли сильные мира сего,
Ты должен вертеться, цепляясь за то, что поближе.
Во имя чего эта гонка, во имя чего
Свободное время приносится в жертву престижу?
 
Ты поздно приходишь. Давно бесполезны слова,
Накатана плоскость, протоптана к небу дорожка.
Неслышно ступая по мягкому ворсу ковра,
Глядит сквозь хрусталь растолстевшая белая кошка.

Изысканно-вежлив? И правда. Настолько,
Что мигом судьба подложила свинью.
Обоим по тридцать. Ну смех, да и только, –
Давно бы пора научиться вранью.
За то, что ни место, ни время не стерло,
За то, что мы ценим и чем дорожим,
Мне – холод ножа у открытого горла,
Ему – ультиматум и строгий режим.
Семья! Социальность! Пустая ячейка
Среди миллионов подобных структур.
На серости дней золотая наклейка –
Предмет вожделенья настойчивых дур.
Изысканно-вежлив… Избыточно скромен…
А кто-то сочтет, что цинично жесток.
И общество скажет: «Виновен! Виновен!» –
Бросая к ногам календарный листок…
Предпишет мораль сериал покаяний –
Не этим ли лечат душевный разлад? –
Вокруг безраздельная власть расстояний
И строчек моих бесполезный каскад.
Изысканно-вежлив… Морально устойчив,
Корректно-изменчив… Забудет! Предаст!
Красивый сюжет оборвет, не закончив,
Изломанных линий ненужный балласт.
Я знала, что путь безнадежно отрезан,
Хотя не могла просчитать остроты;
И все-таки сладить с каленым железом
Никто не сумеет. Ни время, ни ты.

«Ты напрасно мечтала казаться умней,
Оставаясь по сути – невеждой…»
Я живу между двух путеводных огней
Исчезающе малой надеждой.
Что на этом пути происходит со мной?
Все равно… Оставайся спокоен…
Я гармонии мира не знаю иной –
Он, как я, – безнадежно раздвоен.
Обвиняя меня… Подожди, не спеши, -
Понимаю, что это не праздность, -
Но на двух полюсах осторожной души
Все равно сохраняется разность.
Слишком много иллюзий и тайных имен,
Слишком тих неразборчивый шепот.
Проницателен, да… И чертовски умен…
Но не тот полемический опыт.
И хотел бы, конечно, заметить, поймать,
И украсить пластмассовой пломбой…
Черный ящик? Ты прав; но хотелось бы знать:
Что в нем общего с ядерной бомбой?
Отчего ты решил, что затмение лун
Приведет к мировым катаклизмам,
А насмешливый, дерзкий, расчетливый ум
Оснащен часовым механизмом?
Никому ничего никогда не дарил
И себе до конца не изменит…
Я достойна того, кто меня сотворил.
Сожалею, что он не оценит.

Изобретая нереальные святыни
И освещая их серебряной луной,
Моя душа в своей безудержной гордыне
Еще пытается казаться ледяной.
 
Но угрожая неминуемой бедою,
Втекает ночь в полураскрытое окно.
Вино со временем становится водою,
Да жаль, вода не обращается в вино.
 
Непогрешимость саркастической усмешки
Персидским ковриком повисла на стене.
Зачем в иллюзии божественной поддержки
Мое неверие отказывает мне?
 
Не оттого ли, что сомнительного дара
Я оценить бы, вероятно, не смогла,
Забившись в угол в ожидании удара
И понимая: нападут из-за угла?..
 
Противоречие. Отсутствие амбиций
И неумение остаться не при чем.
Лишь нерушимое могущество традиций
Висит над разумом. Дамокловым мечом.

Вьюнок надежды оплетал
Предутренний туман.
Был как магический кристалл –
Мерцающий экран.
Ему, уставшему от дел,
Технический мудрец
Успешно выставил предел
Шестидесяти герц.
 
И я по выпуклости строк
Рассеиваю дым,
А весь мой замкнутый мирок
Мерцает вместе с ним;
Я привыкаю отвечать
Подбором партитур
И каждый пиксел различать
У шахматных фигур.
 
А на душе черным-черно…
И прячет тишина
Рациональное зерно
Экранного зерна.
Мне не постичь его красот,
Не выстрелить в упор,
Как восьмистами на шестьсот –
В треклятый монитор.
 
Так было раньше, так сейчас
И так во все века;
Что за беда – не видеть глаз,
Пока жива строка!
В колодец радости не плюй,
Мерцанье – не печаль;
Хотя... Четырнадцатый дюйм –
И вся диагональ!
 
Хотя не стиснуть небеса
Границами окна,
Хотя прокрутки полоса
Частично не видна,
И мысль: «Сгорит себе – и пусть!» –
Довольно частый гость,
А недоверие и грусть
Оправдывают злость.

По факту – одобрено. Но – никак
Нельзя подобрать аргументов за
Умение вовремя сделать шаг,
А в нужный момент отвести глаза.
Судьба не участлива. Никогда.
И лучше бы ей не играть со мной.
Была ли я счастлива? Раньше – да.
Но то было раньше. Причем – весной.
И вот – преднамеренность. Блеск. Металл.
И поздно с концами концы связать.
Откуда уверенность? Кто бы знал.
А я ничего не желаю знать…
От смеха звенящего снег вершин
Лукаво искрит со своих высот.
У черного ящика нет души –
Однако есть выход. А также вход.
Не стоит угадывать, в чем мое
Порой – преимущество, чаще – вздор.
Так падает занавес. Так копье
Встречает достойный и злой отпор.
Он тщательно выштопан – стоп-сигнал
На траурном шелке моих побед.
Нельзя, говоришь ты. Когда б не лгал!
Я знаю, что можно. Желанья нет.

Все иначе? Банально, до боли, до смеха знакомо:
Мы не зря в чем угодно свой опыт берем за основу…
Мне б не знать досконально отточенных жизнью приемов,
Мне бы верить любому, любому избитому слову…
 
Мне бы светом наполнить сюжеты в отместку шаблонам,
Отказаться от схемы и места в системе единой,
Мне б не думать, не помнить, не следовать старым канонам,
Оставаться всегда - недосказанной, неповторимой.
 
Все иначе. Не дважды, не трижды названием новым
Наделяли мы то, в чем для нас не таилось вопросов.
Мне б не видеть за каждым чарующе-ласковым словом
Многократно проверенный,
                точно просчитанный 
                способ.

Не останется в целости
                и сохранности
                то, что хрупко.
Я сыграю по нотам
                комедию слабости
                и значения
Неожиданной смелости
                или странности,
                но поступка,
Где нашлось бы хоть что-то,
                присущее радости
                отречения,
Отыскать нет возможности.
                Но фатально
                пренебрежение;
Страшно думать о том,
                что постройка
                должна быть сломана,
И в ущерб осторожности
                моментально
                приняв решение,
Понимаешь потом, -
                ах, насколько
                оно рискованно!
В неучтенном событии,
                вероятности
                ошибиться
Остается причина страдать.
                Но не знавшая
                большей низости,
Я могу лишь нажить себе
                неприятности.
                А разбиться
Может чья-то
                невинная жизнь,
                оказавшаяся
                поблизости.

Глаза веселее, шутливей протесты,
Длиннее цепочка стальных якорей,
Быстрее походка, уверенней жесты,
Проворнее перья и фразы острей.
Таинственный блеск драгоценного клада,
Осенних вуалей цветной крепдешин, –
От смелого взгляда, от гордого взгляда,
От нежного взгляда – до снежных вершин.
А где-то на окнах зажженные свечи,
Обманутой веры седой волосок.
Каскад многоточий настойчивой речи
Обрывками четок летит на песок.
Но замок воздушный возводится снова.
Не в силах постичь, не умея помочь,
Он ждет возвращенья звенящего слова,
Крылатого слова, летящего в ночь.
И теша себя бесполезною сказкой,
Вдоль края интриги теснятся полки
В погоне за лаской, за призрачной лаской,
Порывистой лаской короткой строки.
Как странно бывает, когда понимаешь
И ставку на опыт, и тонкий расчет –
Услышать тот голос, который ты знаешь,
Который ты знаешь – и помнишь еще.
И осень, как пепел враждебного флага,
Извилистый путь выстилает судьбе
Последнего шага, безумного шага,
Давно предрешенного шага к тебе.

И можно было бы ладонь разжать,
Осыпать жемчугом и подытожить:
Непонимания не избежать
И расстояния – не уничтожить.
Ограничения любым правам,
Табу и прочее – давно не диво;
Но не иллюзия трещит по швам,
А ткань теории в местах разрыва.
Ведь ты и мысленно – нечастый гость
В краю, где с тайнами не делят крова;
Но грусть и ненависть, тоска и злость, -
Все разбивается о камень слова,
А то, что кроется за ним – темно:
Кто знает, нет ли в глубине – презренья?
Не самолюбие оскорблено,
А просто вдребезги – мировоззренье;
И тем мучительней последний миг
Очарования твоей загадки;
Процесс познания, зайдя в тупик,
Смеется прочности кирпичной кладки;
Пренебрегая и добром, и злом,
Мешает в кучу альтруизм и подлость
В слепой решимости шагнуть в пролом,
В ту недоступную для мысли область,
Где у соблазна миллионы лиц,
А на вопросы не найти ответов;
Где не нащупать никаких границ
И никаких не наложить запретов.

Словно ветер в изножье кровати
Шелестит, продолжая рыдать:
«Ты заплатишь! заплатишь! заплатишь!
Если все-таки смела предать…
Наплевать, что я этим разрушу,
Лишь бы вычислить точный ответ –
Я с любым разделю твою душу –
Все равно у тебя ее нет.
 
По дороге от лета до лета
Ты смеялась, гася фонари,
Вся в потоках янтарного света
На пороге осенней зари.
Распахни все оконца и дверцы,
Развлекайся, блокируя вход;
Так и так: разбивать твое сердце –
Все равно, что рубить небосвод.
 
Мертвый груз молчаливого «если»
Тяжелее любого креста;
Черной кошкой свернется на кресле,
Горькой нотой скатится с листа
Диалога последняя точка, -
Потрудись обесценить его!
А потом раздавай по кусочкам
Все, что есть у тебя – твоего»

Поезд №

Вечер. По-моему, девять часов. В окне –
Черные листья, а небо – еще черней.
Страх улыбался, когда подходил ко мне,
В тайне держа разветвленья своих корней.
А за окном убегали назад огни,
Но – сожалеть? Никогда. Ни за что. Никак.
Думай. Ищи оправдания, черт возьми,
Если не в силах понять, что слова – пустяк,
Действия – шутка, судьба – голубой экран,
Люди – актеры, подмостки – пустой перрон.
Пятый – плацкартный, двенадцатый – ресторан;
Где-то меж ними качается мой вагон…
Рано темнеет – не правда ли? – в октябре.
Страшно мелькать между тамбуров, между строк…
Страшно подумать, что пешка в чужой игре
Не в состоянье предвидеть ее итог.
Страшно? Тем более – думай. Тоску отбрось.
Спят пассажиры – отлично. Шаги легки.
В тамбуре – пьяные. Режущий взгляд – насквозь:
Что, отшатнулись? Естественно. Дураки…
Страх отступает, врастая корнями в дым.
Думай бесстрастно. Воспользуйся тишиной…
Тянет на подвиги? Или же клином клин –
Лучшая тактика против себя самой?
Бармен был вежлив. Вагон-ресторан красив.
«Будьте добры, две бутылки». – «Открыть?» – «Да-да».
Мчался сквозь ночь к Ленинграду локомотив…
Думай. Когда все забудется? – Хрен когда…

Как интересно… Я, видимо, что-то теряю;
Впрочем, понятно. На то и дороги кривые.
Не доверяю. Естественно, не доверяю!
И недоверие, кстати сказать, не впервые.
 
Если слова безупречно красивы, то ясно:
Раньше они непременно нуждались в шлифовке.
Не доверяю – и пусть говорят, что напрасно:
Я б от души посмеялась такой окантовке
 
Общей картины, которую я столь поспешно
Где-то – не помню уже – для себя набросала.
В целом, попытка меня убедить – безуспешна.
Не доверяю – и часто об этом писала.
 
Плачут другие. А я в сотый раз повторяю –
Гордо и зло, саркастично и холодно – «Мимо!»
Не доверяю. Естественно, не доверяю!
Так что, наверно, практически неуязвима…

Эту правду давно повторяют поэты любого века –
Не обманчивость самых ярких его огней,
Но хорошие дни ожидают разумного человека, -
Прямо скажем: совсем немало
Хороших дней…
 
Только их череду из обычного ряда не выделяя,
Все, что можно решить, – решая в один момент,
Позволяя себе быть безумной – вот именно, позволяя! –
Я готовлю, как всякий практик, –
Эксперимент.
 
И хотя мне вполне понятно, что чревата иными днями
Сумасшедшая жажда счастья, где тонет страх,
И у времени будет возможность сто раз поквитаться с нами, -
Нам всегда остается память
О лучших днях.
 
И на фоне их многое будет казаться полнейшим вздором:
Ошибаясь, ищи ошибку, а не вину.
Умирать одинаково глупо и дома, и под забором,
И в кругу безутешных близких,
И одному.

Как вызов красоте – чудовищная власть
Божественного «нет»
Намеренью хранить одну и ту же страсть
В теченье многих лет.
 
Не вечен идеал; фантазия и быль
Меняют королев;
Взлетающий песок и мраморная пыль
Заносят барельеф.
 
Под шлейфами ветров колеблющийся свет
Погаснет без борьбы;
И пальцами людей с поверхности монет
Изгладятся гербы;
 
Утрачивая смысл в изящных вензелях
Напыщенных словес,
И буквы на листе, и профиль на полях
Уместятся в разрез
 
На ткани бытия, – ненужные, ничьи.
За долгие века
Смыкаются края, сливаются ручьи, –
Стирается строка.
 
Бессмертную любовь придется растоптать
Задолго до могил;
А слезы или кровь вовек не cмогут стать
Устойчивей чернил.

Улыбаться надменно, играть в слова,
Не искать ни опоры себе, ни места,
Разворачивать образ, делить на два
Неприступную цельность любого жеста,
Упрекать себя - не в чем! - который раз
Перечитывать строки, - но как могла я
Не заметить тогда, не понять сейчас,
Жить, не зная основ, ничего не зная?
Закрывая глаза, возвращая март,
Где все сказано было настолько внятно,
От мерцающих шахмат до ветхих карт -
Вы не знаете, как я хочу обратно!..

Крушенье мира и падение корон
За красотой непродолжительных свиданий…
Но боже, этот покровительственный тон
Самоуверенности самооправданий!
 
Покой дороже всевозможных перемен;
Хотя натянуты невидимые нити,
Нам ни к чему свободолюбие Кармен,
Когда поблизости хорошенькая Кити.
 
И нерешителен, и тонок комплимент,
Едва заметный из-за фонового шума,
Где даже самый незначительный момент
Так завершен и стилистически продуман.
 
Ведь разум холоден, расчетлив и жесток;
Какими б красками в нас чувства ни играли,
Рука традиции натянет поводок
В знак поклонения величию морали.
 
Как после этого не дать себе совет
Не говорить о том, что раньше утаила?
Там, где нет действий, - и намерения нет:
Одно желание – оставить все как было;
 
И чуть насмешливо глядеть издалека
На то, как резко изменяется основа,
На то, как быстро обрывается строка
И как уверенно подобранное слово
 
Бьет точно в цель и попадает точно в масть,
Согласно принятой законом рецептуре.
Но оттого, что было так легко попасть,
Дорога следует по замкнутой фигуре
 
Вдоль представления, которое давно,
И вероятно, навсегда сформировалось.
Так это все, что в результате мне дано?
Так это все, что на поверку мне осталось?

То ли крылья заката
Безнадежно повисли,
То ли долу склонился
Обесчещенный флаг.
Восходящей спиралью –
Путь настойчивой мысли:
Если нужно, то можно;
Если можно, то как?
 
А они – пусть топорно,
Но зато о высоком:
О великих идеях,
О могучей стране,
О надежде и вере,
О победе над роком,
О возврате к истокам,
О священной войне.
 
Что в богатстве иллюзий,
Раз умом не богаты,
И везде результаты
Непродуманных мер…
Дипломатия, бизнес,
Неустойки, зарплаты,
Вырождение наций,
Столкновенье химер.
 
Надо делать расчеты
И за верною нотой
Набирать обороты,
Покорять высоту…
Но все меньше охоты
Филигранной работой,
Заменяя кого-то,
Заполнять пустоту.

Инерция цели

О сдержанность, сдержанность! – шелковый флаг,
Настойчиво льнущий к взбешенной метели…
Все так же, как прежде, все в точности так:
Различие только в отсутствии цели.
 
Победную песню поет простота,
Сближая людей, что столпились у сцены;
И в зрительном зале остались места
Любителям риска, скирдующим сено.
 
Блаженное время! – Война не война,
Потоки похвал - за домашние склоки.
И странно, что сзади глухая стена -
Смешных обстоятельств бетонные блоки…
 
Небесный шатер потемнел по краям,
И мысли, и речи пропитаны ядом;
Чужие запястья привыкли к цепям,
И нет никого, кто решится быть рядом
 
Со мною… А впрочем… Да разве б могло
Созданье земное прожить без опоры?
Он выйдет навстречу, подсадит в седло;
К ногам пристегнет золоченые шпоры;
 
Протянет копье, улыбнется слегка
И скажет: «Терпенье! Всему свое время!»
Что ж, эта рука не держала клинка,
Зато научилась придерживать стремя.
 
Инерция цели… Рожок протрубил
Знакомый мотив: уходи, уходящий!
Ведь только такой ты меня и любил:
Беспечной и смелой.
Стальной и блестящей.

Мне Вас не удается заменить
И в будущем, возможно, не удастся.
Отчаяния поздно опасаться –
Все кончено. И некого винить.
Мне Вас не удается заменить –
Тем лучше. Тем бесцветные одежды
Привычнее. Тем меньше от надежды
Приходится лелеять и хранить.
Тем проще удовольствий не ценить,
Смотреть на мир спокойно и бесстрастно,
Смириться, ибо все предельно ясно.
Мне Вас не удается заменить.
*****
Я буду точно так же улыбаться,
Отстаивая ту же точку зренья;
Не верить ни во что, не поддаваться,
Не требовать, не ждать вознагражденья;
Свободно и легко сходить со сцены,
Как пьеса, не имевшая успеха;
Встречать без удивленья перемены,
Дозировать раздачу слез и смеха,
Идти, за идеалы не цепляясь,
По листьям, по осколкам звездопада;
И тихо удаляться, отделяясь
Стеной непроницаемого взгляда.

Осточертев самой себе,
Плоды посевов пожиная,
Смотрю в глаза своей судьбе,
Витую пару обжимая.
 
В сезон ужасных холодов
Не понимаю парадокса:
Зачем обрезки проводов
Торчат из гладкого гипрокса?
 
Ремонт – безумно дорогой,
Да плюс на радость идиотам
Экранировочной фольгой
Знакомый кабель перемотан;
 
С чего б жалеть о мелочах
И погрязать в тарифных сетках?
Нет! Экономим на клещах,
Винтах, коннекторах, розетках…
 
Замысловатые узлы
По стенам вьются кренделями;
Я заползаю под столы,
Гоняюсь – тьфу! – за кабелями,
 
Ловлю их – каждого – за хвост…
А мне б сейчас – самарской водки:
Я подняла бы с горя тост
За нестандартные разводки,
 
За новый тестер под рукой,
За факс-модемы «Мotorola»
И тех RJ-шек упокой,
Что я случайно запорола…

Ты хочешь ответа, и я понимаю, зачем.
При явном наличии легкого непостоянства
Мы все же аналог двух крохотных точек пространства,
Входящих в статичную область исчерпанных тем.
 
Реальное небо находится там, за чертой.
Я слышала, где-то в районе созвездия Лиры
Вчера обнаружились явные черные дыры,
Готовые вспыхнуть – хоть завтра – сверхновой звездой.
 
Нет, люди для опытов малопригодны. Им вновь
Не стать исключеньем из общего правила. Цели
И средства все те же. И как говорил Дизраэли,
Победа эмоций над разумом – вот и любовь.
 
Но мне нужно больше, чем нежного чувства вино,
И я в этом смысле придирчива, словно Роксана;
Меня, ослепляя, влечет красота Кристиана,
Но что красота по сравненью с душой Сирано?
 
Любовь не должна заставлять человека глупеть,
Страдать от бессилия, ревности, горя и злобы;
Я часто вставала под эту свистящую плеть,
Но только затем, чтобы выиграть в скорости. Чтобы
 
Шагнуть за черту и увидеть мелькание строк,
Скрестить свою шпагу с достойным противником. Встретить
Иронию, гордость, блестящего слова клинок –
Я знаю его. И могу адекватно ответить.
 
Твои же вопросы – как камни из древней пращи,
Мне волей-неволей приходят на ум пистолеты…
Тебе не нужны – ни советы мои, ни ответы.
Где может быть выход? Откуда я знаю. Ищи.

Нужна ли искусству
Краса переплета,
Свободному чувству -
Спиральность полета,
 
Песчинкам событий -
Волна беззаконий,
Разорванность нитей,
Разжатость ладоней?
 
От счастья - не легче:
Под дверь просочилось,
Настойчиво шепчет,
Что «так получилось»:
 
Мол, ветер измены
Крылом прикоснулся -
И дрогнули стены,
И круг разомкнулся,
 
И жизни дороже
Поток откровений…
Цепляясь за вожжи
Других впечатлений,
 
С мечтой о потере,
На грани испуга,
Не верю! Не верю
В разомкнутость круга…
 
Ночами и днями
Привычка поэта -
Сражаться с тенями
И слепнуть от света;
 
Выстраивать фланги,
Играть на подмостках,
Трубить, как архангел,
На всех перекрестках
 
О том, что отрадно,
О том, что интимно;
Любить - безоглядно;
Любить - не взаимно.
 
Душа человека
Не терпит повторов,
Дурацкого смеха,
Детальных разборов;
 
Она моментально
Про все забывает, -
Вот это - нормально.
А «так» - не бывает!

Любя и теряя кого-то – неважно, кого, -
Объект или образ – хранить безразличие сложно;
А хуже всего – что действительно хуже всего –
Попытка ему отомстить за себя – безнадежна.
Ты можешь исчезнуть, ты можешь явиться опять
На миг пробудив интерес к мимолетным повторам;
Людей насмешить неумелым порывом блистать,
Минуты заполнить бездумно-наигранным вздором, -
Я знаю, как это бывает. Во все времена
Нельзя достучаться – мольбе не находится места:
Стена на молчанье. На нежное слово – стена.
Стена на проклятья, призывы, кинжалы протеста…
Отныне – знакомо, не так ли? Свинцовый браслет
Сомнений и скачущих мыслей ненужное бремя…
И в камень стены моего незвучавшего «нет»
Небрежно вбивает кольцо уходящее время.
Но выход – он есть! Я нашла его пламенем строк,
Звенящих клинками в неистовом споре с судьбою,
Сжигающих годы – затем, чтоб в назначенный срок
Увидеть. Услышать. Узнать. И увлечь за собою.