Героика. Глава 3. Одиссей и Паламед

"Паламед, скажи мне, куда путь держит судно,
В залив Коринфа явно; к какому из царей?".
"К правителю фоке'ян попасть скорее нужно;
Схедий горделивый ждет нас, Одиссей".

"Ты что, договорился с ним об этой встрече?".
"Нет. Он еще не знает о замысле войны.
Но он корабль мой видел в позапрошлый вечер,
Плывущий мимо брега всей его страны.

Понял он, наверное, что вовсе не с товарами
Паламед направился к Итаке берегам,
Минуя Пифос солнечный с пышными базарами
Дав ветрами полниться у судна парусам".

"Ох уж этот Схедий, досадовал он сильно,
Что не ему досталась Елена в споре том.
Теперь еще сильнее огорчится видно,
Узнав у нас причину, его наведать дом".

"Много, кто считает умным Одиссея,
Ты не обижайся, только я - не все.
Дело то, которое невольно ты затеял,
Каждый на богатую тут корысть подсел.

Подумай сам, торговля не делает богаче
Ни продавца товара, и скупщика его.
Она лишь продлевает жизнь так или иначе,
Прозябать оставив всех до одного.

А в войне победа принесет народу
Новые богатства и добавит сил.
Вот зачем, так скажем, и кому в угоду
Менелая брат войну провозгласил.

Согласно клятве данной по поводу Елены,
Теперь собрать всех вместе настал момент, Ура,
С единою державою прийти под Трои стены
Где плоды победы придет делить пора.

Ты слышал о Египте, где фараон-властитель
На войнах укрепляет народа силу, мощь,
Где богат и воин и даже каждый житель,
Где невольник даже по своему хорош.

Вот почему любой царь легко и без упреков
Согласится сразу участвовать в войне
С общим скопом будет действовать жестоко,
Чтобы победить и выиграть вдвойне.

Только ты один Одиссей не понял
Замысла победы в нашей тут войне,
Решив отмежеваться, убежал на поле
И речи непотребные выкрикивал там мне.

"Паламед, ты умный, я с тобой не спорю.
Для меня ты будешь истый фараон.
Новую историю поведут народы,
Если ты возглавишь поход наш, а не он,

Агамемнон-воин, царь Микен, за брата
По логике берется серьезно отомстить.
И это всем понятно, тут Троя виновата,
Но мудрости тебе, ему не уступить.

Твой острый ум и хватка признается всеми
Ошибки Агамемнона повредят войне.
Ты хочешь быть в тени только из-за лени,
Тенью ты и станешь по своей вине

В истории навечно, хоть ты изобретатель
Игры войны великой. Меня бы научил".
"Она проста - тут рубка идет совсем без сабель,
Без мечей, без шашек из последних сил.

Вот стол перед тобою. Разбит он на квадраты.
На черных трех редутах двенадцать ахеян
Выстроились к бою, а против них пираты
Или скажем лучше - двенадцать тут троян.

Представь себя Приамом, царем высокой Трои,
Который, как и я, выстроил полки
С двенадцатью героями, редутов тоже трое
На черных клетках тоже. С тобой мы игроки.

По черным клеткам ходят у нас с тобой герои.
По очереди рубят друг друга так и так.
Тут раненых не будет и не прольется крови.
Тут важно провести успешный ряд атак.

Смотри, хожу я первым, теперь твой ход, ходи".
"А я пойду, вот, так же, как и ты, - налево".
"Пожалуйста. Я дальше. Вся битва впереди".
Пошли рубиться шашки отчаянно и смело.

Одиссей в восторге, хоть проиграл сражение:
"Давай еще теперь." - товарищу кричит.
А Паламед увлекся и тоже в нетерпение
Шашки расставляет и про себя ворчит.

"Научишь вас, забудете вы о своих заботах,
С утра до поздней ночи станете играть.
Азарт, он как наркотик для гибнущих народов,
Которых легче легкого себе завоевать."

Ярко загорелись глаза у Одиссея:
"Давай еще сыграем." - снова проиграв
Кричит и умоляет соперника-злодея,
Который ухмыляется, от всех побед устав.

"Все. Хватит, Одиссей. Игрушки надоели.
Мне нужно поразмыслить, что Схедию сказать
И чтобы дальше мы потом успели
Повозку к Орхомену все же заказать.

Царь Аскалаф не ждет там вовсе нас с тобою,
Но клятвой "жениха Елены" повязал
Всю свою судьбу с ахейскую войною,
О которой вряд ли он что-либо знал.

"Хорошо, я понял. Скажи мне без утайки,
Что ты там чертишь в пергаменте своем?
Какие-то крючочки, какие-то там знаки?
Каким ты наделяешь их колдовским огнем?".

"Да, нет тут никакого колдовства, дружище,
Все эти знаки нам можно говорить.
Этот А-знак ты легко себе отыщешь
Средь других. Теперь начни произносить".

"Вот А, и вот опять А, мудрый Паламед".
"Молодец усвоил. А вот О-знаком будет.
Найди теперь такие, произнося их вслед.
Надеюсь твоя память такого не забудет".

"Вот О, и вот опять О", - Одиссей заокал.
Паламед смеется: "О, да, ты  способен.
А это И-знак кричи, как горный сокол,
Обнаружив зайца. Ему он в пищу годен".

"И, А, О, А и И", - Одиссей увлекся,
Взглядами по строкам, ища знакомый знак.
А Паламед сидит себе, шкурами облекся,
В небе птиц гаданием занялся никак.

Потом с другими знаками знакомил Одиссея.
Хорошим оказался этот ученик,
Быстро он учился так читать, затеял
Расхваливать учителя, к чему тот непривык.

Ты знаки сам придумал, иль кто надоумил?"
"Я лишь слегка подправил для речи ахеян.
Многие народы уже имеют звуки
Записывать в пергамент лучше египтян".

"Где же ты набрался столь мудрости отменной,
И расскажи мне также, кто тебя учил?".
"Это Одиссей мой, судьбою сокровенной
Я тому обязан, кто уже почил.

Мой отец, ты знаешь, Навплий, царь Эфбеи
Командовал абантами на острове своем,
При дворе великого изгнанника имея,
Дедала-мудреца, искусного с огнем.

Все детство в изумлении я находился часто
Видя, что чудесного творит Дедал-мудрец,
Воспитывая сына Икара твердо, властно,
И меня несчастного, как захотел отец.

Он научил, нас с сыном, золота расплавы
От других металлов строго отделять,
И круглые монетки, как будто для забавы,
В специальных формах спокойно отливать.

Теперь могу я точно, монетками такими
Стоимость любого предмета соизмерить,
Хоть корабля, хоть дома твоего отныне,
И в этом ты мне можешь точно уж поверить.

Ко мне везут с Эллады изделья золотые,
Я на монетки эти меняю их легко
И снова отливаю новые, простые
Монетки золотые, только и всего".

Одиссей сидел уже, как потрясенный
Слушая рассказчика, заглядывая в рот,
Подумав про себя, как вот оно богатство
Само собой в Эвбею, к острову, плывет.

Теперь понятной стала сила Паламеда
Среди ахеян царственных, а с нею и почет.
Тогда зачем теперь нужна ему победа
Над Троей крепкостенной, может все он врет?

"Но Дедал, я слышал, у Миноса на Крите
Лабиринт построил и вскоре улетел,
Не мало сотворив сказочных событий
И великих, царственных всевозможных дел".

"Все так. И это знал, царь Минос всемогущий
С Эфбеи мудреца легко переманил.
Мне очень было жалко расстаться с ним, но пуще
С Икаром-другом верным, которого любил".

И Одиссей увидел, слезу у Паламеда,
Которая скатилась прямо на усы:
"А что еще такого, ты мог бы мне поведать
Из ученья мастера, тут говорят часы

Он изобрел и время возможно стало мерить".
"Ах, Одиссей тут долго можно говорить,
Тут трудно просто так, со слов, всему поверить
Чему Дедал практически мог нас научить.

Ну, например, казалось бы мастеру не сложно
Лепить скульптуры глиной, иль с камня высекать.
А Дедал вдруг сделал попросту возможным
К обрубкам инвалидов руки стыковать.

Да, не просто руки, а с мечами руки
Чтобы однорукий мог защитить себя.
Мог он так же ноги просто так от скуки
Одноногим стыковал, ближнего любя.

Тайнами великими владел он столь искусно,
Что потрясало смертных до глубин души.
О скрещивании рыбок рассказывал он устно,
Но только не людей с животными в тиши".

Одиссей все слушал, но вопрос остался
В голове его довольно не простой:
"Паламед скажи мне, я засомневался,
Зачем под стены Трои ты сам спешишь на бой?

Другим царям, понятно, нужна большая прибыль,
Чтоб силу и могущество лучше укрепить.
А тут итак же золото течет в твою обитель,
Успевай монетки там золотые лить?"

"Какой ты непонятливый, Одиссей-воитель.
Ну что ж тебе я должен снова повторить,
Что поход на Трою есть сам объединитель;
Единую империей ахеян станем жить.

А кто ее возглавит на руинах Трои?
Агамемнон что ли? Ему не по зубам.
На таком ответе, с тобой кончаю спорить,
Надеюсь там удача улыбнется нам".

Паламед задумался, а Одиссей подумал:
"Я помню, как безжалостно, младенца в борозду
Ты бросил невиновного прямо перед плугом.
Как жестокосердному власть доверить ту".