И снова Беня, Моня, Соня

И опять всё об них

Как часто на своей режимной зоне
мятежный Беня Соню вспоминал,
из-за которой безутешный Моня
устроил тот трагический скандал.

Ну чтоб ему не гнать свои мотивы,
являя миру жертвенный талант,
так нет же он пытливо и ревниво
следил за Соней, словно диверсант.

А та мамзель, поев форшмак с креветкой
и выпив водки двести грамм зараз,
вдруг повела себя как профурсетка
и стала строить Бене томный глаз.

Она кипела страстью жаркой бездны
и завлекала Беню, как аркан.
А Беня был ведь вовсе не железный,
и тоже произвёл в себе вулкан.

И так как был в подпитом возбужденье,
то Сонин подстрекательный прищур
воспринял как призыв и приглашенье
к свершенью восхитительных лямур.

И в тот же миг, укрывшись на балконе,
под шум берёз и трели соловья,
шептала, припадая к Бене Соня:
- Бери меня! Я вся уже твоя!

И враз сошлись взрывные эти лавы,
пускай не динамит, а лишь карбид.
Но Моне это стало не по нраву,
и Моня возбудил в себе обид.

Едва они нашли с удобством позу
и приступили совершить обряд,
как вдруг ворвался Моня, как с наркозу,
уже не муж и брат, а просто гад.

И всё в такое вылилось сраженье,
и так был Моня зол и разъярён,
шо до сих пор на теле носит Беня
глубокий шрам от Монина тромбон.

Но вот теперь, томясь в проклятой зоне,
смиряя свой когда-то буйный нрав,
подумал Беня, шо драчливый Моня
в какой-то мере был, конечно, прав.

Но до конца простить его не в силах,
поскольку это непреложный факт.
Ведь Моня вёл себя так некрасиво,
не дав им с Соней завершить их акт.