Дней окалина жестко ложится на губы...

                Папе, маме – с любовью и болью


Дней окалина жестко ложится на губы.
Похоронно звенят на груди ордена.
Извиваются медленно желтые трубы.
Чье безумие в этом?
Чья в этом вина?

Дни далеких салютов, последних обетов.
Дни счастливых прощаний, неласковых встреч.
Дни под словом одним незабытым –
Победа!
Для кого они были, зачем их беречь?

И зачем, утопая в прошедших минутах,
Утопая в снегу,
Тут за гробом брести,
Вспоминая, что где-то, когда-то, кому-то
Обещал ты всю злобу забыть и простить.

Обещал. Но простил ли?
Но может прощаться?
Эти веки упавшие, старческий рот.
Оживают минуты кровавого счастья
Опьяненных убийством развернутых рот.

Оживают.
А там злыми иглами смерти
Тупо в сердце уколоты, молча лежат,
И над ними сухие холодные смерчи,
И над ними слова и угар мятежа.

И над ними спекаются жесткие губы,
Похоронно звенят на груди ордена,
Извиваются медленно жадные трубы.

Чье безумие в этом?
Чья в этом вина?