36

Я растеряла свой Париж.
Лететь в который раз я не решаюсь.
Семейственность и скука приглушают
порочно-замечательный каприз.

Мы обещали не жалеть о веренице
с карниза жизни вниз спорхнувших легких дней.
Стрекочут и смеются спицы
колес судьбы фиалковой моей.

Пыльца, растерянная с тонких крыл,
укрыла прошлое, и отекает
как парафин, как пузырек чернил,
моя девическая память.

Нам прошлого не разгадать,
но и не быть ему теперь подвластной,
не волноваться больше, что опасно
супруга именем чужим назвать.

Пути семи мостов, уложенных в кольцо,
что легкомысленно надел Париж,
скользнуло звонко в озерцо.
Все побрякушки, жаль, не сохранишь.

Я по Садовому кольцу теперь качу.
Лишь изредка качнет воспоминанье,
пробудится, потянется. Но не хочу
грядущих встреч и расставаний.

Я хорошо живу. Гуляю по Москве,
вдыхаю загазованность и яблонь цвет.
И крайне изредка в мятежной голове
проносится нарушенный запрет.

Я успокоилась, как многие, заражена,
по Маяковскому, позорным благоумием,
17 лет кому-то я - жена
и в этом главное мое безумие.

Сквозь щель двери доносится сонет -
мой муж на редкость музыкален.
Конец апреля, мне шестнадцать лет,
но двадцать им на голову упали.

И не смакует нынче пустяков
умеренность, освоенная мною.
Увы, я больше не пишу стихов,
но, крепко сплю под бледною луною.

ЕК, апрель-май, 2018