Кланяюсь своим дедам

I. Золотой аккордеон

. . . . . . . . . . . . . . . . Светлой памяти моего деда, Егора Кузмича Болгова,
. . . . . . . . . . . . . . . . Солдата-Победителя.
. . . . . . . . . . . . . . . . В год Победы ему исполнилось 45 лет.

1
Есть городок, где солнечные ливни
Пытают страстью яблочный налив –
Задиристый и разудалый Ливны,
Гармонями и счастьем шаловлив. *

На стыке двух времён, в их колыбели,
Целованный орловским соловьём
Родился дед: в предутренней купели
Он закричал над будущим жнивьём.

Ровесником неласкового века
Растил с женой Матрёной сыновей,
Но сорок первый, этот год-калека,
Забрил трёх старших в грозный суховей.

За ними дед мой с ливенской гармошкой,
Страданьями оплакивая дом,
Перед порогом постояв немножко,
Ушёл на фронт, в его кровавый гром.

В нём звёзды гарью с пеплом обрастали,
А смерть ложилась жизни поперёк…
Дед матерился: «Х…рен вам! Я из стали!» -
И Божий дух его от пуль берёг.

Войну прошёл без ран и без контузий,
Царапины лишь от большой беды:
Домой вернулся с ворохом иллюзий,
Рождённым вновь, но только что седым.

Трофейный инструмент привёз из Вены,
«Вельтмайстер» - золотой аккордеон,
В напевах зазвучала перемена,
Настоянный на стонах новый звон.

Узнав, что никогда не будут вместе,
Трёх старшеньких угробила война,
Дед раскромсал немецкий лад из мести
И вышвырнул всех бахов из окна.

До смерти он не звякал орденами,
А по зароку не плясал, не пел:
Стыдился и корил себя сынами,
Что вместо них в той бойне уцелел.

Я помню три рубля на каждый праздник,
Охрипшим баритоном мысли вслух,
Но главные из тех подарков разных –
Фамилия и абсолютный слух.

2
Смотрю задумчиво в былые дали,
Пуская клубы дыма, повторю
Твои слова в расплаве гордой стали –
К чему мартены я в душе творю?

Чтоб весь металл кладбищенской ограды
Подонок-мразь заныкал за рубли,
Тупой вандал военные награды
В коллекцию за баксы соскоблил?

Не дожил ты до времени, где крада
Сожгла не тело, выгрызла мораль,
Убила гордость, где гуляла правда
И кровью бед оплакала «ура!».

Хвала судьбе, что не познал ты горечь
От боли скопом преданной страны:
Я сам тогда глумился в глупом оре
За сладкий мёд в обёртке и штаны.

Не слышал ты крикливых либералов,
Работал, жил и чёрный хлеб жевал.
Да мало ли война любви украла,
Чтоб век сынов отцами доживать.

Страдал, скорбел и медленно спивался –
На каждый день два восемьдесят семь. *
Не слышал мир твои три такта вальса,
Гармонь нырнула в паутины сеть.

Ты никому не дал её коснуться,
Молчанье горя выстрадала жизнь.
Просил - когда усну, чтоб не проснуться,
В могилу рядом песни положить.

В тот год погиб улыбчивый Гагарин,
Чуть раньше умер тайный Королёв,
Меж ними ты, обласканный богами,
С гармонью на погосте тихо лёг.

* - в 60-е годы прошлого столетия поллитровка водки стоила 2руб. 87коп. Дед, как только уволился с металлургического комбината, будучи уже пять лет в пенсионном возрасте, похоронил своего однополчанина. С ним он прошёл всю войну. Дед круто запил.
Боевые друзья, начиная с 1941 по 1965, пока один из них не умер, были всегда рядом и поддерживали семьи друг друга, даже их могилы на старом кладбище луганского Алчевска находятся рядом.




II. Сорок сороков

. . . . . . . . . . . . Светлой памяти моего деда Егора Трифоновича Филина,
. . . . . . . . . . . . Солдата-Победителя.
. . . . . . . . . . . . В год Победы ему исполнилось 40 лет.

Здравствуй, незабвенный деда!
Знаю, что твоя Победа
То прыжок из ада к бедам,
Злая власть с цепями следом.
Попрощаться не успел ты
С табунами летом спелым,
Не успел скосить пшеницу…
Мне то время горем снится.

Деда, деда, где ты был…
В поле хлебушко растил.

По бумажному доносу,
С кровью, брызнувшей из носа,
Был назначен вне народа
То ли богом, то ль уродом.
А жена твоя, Федоска,
В камере изгрызла доски
На руках с грудным ребёнком,
Умершим в сырых пелёнках.

Деда, деда, где ты был…
К Сахалину дырку рыл.

Утирался драным флагом
Измождения в Гулаге.
Чудом выжил в том аврале.
А в стране безбожно врали.
Боль и стон освобожденья,
Сорок дней сплошного бденья,
Встречи горестной волна –
Деда в дом - за ним война.

Деда, деда, где ты был…
Миус-фронт собой закрыл.

Ты над хлебом только гнулся,
А в штрафном бою - споткнулся,
Ржавой миной захлебнулся,
Пил взахлёб и поперхнулся.
Сорок суток госпитальных,
Красных простыней фатальных.
Чудом выжил, улыбнулся
И к водице потянулся.

Деда, деда, где ты был…
Воду с люминалом пил.

Став калекой, ты не спился.
Закрутил работы спицы
С раннего утра до ночи
Через боли, что есть мочи.
Затерялся в были вёрткой
Документов нужный свёрток. *
Сорок лет со дня Победы
Просто жил, забыв обиды.

Деда, деда, где ты был…
Хлеб с одной ногой косил.

Только в восемьдесят пятом
Перед сельской школой в пятнах,
Перед строем и парадом
Военком вручил награды.
Через слог, напрягши зренье,
Ты прочёл: "…достоверенье
Ветерана ВОВ" - и сник,
Брызнул слёз живой родник.

Деда, деда, где ты был…
Воду из криницы пил.

* - Дед ушёл на фронт 25 июня 1941. Получив тяжёлое ранение и контузию, был комиссован из госпиталя как инвалид. Дошкандыбав до родной станицы, через короткое время был вынужден прятаться в лесу. Пришли немцы. Бабушка от испуга за жизнь мужа так "заховала" дедовскую военную форму с документами, что потом это не смогли вовек отыскать. Мне представляется, что она всё сожгла, боясь доноса того человека, который, как ни странно, оставался в станице и из-за которого дед попал в дальневосточный Гулаг, а бабушка с грудным ребёнком на руках - в армавирскую тюрьму, моя четырёхлетняя мама - в детдом. Через месяц с небольшим (может сорок дней?) немцы были выбиты из станицы. Дед , отстроив новый дом, жил и растил четырёх детей вместе с моей бабунечкой. Это было главное для них. То, что дед не числился не только в инвалидах, но и в ветеранах войны, а бабушка после тюрьмы и до конца жизни жила без паспорта, было далеко второстепенным, даже ненужным. Будучи глубоким стариком, мой дед получил письмо с поздравлением 40-летия Победы и приглашением в районный центр, станицу Отрадную, на празднование этой даты, где и были вручены ему награды, удостоверение ветерана ,а заодно и прибавка к пенсии. Старый человек не смог сдержать слёз. И не правительство вдруг вспомнило о солдате. Это его уже зрелый сын и мой дядя Иван Егорович Филин написал письмо в Министерство Обороны СССР, но дед об этом не знал.
Что самое главное и что мне удалось впитать в жизни от дедушки и бабушки, так это любовь и преданность к родным местам: несмотря на пережитые тяготы, они никогда не ругали и не хаяли свою Родину, они просто трудились, не сетуя на усталость, и получали от этого радость, они просто растили в любви своих детей и каждый божий день кропотливо делали жизнь лучше.
Никогда они не стеснялись своей русскости, они гордились этим, но не кичились перед другими своей родословной, они всегда оставались вольными и гордыми казаками, а этим всё сказано.