Повесть об ангеле

Извечно Вселенские силы бессмертные
Могущею дланью делили сей мир;
Средь них, детей Божьих, с душой милосердною
Посланники нежатся в царстве Эфира:
Небесные силы, ангелы светлые,
Хранители жизни земной…
Их братья неверные, аггелы смелые,
В пропасти, бездне живут огневой.
На лица лукавые их с осуждением
Сверху взирает вестник святой –
В ответ ему падшие с возбуждением
Поднимают протяжный насмешливый вой.
И пока меж собой делят души живые
Ангелы неба и силы подземные,
Каждый день открывают порталы кривые
Сущности тёмные, иноземные.
Ангелы мрака - властители смерти –
С каменным ликом, холодной рукой
Вечный дух извлекая из персти,
Отправляют его в мир иной.

И на небе, в райской обители
Нежный ангел со взглядом открытым,
Снежнокрылый искусства любитель,
Жил, упиваясь свободы избытком.
Его берегли от раздоров и боли;
Он бесцельно блуждал в садах Рая
(И не знал, что Эдем был неволей)
И вдыхал запах вечного мая.
Но насытился ангел утехами неба -
Слетел он на грешную землю
И пропел сладким голосом Феба:
«Я молитвам людей с уважением внемлю».
Он видел их жаркие, пылкие встречи;
Горечь и муку их расставаний
И свои опускал усталые плечи:
«Сколько же послано им испытаний?»
Он улыбался наивным мечтам,
Что люди хранили в горячих сердцах;
Он открывал в их души врата,
Утопая в смешных и печальных грехах,
Созерцая бескрайнюю веру…
И полюбил ангел смертных людей,
Страсти не знающих меру;
Тронули сердце его меж грудей
Их заливистый смех и надрывистый плач,
Даже изъяны и тайны их взглядов.
«Разве был я доселе незряч?» -
Мысль его поразила снарядом.
В тот же миг ангел взмыл к облакам
И к Богине Судьбы заявился.
Жар пробежал по щекам,
Когда с просьбою он обратился.
«Я возлюбил людей, пленила жизнь меня!
И смертным стать я искренно хочу»,-
Воскликнул ангел, за мечты себя кляня.
«Неужто жизнь тебе людская по плечу?
Жизнь будет много стоять.
Ты можешь быть в святой обители
Иль избрать рок изгоя,
Коль центр чувств твой смертные похитили»,-
Прошелестел Богини глас.
«Незримой нитью тянет вниз, решенье
Прочно, как блистающий алмаз.
Прошу лишь я благословенья».-
«Тернист путь человека.
Что ж, уважаю выбор твой.
Ты будешь под моей опекой,
Но самому придётся вести бой».
И молвило двое товарищей дивных,
Любивших его безраздельно:
«Зачем же уходишь? Ты агнец наивный!
Доброта средь жестоких смертельна!»
Но ангел мотал головой,
И скрипящее сердце стонало:
Память о землях, поросших травой,
Колола его, словно жало.

Двое собратьев, внимательный ангел
(Спокойным и мудрым он слыл у крылатых)
И дерзкий демон не высшего ранга,
Покинутый стаей горгулий горбатых,
Спустились за вестником юным;
Как тени, безмолвно ступая за ним,
Они путь освещали сиянием лунным,
Когда брат отказался от нимба,
Когда человеком на свет появился.
Он рос, позабыв о летах в небесах,
И в мыслях о счастье молился,
Наивно надеясь, что есть чудеса…
Он к людям был добр, до слёз справедлив,
До безумия совестлив был.
Но вновь от предательства боли прилив
Изнурял его дух, что в моменты те ныл.
И снова он врагов прощал;
И снова был обманут и унижен;
Но наконец устал он пониманье предвещать –
Дотла терпенья нерв был выжжен.
Признанья жаждал он, однако
Глас внутренний шептал: «изгой»;
И лишь когда скрывались дни во мраке
Во снах своих он видел Рай порой.
И желчь растущего презренья
Рубцы на сердце оставляла;
Была удачнейшим твореньем
Душа, где чёрная уже дыра зияла…

Тянулись годы… и настал тот миг,
Когда в Рай снова отворилась дверь,
И узнан был светлейший лик,
Но мудрости исполнен был теперь.
Покрылось золотом два выросших крыла
И засиял слепяще ореол.
Душа с вопросом замерла:
“Что в мире этом я обрёл?..
И как же сердцу не оттаять,
Коль цены счастья поняты там мной?”
И шёпот был услышан в братской стае:
“Пред нами он, Ангел Земной”.
Он думал вспомнить скоро
Играемые в небе роли…
И звёзды-фонари, и облака-узоры,
Что некогда служили его воле.
Но Рай недолго тешил глаз:
Слетелись пулей слуги Ада
В обитель Божию в который раз.
Исчезла прежняя отрада…
Сцепились в схватке безудержной
Небесный свет и адский пламень,
И мрачно зрел во поле смежном
На их огнём охваченное знамя
Крылатый вестник правды и любви,
Что видел прежде дух вражды,
Но ветер вдруг донёс: “Явись.
В тебе сейчас там нет нужды”,-
Он знал,- то тихий зов Творца.
И ангел, перьями блестя,
Влетел во храм Небесного Отца.
“Явись! Явись ко мне, дитя”.
Одежды подобрав, ступив босой ногой,
Вверх руку он вознёс.
“Я недостойный! Я теперь другой… -
Он после громко произнёс,-
О, Бог, не виданный ни разу!
Зачем пустил в тот мир извне?
Зачем вонзил его заразу
Руками злыдней в спину мне?
Я сам просил – я был наивен!
Не смею взгляд поднять смиренный –
Хоть будучи во праведном порыве –
На твой лик сокровенный.
Но я любовь узнал
И дух её сердечный;
И взгляд врага, что нас загнал,
Знаком мне столь беспечный”.

Всевышний дал ответ.
И ангел с помыслом в геенне,
Нарушив строгий столь запрет,
Предстал пред полчищем гиен:
“Я был в Аду и видел вас,
Но облачённых в кровь и плоть.
Я был в Аду – горел не раз!
Вы сердце жаждете вспороть!
Не страшно мне в объятьях тьмы.
Не боязно лик боли целовать.
Взываю к вам, сердцам немым!
Бессмертный в пекле сможет станцевать!”
Пред ними был архангел,
Чей облик пекло озарил.
И бесы тощие фаланги
Тянули к духу, что парил.
- Оставьте старших моих братьев!
- Ты глуп ещё, юнец…
- Зачем идти нам друг на друга ратью?
-… Здесь свету твоему конец.
Уже от Бога отдалился,
На землю крылья променяв.
Мир под тобою провалился,
Реальность без тебя приняв.
Ты падший! Ты один из нас!
Лишь здесь спалишь своих врагов.
Признайся, мысль о том – экстаз!
Возмездия ты жаждешь одного.
Архангел помрачнел, в глазах блеснул огонь.
“Не так слепа порою месть, –
Главою покачав, подумал он.-
Не дам я съесть вам свою честь”.
- За жизнь земную осознать я смог,
Что глубоко несчастен тот –
То видит сверху Бог,-
Кто ненависть в свой сад ведёт.
Над ним лишь посмеялся лютый ад…
Он демонами тут же был низвергнут.
Змеёй шипя, полил кислотный град,
И ангел пыткам был подвергнут.
Струилась лентой алой кровь,
Лозою обвивая его руки;
Лишь дёрнулась едва заметно бровь,
Когда терпел нежнейший муки.
Отчаянные слёзы из глаз лились –
Он видеть не желал бы никому,
Как больно сердце в клетке рёбер билось;
Как крылья вырвали ему.
Он брошен был под бесов ликованье
Чахнуть в подземелье; и казалось,
Ангел-мученик застыл там изваяньем.
Только грудь его взымалась.
“Я был в аду, но на Земле,
Где демоны играют роль людей –
По той причине я сейчас во мгле.
У веры моей нет иных идей”.
Рубцы на теле затянулись,
Два новых выросло крыла,
Но вместо перьев кожей обтянулось.
О бывшем ангеле дурная шла молва.

Порой кто видел силуэт
С обвившимся вокруг ноги хвостом.
В тени ночной свершая пируэт,
Манил тот и пугал огнём истом.
Бывало, спрашивали: “Человек?”
Но свет луны выхватывал рога.
Душевных из людей калек
Звериный делал взгляд врага.
И вот предстал пред ним совет
Высоких ангельских чинов.
Просил собрата дать обет,
Что слышен его будет звук шагов
В Эдеме, что по прелести его скорбит.
Пусть выберет он небо или мир –
Желанье в явь союз их обратит.
Но места нет ему средь демонов-задир!
С печальным ангельским лицом
(Что сущность выдавало тут же)
Он молча им внимал. Златым на лоб венцом
Ложился мыслей свет, Солнца не хуже,
Он думал – и трещал хрустальный иней;
В солёных водах сотрясались волны;
Он мыслил – полыхал огонь в камине;
Трещали грубо горы, холмы –
Столь правды сила была мощной.
Очнулся он – всё так же бос, бескрыл;
В тюрьме пылающей денно и нощно
Всё так же ветер глухо выл.
В отчаянии узник вдруг склонился,
И через космы спутанных волос
Блеснул глаз влажный – тут взмолился
Надтреснутый, как звуки летних гроз,
Но юный голос: “Братья, вам обязан!
Единожды кто миром был пленён,
С ним нитью прочно будет связан:
Дух жизни пламенной в меня вплетён”.
И в мраке царства Люцифера
Богини образ воссиял,
В руке её сверкала сфера –
Судьба и рок, что направлял.
Он был спасен и провалился в сон.
В гармонию лица его и чары
Давно влюбилась грёза: в унисон
Звучали сердца спящего удары,
Мелодии иллюзий. Ангел созерцал
Любви своей земной черты…
Проснулся – ясный взгляд мерцал:
Сбылись о воздухе мирском мечты.

Летели годы… Но лица совсем
Испортить зрелость не могла,
Он людям нужным своим всем
Дарил любовь: из сердца вышла мгла.
Отсутствие его сказалось на других,
Возвышенный, он наконец постиг:
На свете не без душ прекрасных и нагих.
Чего неистово желал – всего достиг.
Но в дом счастливый ворвалась беда:
Опасность угрожала близким.
Он знал, что дышит на ладан,
За них себя подставив риску.
Прерывисто дыша, он в ужасе хрипел:
“Как мог я выбрать жизнь без вас? Я эгоист!”
… Священник под дождем молитву пел –
Но это наблюдал под ветра свист
Уже печальный, одинокий призрак.

Мир ложных и пустых нагромождений
Он пропустил чрез призму
Своих окрепших убеждений
И, провалившись прежде в подсознанье,
Блуждал по миру страхов и чумы
Ошибок своих, чувств и воздыханий –
Чистилище прошел глубинной тьмы.
Он ждал теперь, ветром пронизанный,
Конца протяжной вечности,
Ступая по земле, им избранной,
Не мог хвалиться он беспечностью:
Огнем страданий был наполнен,
Под окнами любимых все бродил,
И к тем, чей свет потух, по своей воле
На кладбище к могилам он ходил.

Но от тоски желая излечиться,
Со смертью сделку заключил:
Навечно ангел чувств лишится,
Коль душу рабством омрачит.
Был ангел в тело облачен –
Куда втянуло дух живьем –
И в новый омут вовлечен.
Он с ужасом внимал, как высохшим ручьем
Бежали трещины по коже криво;
Он видел, как бледнеют руки,
И смутно – как на лицах молчаливых
Застыло выраженье смертной скуки.
Под тяжестью внезапной он согнулся:
Поднялся с хрустом над спиной кровавый горб,-
Последний издав боли вопль, качнулся,
И тени двинулись за ним двух гор.
Шагнул назад, еще – преграда, всплеск –
И мертвый высится фонтан над ним,
И идол посредине издал треск –
Как будто ожил медный нифилим.
Вода под ним святая, вековая
Окрасилась в багровый цвет
Сошедшей с тела крови, и кривая
Подернулась волны – и тут не дрог совет.
Но ангел встал, ослабленный и синий,
И водопад, с него стекая, обнажал
Увесистую мглу за линией
Прямых и хрупких плеч. И сердце сжал
Последний стук. В главе его стилетом
Печалью утомленный голос обронил:
“Зачем, дитя, ты сделал это?” –
И тьмою сон глаза его накрыл.
Проснулся ангел: каменное ложе
Игривый луч из окон выбитых согрел.
А голос смолкший… Милостивый Боже!
Об ангеле он будто боле не скорбел…
Обросшие пером оттенка мглы
Тяжелые расправил крылья темный;
Поднявшись, осмотрелся: зоркостью орлы
Так наделили ангела нескромно.
Он в зеркале мутнеющем лица
Увидел отраженье: чёрных бездн
На месте глаз и звёздное мерцанье,
Тонувшее в их тьме. Со скул исчезли,
Лишившись крови, краски.
И ворон влетел на тот пыльный чердак;
Могучий и крупный, совсем без опаски
Раскрыл вдруг свой клюв и изрек маньяк:
“Приставлен к тебе как наставник;
Преследуем мной, не свершишь ты побег;
Отныне над жизнью ты всадник:
Здесь долг твой делить дух от плоти вовек.
Над нами над всеми своё божество.
И в это безропотно верьте!
Здесь выше закона нет ничего.
Нет смерти страшней, чем у смерти:
Кто преступит закон – пропадёт.
Он в изгнании вместе с душою сгорит.
И никто никогда её прах не найдёт.
Предатель притянет свой суд, как магнит”.
И ангел им честно, покорно служил;
Протыкал хладнокровно сердца
Тем, кого он когда-то жалел и любил.
Но теперь он ценил только дело жреца.

Легенда гласила, сквозь дни и года
Однажды во времени неком
События прошлого тлен воссоздал:
В дождливой ночи повстречав человека,
Себя в нём признал тёмный страж
И сжалился вдруг над живым существом.
Забыл о законе, забыл он свой стаж,
Но вспомнил о жизни, её естество.
Простить молодому ошибку его
Могли лишь когда он исправит её.
Но даже не думал он долг трудовой,
Хоть не был сей случай от них утаён,
Исполнить в положенный срок.
Весь мир, погибая, в его вечной власти,
А он всё же был, как никто, одинок.
И некто спасённый в своей юной страсти
Учил всех добру и вносил в жизнь плоды;
Их он поливал и был солнцем для них.
Его наблюдатель с искрою звезды
В глазах огневых, в очах внеземных
Ловил те цветы, но всему вопреки:
Природе и циклам цветочных полей,-
Тайком опадали не их лепестки.
То смольные перья тянуло к земле.
Для смертных что было опасно,
Оружием тёмным служило;
Но стало что миру прекрасным,
Всех ангелов чёрных губило.
И как ни безумен его добровольный
Опасно-рискованный плен,
Юнец все решил самовольно-
Внутри живых нитей из вен
Струилась решимость поближе узнать
Свой рок чернокрылый. Из всех его нег
Блаженною самой лишь можно признать,
Как мрачную тень полюбил человек.
Дух Жизни, сжимая свой платинный жезл,
Бессмертному гибель от сердца предрёк,
Но после скитаний по дну своих бездн,
Тот знал: сам себя же на это обрёк.
Святая судьба возвестила однако:
Есть сила великая в слабости сердца;
Последний рассвет оно встретит с отвагой,
Откроет в Рай новую дверцу –
Во имя любви и тепла,
И их светлой памяти.
И сошла с очей ангела тьма,
На коже стянулись орнаменты,
И щёки румянцем зажглись.
И, выбравшись, долгожданные
Ему слёзы лицо обожгли.
Он вспомнил улыбки желанные
И слова, что когда-то донёс мудрый бог:
“Один не соперник рогатой орде,
Один не спускайся во огненный смог.
Но лишь один ты своей гонькой беде
Способен помочь, высоту обрести.
Я тебя не бросал, должен знать.
Подарил тебе всё, но прости,
За людей я не мог отвечать.
Если вдруг ты, слабея, оступишься,
Будет день, когда тени гоня,
Ты своей пустотою поступишься
И в лице Человека увидишь Меня”.
И, перья теряя одно за другим,
Он всё осознал, он дошёл до конца:
Весь трещинный путь всё же был исправим.
И вновь растворились ворота Дворца.

И Шестикрылый Серафим
Неслышной поступью спустился,
Предстал, так ясно различим,
Что мир покорно расступился.
“Мой друг, мой брат, любимый мной,
Оковы сбрось, свободен ты отныне,-
Изрёк с теплом посланник молодой.-
Вздохни, ослабь свою твердыню,
Впусти в свой дух, зажги свечу.
Твой путь был долог, твои раны
Мгновенно дланью залечу.
Отдай мне образ нежеланный:
Отдай мне боль, отдай и гнев,
Отдай печаль, отдай и страх.
Я всё сожгу! И, отревев,
Исчезнет всё и превратится в прах.
Теперь без призмы боли оцени
Был ли ты счастлив, добр ли был,
Велю: сбрось груз! И протяни
Свою мне руку твёрдую. Служил
Ты прежде окаянной тьме, теперь
Служи себе! Не раб ты больше
Своих болезненных потерь.
Грань меж мирами тоньше…”-
“Я знаю, кто ты, Ангел Пламенный!
И чье лицо ты носишь пред толпой.
Я по земле ступал по каменной
И оставлял молву и ропот за спиной.
И ты был тем, кто шёл за мной.
Пусть не обманет юный лик –
Умнее ты всей памяти земной!
Но не пришёл на мой последний крик…”-
“Я был с тобой все эти дни
И в тот момент я за тебя болел.
В той пропасти вы были не одни:
Я западне разверзнуться велел.
Ты предан был своей любви –
Я наблюдал, я слышал голос твой.
Для мира ты был уязвим.
Давно ты заслужил покой.
Тебя своей рукой ласкал,
Когда Меня ты в муках звал,
Когда совета ты искал –
Я был с тобой, и Я все знал.
Дитя моё, ты был любим
Людьми, кого послал с Небес,
И через них намереньем благим
Свою любовь Я дал тебе”.
И молвил ангел меньший тихо:
“Я их любил... Я и сейчас...
Просить не смею свою прихоть
Исполнить в мой последний час..”
“Но почему? Ужели ты не рад?” –
Владыка Огненный нахмурил лоб.
“Оставили меня. Я сам был виноват.
Я верить перестал. И брал меня озноб
От глупостей людских. Я был неправ,
Я должен был терпимей быть.
Но вечно идеал искал – коряв
же оказался принцип мой, и нить
Порвал я с теми, кто был сердцу мил…
Его я сам разбил! И только понял я,
Напрасно слёзы лил и раны так солил.
Ушедших не вернуть. Покинули меня!
Без них мне все равно, куда ведёт судьба,
Без них мне смылса нет бороться за себя.
Ты говорил, любовь их не слаба…”
“И за тебя душой они скорбят”.
“От сердца своего отрёкшись,
Я обошёл весь мрачный лимб,
Мой дух, совсем иссохший,
Не согревал уж божий нимб.
Я знаю, Кто честь оказал, придя
За мной, Чей образ Ты скрываешь,
Я думал, отвернулся Ты, судя
Поступок мой. Признаюсь,
Мечтаю вновь увидеть лица их,
Мечтаю грудью к ним прижаться!
И вот мой Рай! Не надо мне иных.
Не смог я удержаться…”

И улыбнулся Бог. И руку протянул,
И светом озарился день;
Ни слова не сказав, ни в чём не упрекнув,
Поднял обоих их на высшую ступень,
Как будто это был пустяк.
И ангел ахнул: “Вот тот мир!”
И молвил Бог: “Да будет так”.
“Спасибо, Господи, прими”.