Температура

Смерть стучится в полночь, разбивая двери,
Я с котом в обнимку лежа на постели,
Свет струится тихо из разбитой лампы,
В потолке кружатся бусы и гирлянды.

А за окном шумят во тьме автомобили,
Свет в конце тоннеля – цветочки на могиле.
Старый почтальон порезал вены в ванне,
Но это лишь иллюзия больного подсознанья.

Вязнут в «русской готике» четвертую неделю,
Битые бутылки и грязные постели,
Кот дрожит на мне, и слушает «Nirvana»
Пока за стенкой Курт ласкает ствол шотгана.

Не новая история, финал как в грустной сказке,
В квартире все верх дном – все смазали салазки,
Намыленные лыжи в прихожей у соседей,
Упившихся до белки, гоняющей медведей.

Скрипит за дверью дверь, растет температура,
Ртуть по шкале ползет со скоростью лемура,
И пусть нам до небес опять не достучаться,
Есть повод умереть и тихо разлагаться.

Кот смотрит на меня зеленым злым глазищем,
Тактично намекая, что труп мой пустит в пищу.
Но этого пока не стоит мне бояться,
Куда страшней в агонии подливой об%$раться.

На утро страшный жар неспешно отпускает,
И мыслей череда течет и не спасает,
Глушь манит «русской готикой», как наркомана ломки,
Пуская жизнь людей на мелки обломки.

А за окном рассвет, как яичница-глазунья,
На стуле задремал пушистый мой кисунья,
Спасает от бессонницы горсть феназепама,
На смену «русской готике» – «российская нирвана».