О служении на зоне

Я - священник. Мое служение проходит на севере Свердловской области, в небольшом городке, где за густыми лесами скрываются бескрайние равнины и возвышаются горы знаменитого Уральского хребта. Раньше на этих территориях располагались крайние территории ГУЛАГа, где насчитывалось 56 зон разных режимов. Сейчас из них осталось лишь пять. И одну из них мне вверили для духовного окормления. Многие из тех, что приходят в храм, старше меня раза в два. Но для всех них я – отец, а они для меня – дети. Это удивительные люди. Зона – это ад. И осужденные здесь, как и грешники в аду, томятся неволей и желают поскорее выбраться. Но для вторых это невозможно, а для первых – вполне реально.

В маленький тюремный храм, располагающийся в самом конце зоны, я прихожу около десяти часов утра. Обычно он всегда полон. Первое, что я вижу в глазах собравшихся – неподдельную радость. Для них каждый приход священника – настоящий праздник. Да, стоит сказать, что из почти тысячи заключенных, в храм приходят единицы, человек тридцать. Здороваются, как один, не сговариваясь. Для меня это еще одно подтверждение искренности их настроения. Облачаюсь, и начинаем богослужение. В таких храмах не всегда есть возможность каждый раз служить полную литургию. Поэтому я к ним прихожу для причастия с уже готовыми Дарами, как к больному на дом.

Сначала – исповедь. Это самое для меня волнительное. Время, когда открывается душа человека. Раскрывается его прошлое… Почти у каждого на воле остались родители, жены, дети. И почти у каждого стандартное начало преступной стези - алкоголь, женщины, наркотики, воровство. Кто-то сидит за убийство, кто-то за грабежи, кто-то за изнасилования. Но все они испытывают одно – желание поскорее избавиться от давящего камня в груди. Грех не снимается сроком, для этого необходимо раскаяние – сначала внутри себя, а потом перед Богом, в присутствии священника. Исповеди их поражают глубиной своего раскаяния. Проявлять чувства – вещь на зоне запрещенная, но храм - это место других законов. Здесь можно дать волю чувствам. И бывает, что с виду матерый зэк рыдает, как ребенок. И мне хочется плакать вместе с ним. Не знаю от чего, просто в душе что-то начинает шевелиться… В приходах «на свободе» я подобного еще не встречал. Во время таких исповедей удивляешься промыслу Божьему. Если бы не зона, кто знает, что бы с ним сейчас было… Бог привел его сюда, в это место, где страсти ограничены в своих проявлениях. Здесь без дела можно сойти с ума. И человек, в котором душа еще не совсем умерла, начинает искать Бога. В нашем городке сектанты, хотя и существуют, но не ходят по тюрьмам: слава Богу, их не пускают. И это значительно облегчает работу священника, когда можно «с нуля» формировать верное мировоззрение.

После исповеди – причастие. Причащаются все. Это второе удивительное отличие от храма «на воле», где причащаются далеко не все пришедшие. На зоне в храм идут лишь те, кто в этом искренне заинтересован. Те, кто понимает всю важность происходящего в нем. Те, кому это действительно нужно. Сколько бы исповедь ни шла, из храма никто не выходит – все терпеливо ждут, слушая чтение псалмов. И когда я выхожу с Чашей, в воздухе чувствуется радость. Для них причастие – это еще один праздник! Пусть они не знают, как складывать руки на груди и не прочли все правило, но у них есть искреннее желание соединиться со Христом! Праведный Иоанн Кронштадтский говорил, что если ты не успел прочесть правило, но имеешь крепкое желание причаститься, то смело подходи к Чаше. Для меня его слова – руководство к действию. После причастия – развод по корпусам. Это чем-то напоминает то, как дети расходятся после новогоднего утренника – все счастливы, делятся впечатлениями! В эти моменты думаешь, как все-таки мало надо человеку для счастья – всего лишь причаститься...

Я благодарен Богу за это служение. Как и любой, ранее не сталкивающийся с зонами, я был убежден, что за «колючкой» – сплошной ад. Отсутствие реального знания уклада жизни за колючей проволокой сочными красками рисовало жестокие картины тюремных будней за белыми, неприступными стенами. Но теперь, когда я соприкоснулся с обратной стороной медали, я знаю, что за черной формой с именной биркой, за наколками и шрамами, скрывается детская, ранимая душа, не получившая любви, и потому она нуждается в ласке, в заботе… И если им это дать, то я уверен, что такой человек уже вряд ли встанет на преступный путь. Он уже будет иметь то, что когда-то хотел вырвать у другого человека с помощью силы рук и оружия. Он – преобразится… И после срока на свободу выйдет не обозлившимся на весь мир, а имеющим в душе частичку Бога… Конечно, сатана будет его искушать еще сильнее, чем тогда, до срока. Но в противовес нечистому у него будет уже опыт общения с Богом, опыт, приобретенный здесь, за колючей проволокой. И я благодарен Богу за то, что он доверил мне помогать им в этом маленьком тюремном храме.