Забытые тетради. О войне. 3 часть

Забытые тетради. О войне. 3 часть.

Леонид Хаустов

Живые, пойте о нас!

В чёрном пласту петергофской земли
Мальчишки матросскую флягу нашли.
Была в ней записка в несколько строк:
«Бились… погибли…»
А поперёк –
Слова, что огнём обжигают сейчас:
«Живые, пойте о нас!»

Знаем, как в воздухе пули снуют.
Взрывы фонтанами в парке встают.
Но захлебнулся вдруг пулемёт.
Флягу балтиец в руки берёт.
Море колотит о  камни баркас.
Живые, пойте о нас!

Я этих слов позабыть не могу.
Всегда мы у них в неоплатном долгу.
Живые, пойте о нас!
Это не просьба, это приказ!
       1968 год

Два сердца.

Суровый жребий лейтенанту выпал,
И, мучаясь, с прошлым оборвал он связь.
Он из войны, по сути дела, выполз,
На самодельных роликах катясь.

Своей жене не написал ни строчки.
А что писать? Всё ясно без того.
А дома в ожидании бессрочном
Она жила, не веря в смерть его.

Когда она, бывало, получала,
На почте безымянный перевод.
То сердце лихорадочно стучало,
Что это – от него, что он – живёт.

И люди отыскать его сумели,
И вот к нему приехала она.
…Под ним стальные ролики блестели,
И сталью отливала седина.

Кусая губы, и смеясь и плача,
Она вбежала в горвоенкомат,
И снизу вверх, - как быть могло иначе? –
Был устремлён его смятенный взгляд.

И женщина – судьбы святая милость –
Ещё не веря счастью своему,
Безмолвно на колени опустилась
И на коленях двинулась к нему.
     1969 год.

Василий Субботин

30 апреля 1945 года

Проем окна. Сползла на мостовую
Тень, что копилась долго на дворе.
Поставлены орудья на прямую,
И вздрагивает дом на пустыре…

Опасно оседающая зона.
Всего один осталось сделать шаг.
Сердитый командир у телефона.
Снарядами обглоданный рейхстаг.

Завален плац обломками и шлаком,
Повисли рваных проводов концы.
На этот раз в последнюю атаку
Из тёмных окон прыгают бойцы.
       1945  - 46 год.

Семён  Гудзенко

Перед атакой.

Когда на смерть идут – поют,
А перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою –
Час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
И почернел от пыли минной.
Разрыв.
               И умирает друг.
И, значит, смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черёд.
За мной одним
                идёт охота.
Будь проклят сорок первый год
И вмёрзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
Что я притягиваю мины.
Разрыв.
               И лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже
                Не в силах ждать.
И нас ведёт через траншеи
Окоченевшая вражда,
Штыком дырявящая шеи.

Бой был коротким.
                А потом
Глушили водку ледяную,
И выковыривал ножом
 Из – под ногтей
                Я кровь чужую.
                1942 год

Иван Рядченко

В день окончания войны.

Ещё стояла тьма немая.
В тумане плакала трава.
Девятый день большого Мая
Уже вступил в свои права.

Армейский зуммер пискнул слабо –
И улетел солдатский сон.
Связист из полкового штаба
Вскочил и бросил телефон.

И всё!..
Не звали сигналистов,
Никто не подавал команд.
Был грохот радости неистов.
Дробил чечётку лейтенант.

Стреляли танки и пехота.
И, раздирая криком рот,
Впервые за четыре года
Палил из «вальтера» начпрод.

Над мутной торопливой Тисой
И стрекот выстрелов, и гул.
К жаре привыкший повар лысый
Зачем – то ворот расстегнул.

Не рокотали стайки «Яков»
Над запылавшею зарёй.
И кто-то пел.
И кто – то плакал.
И кто –то спал в земле сырой.

Вдруг тишь нахлынула сквозная.
И в полновластной тишине
Спел соловей,
Ещё не зная,
Что он поёт не на войне.
                1955 год

Юлия Друнина

Я только раз видала рукопашный,
Раз – наяву. И тысячу – во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
                1944 год

Николай Старшинов.

***
Ракет зелёные огни
По бледным лицам полоснули.
Пониже голову пригни
И как шальной не лезь под пули.

Приказ: «Вперёд!»
Команда: «Встать!»
Опять товарища бужу я.
А кто – то звал родную мать,
А кто – то вспоминал - чужую.

Когда, нарушив забытье,
Орудия заголосили,
Никто не крикнул: «За Россию!..»

А шли и гибли
За неё.
             1944 год.

Георгий Горбунов.

(Из фронтовой тетради)

Дорога жизни.

Эта повесть о Ленинграде…
В стужу в сорок втором году,
Под огнём, в непрерывной осаде
Вы трудились на Ладожском льду.

Вой сирены…   И снова зловещий
Возникал силуэт… И бомбил.
Но вы насмерть стояли у трещин
И бревенчатый клали настил.

Чтоб машин проходили колонны
По лежнёвкам уложенных скреп;
Чтобы там – на земле осаждённой –
Получили снаряды и хлеб.

И сражаясь во имя Отчизны
Здесь героем был каждый солдат.
Ведь недаром Дорогой жизни
Эту трассу назвал Ленинград.               
                1942 год. Ладожское побережье.

Партийный билет

Это было под Ленинградом…
Ночь… Канонада… Вспышки ракет…
И в землянке, на пункте командном,
Мне вручили партийный билет.

Это символ победы и чести,
С ним от невских родных берегов
Мы прошли до берлинских предместий,
До Курильских дошли островов.

Даль дорог дымом битв овеяна…
Навсегда наш священный девиз –
Верность Родине, партии Ленина
И конечная цель – коммунизм.

Победим. Построим. Добудем.
Для нас невозможного нет,
Потому, что советские люди
Носят в сердце партийный билет.
                1942 год.

Юрий Воронов

Из писем на Большую землю.

Наш город в снег
До пояса закопан.
И если с крыш
на город посмотреть,
То улицы
Похожи на окопы,
В которых побывать успела
смерть.

Вагоны
У пустых вокзалов стынут,
И паровозы мёртвые  молчат, -
Ведь семафоры
Рук своих не вскинут
На всех путях,
Ведущих в Ленинград.

Луна скользит по небу одиноко,
Как по щеке холодная слеза.
И тёмные дома стоят без стёкол,
Как люди,
Потерявшие глаза.

Но в то, что умер город наш, -
Не верьте!
Нас не согнут
Отчаянье и страх.
Мы знаем
От людей, сражённых смертью,
Что означает:
«Смертью
                Смерть
                Поправ».

Мы знаем:
Клятвы говорить не просто.
И если в Ленинград ворвётся враг,
Мы разорвём последнюю из простынь
Лишь на бинты,
Но не белый флаг!
                1943 год

Николай  Рыленков

***
Прошедшим фронт, нам день зачтётся за год,
В пыли дорог зачтётся каждый след,
И корпией на наши раны лягут
Воспоминанья юношеских лет.

Рвы блиндажей трава зальёт на склонах,
Нахлынув, как зелёная волна.
В тех блиндажах, из юношей влюблённых
Мужчинами нас сделала война.

И синего вина, вина печали,
Она нам полной мерой поднесла,
Когда мы в первых схватках постигали
Законы боевого ремесла.

Но и тогда друг другу в промежутках
Меж двух боёв рассказывали мы
О снах любви, и радостных и жутких,
Прозрачных, словно первый день зимы.

Перед костром, сомкнувшись тёмным кругом,
Мы вновь клялись у роковой черты,
Что, возвратясь домой к своим подругам,
Мы будем в снах и в помыслах чисты.

А на снегу, как гроздья горьких ягод,
Краснела кровь. И снег не спорил с ней!
За это всё нам день зачтётся за год,
Пережитое выступит ясней.
               1942 год

Джек Алтаузен

Партбилет.

Под ясенем, где светлый луч бежал,
Боец, сражённый пулей в полдень ясный,
Сверкая каской, в полный рост лежал
Лицом на запад, мёртвый, но прекрасный.

Как твёрдо стиснут был его кулак!
Рука его была так крепко сжата,
Что не могли его разжать никак
Два белобрысых зверя, два солдата.

Они склонились в ярости над ним,  -
Скоты таких упорно не любили, -
Кололи грудь ему штыком стальным
И кованым прикладом долго били…

Но всё равно, сквозь злобный блеск штыка,
Как верный символ нашего ответа,
Тянулась к солнцу сжатая рука
С простреленным листочком партбилета.
       9 мая 1942 года