Зимой сорок первого

Сорок первый, зима, ночь, мороз
И снега' на бескрайних Калужских полях.
И, в шинели закутавшись, дремлют бойцы,
Вспоминая о детях, о жёнах своих, матерях.

Подошёл лейтенант: "Собирайтесь, ребята, пора".
В рейд уходит отряд, и волнуется каждый слегка.
В тыл врага мы ходили не раз, но озвучен приказ:
"Крайний срок вам сегодня, чтоб взять языка".

Мы нейтралку прошли, промелькнули как тень,
Нам в колючке сапёры проделали лаз.
В хате справа вдруг скрипнула дверь,
Повезло, офицер, значит, выполнен будет приказ.

Подползли аккуратно, пока он справляет нужду ,
Резко в снег, в рот портянку и сверху халат.
"Братцы, это ж полковник, - взводный сказал,
И добыче такой генерал будет рад".

Далеко не успели уйти, вспышки ярких ракет,
И затем, миномётный огонь нас накрыл.
Через десять минут тишина, только взводный хрипит,
Он собой "языка" от смертельных осколков закрыл.

Я один в эту ночь только не пострадал,
Трое мёртвых бойцов, лейтенант весь в крови.
"Ты не думай о нас, - командир прошептал,
Ты как хочешь его на руках, на зубах дотащи".

Ах, какой ты тяжёлый, немецкий "кабан",
Сил, тащить этот груз, у меня больше нет.
Ветер снегом в лицо, и промёрз до костей,
И осталось немного, но скоро рассвет.

Вдруг я вижу, "кабан" мой внезапно затих,
Замерзает подлец, я шинелью фашиста укрыл.
И ушанку напялил ему на башку, завязал,
Рукавицы свои на замёрзшие руки его нацепил.

И смотрю, оживает замёрзший "язык",
Видно чует, что скоро тепло и уют.
И теряя сознанье, в траншею упав,
Как сквозь сон, слышу тихое: "Гутт".

Как дополз до траншеи, не помню совсем,
Я не чувствовал рук, а над лесом вставала заря.
Ценный груз я живым до своих дотащил,
Значит парни сегодня погибли не зря.

Я остался без пальцев на левой руке,
Но Берлин в сорок пятом был взят.
На Рейхстаге навечно я их написал имена,
Тех ребят, что в полях под Калугой лежат.

27.04.2018       С.Синегубов