Жар

Он лежал в бреду, покоряясь мраку,
бормотал про атомную войну,
 про большую розовую собаку,
 про свою пред ними всеми вину.
Он лежал и, тонко нарезав вены,
 жар опутал тело,
давил в груди.
 Он сказал себе, что не станет тленом.
И просил лишь "Анечка, не уходи".

В городском сумасшедшем ритме неузнанные воронки. От проклятий тошно вокруг и медленно тянет на дно.
Но ни дна, ни даже чётких данных на похоронке:
Умер, шмумер, но это было давно.

Вот как пишете богу "подай, принеси, тебе же не сложно",
будто слуге, будто это онлайновый магазин.
Так и проходит время в изнанке, стекает подкожно,
Потому что в луже радужный цвёл бензин.

Потому что беги, не беги - стяжатель тебя стяжает,
И алкает алчущий,
и врачующий вовсе не врач.
Это жар.
 Он собьёт с копыт и иллюзий понарожает.
Можно выйти? Не можно. Умчися вскачь.

Не угнаться. В садах набухают почки.
Ты вчера им верил, сегодня тебя судить.
Ты лишь чьё-то вчерашнее многоточие.
Снова просит лишь "Олечка, не уходи!"

Он лежал в бреду.
Соседи сбирались маем поискать в огне пристанища и утех.
 Все пришли, убитые этим раем, всех увидел, кого обрекал на грех.
Нет уже ни прощения,
ни пророка,
 мир тебя накрутит на бигуди.
 Вот он - след невыученного урока. Повторяет  лишь "Мамочка, не уходи!"