Сцепление

«Мы будем первыми, потому что надо» —
Запись из бортового журнала «Агрида»,
Звездолета экстремал класса; с этой записью рядом:
«Все вернутся, потому что...» (Затертое «навсегда»).

ЭКИПАЖ:
Капитан-разведчик, второго класса бортинженер, пилот;
Рейсов порядка десяти тысяч. Чуточку полиглот.
Эрвин Дубайс. (В личном деле записан как техник).
Бортинженер, пилот, техник, — всё первого класса,
Женщина по натуре, по настроению стерва-охотник.
Эгзима Матора. «Морально устойчива» и офицер запаса.
Марох Субдари, биолог, еще роботехник. Зануда.
Акради Тимрап, «чекнутый медик», проныра.
Лигвой Имрат, он космофизик, душка компании (и навсегда).
Креола Тамри, борт-логистик, географичка,
Знает тайны подкожные всякого нового мира,
Что открывается для экспедиции, но истеричка, —
Только по мнению Эрвина; (кстати, еще и «дура»).
/Так уж случилось, что в записях нет журнала:
Личное на безличном, она же его «отшивала»;
Впрочем, все тайны сии внутренней жизни бригады,
Оставим за ширмой догадок, и будем их подвигу рады/.


Космос молчит: он стережет покой.
Время прокрустику чтит: свернутое ничто.
Ветры вселенной гонят всю пыль за собой.
Иль от себя. Иль собою: то не измыслит никто.
Поступью массы медленно движет свет,
Что идет от галактик, внутренне видя сон.
Он слепой и безликий, по сути его и нет.
Но меж мирами мертвы что — забвения унисон.


I

Металла лязг и шепот пыли из-под колес,
Пластины траков вжали грунт, терзая
На рывке истошно-плавном ход махины.
Рельефный корпус вздрогнул тихо, нос
Тупой тараном мощным выступая
Смотрел холо́дно в пустоту равнины.
От башни выспрело, сползло движеньем;
Чуть в сторону подвинув выступ жерла.
Еще раз гусеница дернулась текуче,
Играя тряско во движке потуги изверженьем.
Равнина будто бы задумчиво спала.
Она ж на самом деле сном тут пучит
Опасность всякую, таинственно ликуя,
Да поджидая странников ловушкой яро.
И проседая в свои недра тишиной
Глубокой, спертой, одичало зная
Веками неисчетными небесное тавро,
Которым крепит космос сердца зной;
Машина дала ход, кропая силой, режа
Густую пыль на части от пластин,
Играя траками да ими же дрожа,
Равнине этим говоря кто господин.

Скат грузового нижнего отсека
Стал подниматься, закупорив корпус.
Щелчок, шипение; готово. От человека
Тень тут задвигалась, запел под нос,
Сквозь выпуклость подсвеченную шлема
Воззрел на удалявшийся ревдрон,
Степенно взором провожая как от дома,
Держа приспущенно субтор* в наклон
Расслабленно в руке, секундою истома,
И снова взгляд уполз наверх, скользнув
По шарпанному днищу, дальше в корпус
Кусаче мигом ясности предчувствие метнув,
Пощупав, произмерив, взгляд-укус:
Десятки метров исполина ввысь ушедших.
Еще смотрел, но уж уста разъял,
Всё тяжко глазом весь охват буравя вверх.
— У нас просадка корпуса, ребята, — пожевал
Губами, чуть подумал, отступил, напрягся.
Еще задумчиво и медленно стоял,
Как будто с тенью той деля движенье...
И в небе планетарном свет терялся.
— Не сможем стартовать? — в мембранах
Уверенно басит второй помощник. Мнение...
Не сведущ он особливо в таких делах.
Тут нужен техник. Он биолог. Преломление
Как будто бы крепежной кривизны.
Он слышал так бывает при посадке на ригвоид,
Планету самого тяжелого порядка, со старины
Такие байки ходят в космозоне. Тяжек старт
С такой опасной гравимассы. Убивает.
— Сейчас спущусь. — На связи техник. Знает
Наверное зачем просадка та случилась.
Из днища выпал сгусток и завис над полем.
Потом раскрылся что цветок, уполз обратно.
И человек в скафандре. Мило улыбалась.
Сквозь пластик шлема морщась смехом-горем.
Качая головой слегка. Но все-таки приятно.
Вот, подошла. Задрала голову во сфере легкой
Литой защитной оболочки всей костюма.
И показала твердо, точно, властно, всей рукой:
— Вон, видишь, спайки и прогоны стяжек?
Им овладела не шутя досадливая дума.
Но тут же и смирился, все-таки, урок.
Она кивнула. Посмотрела вскользь (исподтишка).
Рука вернулась вниз и скомкалась в кулак.
— При тяге двадцать «Ж» бывает из-ред-ка.
— Растяжка поясных амортизаторов...
Она, к нему уж повернувшись, бросила: «ага»,
Потом рукою властной той взялась себе за локоть,
И отвернулась, и пошла, тая себя от слов.
Обратно к экзолюку. Он — за нею топать.


***


Космический охват терялся в бездне звездной.
Пластрон на максимальной тяге шел, гудя
Всем корпусом литым и с миною серьезной
Бортинженера, он же техник, у пульта: глядя
На сплющенный экран сферичного обзора.
И он же, кстати, то бишь, четче коль, — она, —
Второй пилот в запасе летного надзора.
И перед взором у нее от перегрузки пелена,
Но транспорт вышел уж почти из грависклона
Посаженной во глубину громаднейшей звезды.
Шли на посадку, на планету класса «Ди».
А что это такое значит — смотри что впереди.
Да зри внимательно пульта сигнальные этюды.
Обычный рейсовый разведчик, инпроверт,
Что значит дальнозвездный с тягой массы:
Пакует силу гравитации себе «в конверт»
И выдает на выходе как гиперсвет, и асы
Лишь в качестве пилотов тут, никак
Иначе быть совсем не может, знайте.
Но для нее и этот рейс лишь знак,
Что жизнь течет своим потоком — пейте.
Чиста, прохладна та вода надежд,
Которыми пакуется нечаянно, уютно,
Как будто бы тот самый гиперсвет.
Которым так уверенно владеет судно.
Рукой не знающей ни дрожи, ни забот,
А лишь стремительно и точно во движении
По тумблерам и рычагам мелькает, вот:
Такими были мы еще в самом рождении...

Ухмылка мигом, тут же лик суров,
Молниеносен мысленный расчет.
И звезды в реверсе обзорном ей улов
(Экран мультиформатен, сигмаслот,
В котором бьется пульсом зрения вся трасса).
И сила тяги — вся вселенной масса:
Движок в пластрона недрах как магнит,
Он обращает тягу космоса в инпульсию...
И вот от этого корабль и летит.
В ничто, сквозь бездну, в сущую экскурсию
Над всеми звездами, в галактики путях.
Второй пилот, Эгзима, молча говорит
Прям с бесконечностью про жизни страх.
И вместе с ней движок процессом шелестит.
А позади их хода только тяги прах
Растянут сотней тысяч километров...
И ей, душе «Агрида» не надо комплиментов:
Сама покойна в мысли в бесчисленных мирах:
Куда их путь, и тех что «где-то рядом».
Да тех, что предстоит когда-то взять...
Галактика лежит пред ней спектрально и каскадом
Всей россыпи межзвездной, бездна-мать
Прям тут, за скорлупой обшивки, адом
Космических тисков и холода и мглы,
Сосущей пустоты вот тут, а там — природы садом,
Гляди, планета-рай, но снова тень иглы
Проложенного курса лижет нервы;
И безоглядно облачившись в космоплон**,
Идешь ко трапу, на «Агрид», как самый первый;
А может и не так, но первым — весь поклон
Души зудящей трепетом разгона,
Когда движок уже на тяге всей...
Берет очередную высь гравитосклона,
Звезды парящей в пустоте, совсем ничьей.
Она своим глубоким содержаньем массы
Продавливает ходу весь форсаж.
К ней подойди и бесполезны пассы:
Движения в руках точны, пульту́ массаж
Свершает ас-пилот как можно нежно.
И вот откинулся на спинку безмятежно:
Идет по курсу ровно, прочь мандраж.

 
Посадка как обычно — «звезды меркнут».
Хотелось пошутить, да не с кем тут.
Кабина рубки и она, и тяги кнут,
Что хлестко об поверхность зону ищет
Куда упасть, сваливши набок звездолет,
Потом выравнивая плавно и курсируя.
И выбросив для тормоза энергозонт,
Эгзима, вырубив форсаж, слегка лавируя,
Спускает на вибрации «Агрид», шутя
Разламывая дюзами безветрие...
Планета спит. Огромная. Хотя...
Ее величие востребует сочувствие:
Мертва кромешно, глыбой в пустоте
Вращаясь медленно по вектору эклиптики.
И звон по палубе. Корабль сел. Во простоте
Всей своей мощи, ярости, и в практике
Эгзимы данная посадка — что? Пустяк.
По счету сотая... Ах, нет, их было тысячи.
И пред застывшим взором мига знак:
В том миге жизнь, борьба, планет ключи.
Она берет их жменью чуть сердясь,
По-детски, право, что не вся вселенная
Охапкой в руку ляжет, но гордясь
О том, что вся она при том обыкновенная.
Да, просто женщина, с причудами души.
Заботливо в мечтах о счастье временном,
Там муж и дети, дом у моря, не спеши...
Мечтать столь резво, безоглядно, о надеянном.

Опоры, выпрыгнув с боков, приняли грунт.
Вся масса звездолета села плавненько.
Эгзима отстегнулась, сбросив шпунт
От ременной растяжки вниз, забавненько...
Еще раз оценила карту сбоев — чисто.
Посадка хоть в учебник для пилотов.
Представила бокал шампанского: игристо.
И мысленно, со смехом, без глотков
Влила в себя, угомонилась, стихла.
Сидит и грезит, наблюдая штиль
Равнины, расстелилась что: мила,
Пожалуй, но возьми ее — осиль.
Так неизведанно и мрачно. Дерзновенно.
Так. Пора в журнал внести заметки.
И звуки в голосе на запись звонки, четки.
В то время экипаж, сугубо постепенно
Уж отошел от перегрузки — по каютам.
Биолог-то как раз и первым, шлем напялив,
Экзоскелетный плостер по тугим местам
Креплений всех заучено чуть суетно наладив
(Его десятый это рейс, почти ничто),
Низвергнулся поспешно на поверхность.
И активировав ревдрон, расчетливо зато,
Отправил механизм искать ли живность,
А может просто собирать эскизы
Всей планетарной прелести окрестностей.
Да в антураже изыскательской репризы
Глядеть еще для пользы интересностей.
На самом деле нужен им ревплакс,
Смягченный минерал, реактор догрузить.
И вот стоял он под опорой, вперив глаз,
И вышло так: бортинженера посмешить.


***


Представим экипаж; нам знать героев /поименно/
Уже пора бы, видя толк истории вполне реальной,
Для чувств простых необычайной, и не простой,
Дабы суметь громоподобно, но тут же и довольно скромно,
Принять всю суть свершения изметливо душой.
А это значит самобытно, но тут же от мечтаний скрытно,
Хотя мечтать довольно лишь уметь.
И взяв историю себе хотя бы и на треть,
Смочь прознавать весь толк вполне заветно.
Увидев шагом всю Эгзиму, идет что в полумраке стен
Всех коридоров верхней палубы, и чуть
Несет макушкой свет плафонов что будто призрак-день,
И растворяя будто бы собою призрак-тень,
Готова уж в отсек жилищный скоро повернуть.
Биолог наш, избитый чувством,
Порочный суеты искусством,
Приняв в порыве знания урок,
Идет себе и точно так же,
Немного и в развалку даже,
В кают-компанию, поразмышлять чуток.
Там дома атмосфера, стены
Потоком нежным моря пены
Несутся с шумом — если захотеть.
(Лишь предварительно желательно «говеть»,
Что значит гнет излишней тяжести терпеть)...
Увы, увы, мы всеобильны,
Но пред стихиями бессильны,
Имея во нутрях заботу-спесь.
Живем, изнывчато минутой,
Не сознавая: сей причудой
Мы для вселенной лишь от пуха взвесь.
Планеты типа «Ди» опасны,
Они затменьем своечасны,
Но то затмение не солнца пелена;
Пульсация в глазах, одышка,
Нужна простая передышка,
А так бывает, что как будто бы стена.
Но надо ведь идти-идти-идти...
(Как спутаны предчувствия пути!).
Застряли роботы в проеме,
А может быть совсем уж в коме,
Уж слишком бионервные они:
Их делают похоже очень,
И возвращаясь мажешь проседь
Рукой у зеркала, считая свои дни.
Вот так же с ними: тонко чуют,
Однако небо сном целуют
(Возможно, гм, они порой и спят?!)
Идешь в завал: «в упор» глядят,
Застыв, «тревожно-околпачено» дрожа.
Их там внутрях не слабо клинит,
(Кондратий не шутя обнимет
Коль сыпанется над тобой маржа)
Перед собой ведешь рукою,
Да щупаешь весь шаг ногою,
Локатор тряско и измучено держа:
Завалы не редки, но вот проход уж и межа...
Весь корпус простучишь на щупе,
И сунешь в ядерный отсек «удар ежа».
Буквально все в контрольной группе,
(Идешь и видишь: труп на трупе)
Становятся как «мать твою ети».
Сперва ладонь им кажешь, знаком,
С особым, высмотренным смаком,
Ведя пред линзами, матишься в мозг.
Они шевелятся, чумнеют, еще спят.
И снова, но уже задорно так глядят.
(Короче, вот такой, смотри, итог)
Натужно месишь взором штольню,
Сквозь фильтры наслаждаясь вонью
Что подняли из недр риобаты.
Они шустры, похлоп ладонью
По массе из металла, дрожью
Что извиняется за сбой своей работы.
Им шток продуть осталось — мелочь,
А там и минерал и «сволочь»
Случайность их загнавшая на тот ригвоид
Пойдет уж скоро всей своей дорогой прочь.
И нетерпение расчетливо зудит.
Но он не может больше им помочь.
Уставший в прессе планетарном «Айболит».
Секунды выползают тяжко,
Отчеты ли писать, бумажки!? —
Работать надо чтобы в небо пыль!
(А значит силы-нервы сердцем жиль).
Дорогу дал автотележке,
Везет наверх ревплакс, отрадно,
В нервозной безотчетной спешке
Уж возвращаться как бы надо
На звездолет посаженный вдали.
Седлает рифтопланер, держит —
Упругий руль в упор руками не шутя.
Глаза простор сердясь кусали,
И мышцы от натуги ломит.
Однако, поднят ввысь, стремглав летя.
Планета будто осадилась,
Затмение секунду длилось,
И снова ветер будто бы в ушах.
(Вернуться? Вдруг, опять случилось!?
Но слово матом небо вскроет).
И чувства лед поскрипом на зубах.
Корабль ближе, сердце ноет.
И рифтопланер даль покроет
Всей скоростью нешуточной легко.
И ветер по равнине воет,
И небо мрачное неволит,
И космос весь как будто далеко.
И вот уж перед трапом видишь
Как теплоту внутри обнимешь,
Ведь планетарный холод ощутим.
Как будто даже сквозь скафандр,
Хотя то кажется, но взор
Живет сейчас мгновением одним:
Войти в тепло, уют и негу,
Да вжаться в кресло хоть с разбегу
В кают-компании где море на волне.
И слушать музыку земную, да зевая,
Принять коктейль глотком, сдувая
Из мыслей всех ненужное вполне.
Предчувствие полнит, но хватит,
В порядке там, закончат скоро уж...
Ревплакс как манна, грузи тонны,
Потом переработка скрепит
В тех минералах ядерный фиксаж.
Все в экипаже думать склонны,
Что этот рейс очередной кураж.
Такие мысли-шутки, словом,
Никто не блудит разговором,
На самом деле тут серьезно все, пойми.
Вселенная — бескрайним зовом
Так тянет в тайны свои, но умом
Возьми-ка бесконечность обними!
Конечно, хохма, просто прелесть
Как шутят звездолетчики порой.
И вот, между собою — жесть —
Смеются над бессмертия игрой.
Ну вот, покой и в мыслях плещет,
Откинувшись назад и сам с собой.
А ветер по равнине рыщет.
А вся планета так же — сна забой.
Не получается забыться:
Возможно дом, семья приснится,
Хоть время есть, но силы нет поспать:
Все дума наглая заботясь суетится,
И хочется порой во стены поорать.
Чтоб выплеснуть то море в бездну,
На крике веском в теорему
Вогнать бессмысленность свою и охренизм.
Всего лишь человек ты, разуму
Однако же подвластный организм.
(И что тут можно дале обсуждать?)
        ........................
                ........................
И рядом сел, кивнув улыбкой, друг.
И тоже будет негу в пальцы собирать.
(Э... нет, не заболел, лишь чуть продрог)...
Сидишь себе во кресле мягком,
Вполне уютном да массажном,
Встречаешь прибывающих кивком.
Заходит бодро космофизик,
Разметчик сил, планетошизик,
Как о себе же шутит невзначай.
Зовут его Лигвой, и томно,
Почти кривясь, но все ж любовно,
Садится тут напротив вспряв рукой,
Куда-то тыча в коммутатор,
Ища, видать, программу-фактор,
Заделать дабы океан сугубо свой.
— Ты ведь не против, — вскинул взором;
Марох, к нему же с разговором,
Не видит в шуме океана что ли толк.
Эгзима, волосы распутав, рукой ведя,
В глазах смешинки, еще лишь плавно заходя,
Обоих погружая взором в мыслей шелк,
Пригладившись совсем, вникает,
И в кресло тело погружает,
И тумблером каким-то рядом щелк.
— Что, неудобный шлем, Эгзима?
Она биологу кивает, немного губы ухмыляет,
Потом растяжно и лениво говорит.
— Дурацкая привычка... с детства. — Мимо
Глазами повела и будто спит,
Откинувшись на подголовник мощно,
И время движется поточно,
И вне обшивки корабля вселенная «скорбит».
Бортинженер, биолог, физик.
Придет еще попозже медик,
Он заполняет ходовой журнал.
К отправке есть отчет на базу,
Сквозь тысячи парсек, но фразу
Меж знаков-цифр бы заковырял.
О том что из запаса вышел
Так нужный антисептик, слышал,
Что поменяют комплектовочный пакет.
(Так быстро весь исходит что — привет)...
Но а пока — теряйся в мыслях,
Что делать если хриплый выдох
И посему из экипажа кто хворой:
Планета за планетой, скачка,
Была б хоть левая заначка,
А может препарат какой другой.
(Сидит ругается самим поди собой).
Но всё истратили, увы и ах, —
(Изведать пыль в иных мирах?), —
Истратили совсем на биодуш.
Но верно все: подцепишь «гномлу»
(«Межпланетарную холеру»),
Которая и есть — здоровья сушь.
Инотела везде повсюду,
Планеты всякие и сблуду
Нерасторопности своей поймаешь тло.
И будешь зеленеть и чахнуть,
Поскольку «гномла» смертью пахнет, —
Наверное, тебе не повезло...
(А в организме нет защиты даже чуть!).
Зовут же медика Акради,
Профессии своей заради
И кинулся в космический разлом.
Искать предчувствие прорыва
Туда где до «Большого Взрыва»
Совсем немного, но таков уж сам.
И вся вселенная — не вечности ли дом:
(Возьми и оглядись, собой, кругом)...
Увидишь тихий шелест хода
(Его видать: здесь всё природы
Беззвучный признак, даже за бортом).
Совсем в бессмертие не верил,
Хотя бывало что и грезил,
Но как предел в пять тысяч лет преодолеть?
Нечаянно за рюмкой думал,
И за компьютером дремал...
Но так и не прознал чем дышит смерть.
Пышна и женственна как нимфа,
Бретельку оттянув от лифа
На пальце щелкнула по коже выходя
Из биодуша, в паре сочном
Намывшись в бодрячке поточном,
Ладонями по телу чуть летя.
Всего лишь пять минут экстаза,
Не только чтобы вся зараза
Ушла от организма коль была;
И просто так: легка истома,
Как будто бы нарочно дома,
Как будто на Земле, мечты — зола...
Креола ее звать, логистик,
Географ планетарный, мистик
(Хотя вот это между нами, да?).
Заботливо оделась в космоплон.
Крепления обувки чуть в наклон
Степенно проверяя, — (ерунда), —
Про вероятности задумалась закон.
Но нам неведомо сие, поскольку мысли ее все
Сугубо тайны и застенчиво нежны.
И в этой млечной красоте
Сквозь космоса путей всех нить:
Ее мечты лишь ей одной нужны.
(Что, прочем, можно срочно отложить)...
А нити связывают всех;
Закон вселенной — что паук,
Сплетающий пространств тугую сеть.
И где он, верный нам успех,
И отчего несвязность рук
Во тьме космической дано терпеть.
Все человечное под пресс,
На сердце ядом жути стресс,
И вновь посадка, снова — взять предел.
На личное: ни миг, ни вздох;
И даже сон судьбой подох,
Ведь в этих снах опять движок лишь пел.
По шорохам всех бездн душа
Ползет да будто не спеша,
Осваивая мысли о чужом...
И просыпаешься — аврал;
А кто-то даже и не спал,
Ища в прорехах памяти из детства дом.

Капитан — в покое чуть тесноватой каюты —
Не теряет зазря ни мига своей минуты:
Вышивает призрительно-цепко взглядом
По пищащему иногда от нужды экрану.
Что вышивает? Трассу пути по дну
Всей гравитации космоса — мысли каскадом.


_________
* Универсальный резак и одновременно импульсатор (фант.).
** Костюм космической защиты.



II


Вселенная дышала пеплом
От звезд что шел в сияньи светлом,
И между бесконечностями дно.
По дну тому струится вечность.
Но жизнь дана как скоротечность,
И посему, запомни лишь одно:
Ты человек эпохи веры,
Тебя страшат так изуверы,
Ты поддаешься пламени теней.
Но нет засилия поболе
Чем напасть свергнувшейся воли,
И разум тощий — от бесстыдства злей.
Он полиглот. Еще историк.
И древность чествует до колик,
Ища по всем архивам документ.
Его мир войн интересует,
Он в мире том себя рисует
И думает каков его момент...
Когда есть время для решений,
И он меж сфер, в опале мнений,
Старается взойти на монумент:
Чтоб воплотиться в камне зримом,
На долгие века терпимом,
Что восхваляет самодура. Нет.
Понять не может тирании,
И мучаясь, во мраке линий,
Что медленно ползут в экране сфер.
И он так смотрит... подмечая,
И медленно завет встречая,
Которым жил, дышал, когда-то мир.
Мир был задумчив и прекрасен,
Одновременно чуть опасен,
А может очень даже ясен сей этюд.
Он верит в дух и разум, в сердце,
В глазах как будто знаний солнце,
И на душе великий чувства труд.

Такие ныне все, а ране,
Неужто жизнь не перестанет
Его нечаянно и скромно удивлять?
Эпоха предрассудков манит,
Воображение тиранит,
Но вот, устал, и надо тоже спать.

Две бесконечности — то время,
Что поделенное на семя
Природы всей пространственно течет.
Вселенная проста как пряник,
Но эту простоту-тайник
Поймет лишь тот, кто поиском живет.

На коммутаторе сигналит.
Ленясь он долго руку тянет,
Ответить на сигнал, что так роднит.
Эгзима в облачном сияньи
Своей кокетливой причудности
И благообразном мечтании
(Хотя возможно ее трудности)
В квадрате аппаратном томно ждет.
А на экране ворох линий,
Хоть перегрузки знак и синий,
Но капитану это не идет:
Лишь полагаться на приборы,
Какие тут уж разговоры,
На то и главный чтобы бдить покой.
Эгзима? Что о ней он думал?
Ах, да, кокетлива... (придумал...), —
И молча ухмыльнулся — сам не свой.
— Чего хотела, — бросил взглядом,
Представив мигом Землю рядом,
И океан живой, что плещется у ног.
Девица вся из волн литая,
Выходит нежно намекая
Движеньем всем своим чтоб просто смог.
И он душой трепещет дивно,
Но тут же мощно и всесильно
Подмигивает ей сердечно враз.
Когда ты на Земле был? Видно,
Хоть это донельзя обидно,
Ты самого себя отнюдь не спас.
От скуки и безмерной прыти,
Стараясь в дело весь уйти,
Забыл, наверно: есть предел всех сил.
Он человеческий, банальный,
А ты весь сам собой печальный,
У жизни «право вето» не спросил.
— Я вот подумала... А, впрочем, просто так наверно,..
Как назовем планету? — Смотрит скрозь.
— Кропу́с. — Почти не думая. Как опус. —
На самом деле это «параллельно»,
Поскольку код ее уж в базе, шутки брось.
— Я не шучу, ты помнишь галактический опрос?
Так вот там астролетчики,
Соцтему заморочили
На тот предмет, что есть планеты «Ос».
— Что за планеты, я не в курсе.
(А сам чуть краем глаза в массе
Опять встревожившихся линий карты-софт).
— Такие... — мило шевельнулась,
Да чуть и на экран нагнулась,
И легкою улыбкой грезит рот. —
Знаешь... как сюрпризы,
Находят в них бывает склизы...
— Хм, камни счастья, что приносят смех?
— Ну да. Рассказывают всяко,
Но коль возьмешь его, двояко
Себе покажешься и — смех ручьем, ах-ах.
Еще раз хмыкнул, стрельнул глазом,
Рукою повозил на подбородке.
— Ты знаешь... главное чтоб рейс не крылся медным тазом...
Все остальное данность пошлой шутке.
Сугубо помолчали вместе.
Рука обоих в мыслей тесте:
На сенсоре пульта компьютер септит.
Эгзима что-то там про звезды,
Про массы черные и годы
Все световые вместе взятые мутит.
Конечно, глубже изучает, о чем и речь,
Но главный знает,
Что не о том она сейчас молчит.
(И в общем-то ему пора прилечь).
— Ну так при чем названье с камнем,
Не понял я тебя в упор, хоть злись.
— Дадим название и станем,
Коль склиз найдем, порядком ранним
На очередь за призовой релиз.
Он посмотрел в нее чуть долго,
Как будто бы и мягко, строго
Держа во взоре буйство легких дум.
— Нам надо бы заняться сбоем.
Сейчас уж отдых. «Завтра» смеряем
От главной тяговой побочный шум.
Она кивнула («нет вопросов»).
А так же шуток нет и взносов
Сердечной тяги в «перечень услуг».
Пусть отдыхает, время терпит.
А так же жизнь пургою вертит
Всех призраков души вгоняя в плуг.
Вот так и трудятся, хмельные,
Довольно смыслом озорные,
Но ждущие порой заветных слов.
Но дни идут, вернее, циклы,
Глаза спросонья «тупо зырклы»,
Да отчего же? Может не любовь...
Предчувствие, наитье блажи,
И дружеский мандраж до дрожи,
Когда проход сквозь зону «ноль» был «по стеклу».
И весь корабль исцарапан.
Амортизаторы — на свалку.
И оба в креслах пред обзорником — «в свеклу».
На перегрузке запредельной, и окольцован
Был генератор верхней тяги,
(Осталось только на бумаге) —
Ведь нет, пришлось срывать ту пломбу, тьфу.
И на вторичной тяге в массу
Звезды «пятнадцатого класса»,
Вошли как в масло нож — иль «муж в софу».
Осечка вышла на подходе,
Звезда тройная, крутит вроде,
Да так, что свет ее мелькает в пустоте.
И мясорубкой гравитации,
Вгоняя мощно во прострации,
Втянуло весь «Агрид»: и мышь в коте.

Тогда им повезло, наверно,
Хотя и было очень скверно:
Задушенно ремни на кресле рвать.
Когда уж кончилось все это,
«Агрид» вошел стояче в лето,
Сев на планету артефакты собирать.
Вот, удивительное дело,
Звезда тройная: адом ело
Прям на подходе к этой массе бед.
Вся гравитация как камень —
В обшивку, в корпус лупит, пламень
И искры мощные, и гари след.
Идут на полном реверансе,
Вселенной будто лихо «здрасьте»
Поют потуженным на весь предел движком...
И рвет и плещет штормом в рыло,
«Агрид» (какая все же сила!)
Курс держит: будто дует ветерком.
Но то не ветер с моря бризом,
То, (не печатно) ладным «шизом»
В башку влезает то что за бортом.
Все нервы строго на пределе.
Да их и нет уже — сгорели
С обшивкой вместе лопаясь (слегка);
Сползая иль стекая плесом
И звезды своим жутким прессом
Все гонят-гонят космоад издалека.
Их закрутило в чудный штопор,
Она впадает в легкий ступор,
Карабкаясь из бездн души «почти шутя»:
Такая психоподготовка
Есть в Академии, сноровка
Нужна для космозон что правят «я».
Не каждый выйдет, коль не сдохнет,
Из заварухи этой тем же,
Останется, возможно, с тиком щек.
А может и чего еще... — башкою ухнет
Прям-прямо по стене, с разбегу. Э...
На жизнь всю безраздельную седой поди урок.
И пассы жути из экрана в пустоте:
Оттуда вечность будто смотрит,
Конечно же, она не шутит,
Деля бессмертие твое на пазлы догм.
А в чем бессмертность? В часе крайнем,
Когда предчувствием случайным
Лишь миг имеешь для души — судьбою ор.
И всё внутри как паперть сути,
За бортом смерть мирами крутит,
И меж тенями мыслей разговор...
Напарник в хрип, так давит скорость,
А может это просто /живость/
В тебе глядит во глубину в упор:
Экран расколот визгом мрака,
(Сиянье пламенеет молний в нем);
И будет по тебе вся бездна плакать
Ссыпающимся пеплом и огнем.
Там преисподняя под ними,
В реакторе что пучит, и — в звезда́х.
Планета-Счастье ждет, но гибнет
С надеждами и липкий в сердце страх.
Его совсем не замечая,
Руками боль в штурвал втирая,
Они полощат временем свой крик,
Его в нутро свое вжимая,
И эхом боли замирая,
И еле различая бездны лик.
Они как будто в недре сущем,
Кабина спазмом метронома
Застыла вязко во секунде той,
В которой прошлое на будущем
Терзает предчертаний кома,
Но биосканер мажет лишь одной
Померкшей линией экрана,
Понять давая, что знакома
Ему такая роспись уж давно:
Они на грани, мозг — липома,
И вместо крови сердце жмет гомно.


Так вот: что удивительное дело,
Звезда тройная, адом ело
Внутрях сей гармоничной связки масс.
Там булькал космос, пусто-цело
Входил рассвет безумия да в глаз...
Кто знает что там за «причуды»,
Вселенской нежити этюды, —
Рисуется лишь философски,.. Что?
Так вот, и речь о том: запруды
В мозгах случались с интервалом в сто...
Ага, примерно так казалось,
Секунды таймером считались,
Потом же черный ящик выдал слот.
И всё смотрели: что за диво,
По мозгосканеру ретиво
По факту они оба — «идиёт»;
Обычный тихий парашизик,
Свихнутый на проблемах физик,
Поскольку этим звездам всем зачет.
Немного стукнутый об стену,
Пустивший под губу всю пену,
Что в организме встряхнутом была.
Он ныл, он бился, на пол падал...
А может: то была как раз она.
Такое с ними быть могло бы,
Но капитан держа штурвал — рыдал,
Отдав все силы на скольженье
«Агрида» по путям утробы
Всей той дыры в опереженье
Тех сил немыслимых, жрали́ что ход...

Не вспомнить уж всего, однако,
И вспоминать не будут, плакать...
(А может быть тут все наоборот).
Лишь то существенно, что было напотом.
А там... планета класса «Ай-Ти», часть (!)
Их премии за этот «напролом».
Невероятная по факту, блестящая во тьме и жути,
Планета-Рай во сгустке мощных сил.
Тут гравитация вся — бурей,
А ей природой — все развития пути,
И порождать собою прелесть, мил
Весь вид ее, немножко «Фурией»
Прозвать пыталась, но по-женски жаль,
Что вся отрезана, потеряна,
В мешке плывет гравитоплена
Меж трех могучих величин. Печаль.

Что экипаж? Все по каютам
В анабеозных путах — сном,
Которым спать не пожелаешь и врагу.
Вибрация гудит височно, и жгутам
Бессвязной ярости стихии гнуть в дугу
Их человеческие чувства,
Что дерзновением искусства
Уменья выживать коробят дух.
Следы на зрении прострации,
Туманен воздух и акации
В пространстве зрения как будто пух.
Слух щемит пением безумия,
И лишь в припадке остроумия
Смеются оголтело вместе вслух.
Так надо строго по инструкции,
В канале космоса обструкции
Упаковавшись на сиденье в блок,
В переговорник ржать неистово,
Чтоб будто выхлопы от выстрелов:
Тогда их альфа-фон вполне глубок.
Инвертофрезер мощно действует,
Вгрызаясь в мозговолны чествует
Их души и в сознаньи — молотки.
И погружаются неистово
В утробу сна, и даже просто вот
Уж чуют сердцем гравитации мотки.
Сознание уходит, бережно —
Аппаратура им внушает завитки...
И вот уж спят: вполне намеренно,
Из самой глубины надеянно
Молясь беззвучно на уменье пилоти...

[ По равнине ходят Призраки;
Насуплены, сердиты и безлики.
Шумят в мембранах голоса мертвецкие...
И все они зачем-то пусто-детские.
С приспущенными взорами, обличьями...
И время тут ломает поступь сучьями,
Что из-под ног летят при шаге в зарево...
Зачем ты, странник космоса, сударево
Берешь себе наветрие безличия...
Что «сударь»? Бог? Ребенок? Человек отличия.
Эпохи скомкались во снах, но спиш-шь ли?
Из преисподней духа — тяжко вопли;
Надмение суровое прелюдий...
Отсекновенье плоти — правосудий
Безмерная и властная дорога.
Ее пройти, осталось ведь немного.
Нет, снова лес как будто. Небо черно.
Проколотое звездами и больно
На них смотреть глазами пилота-аса,
Прошедшего пути до экстра-класса.
Могила вечности... Затмение идеи.
Как жил тот мир, изверившийся гений?
Он дал ростки сегодняшнему кредо.
Но между небом и землею — вёдро. ]


По плато гуляет холод
Ветрами ионной пурги.
Буря-электрик и солод
Свечения сплющенной зги.
Тьмою накрыло плато,
Звезды кусаче глядят
Сквозь фееричное злато
Неба нависшего, бдят
Силы незримые бездну
В коей планета плывет,
Медленно возвращаясь
В новый виток и черед.
Мертво с пришельцами знаясь,
Слепо их чуя, бредет...
Холод неистовый мраком,
Вкруг аппарата ведет
Всю мерзлоту, тайным знаком —
Воем надсадным живет.
Жизнь «понимая» как время,
Что не дошло до глубин,
Не бросило поросли семя
В планетные глыбы махин.
Просто бездарная пустошь.
Веяна светом от звезд.
И только камнями тут роскошь.
И ветер равнины их рвет.
Грузно вмещает в пространство
Свой необъемный охват.
Вместе с планетой, что чванство
Свое во стихии глядят —
Камнями, а где-то есть скалы
Молчащие ни о чем.
Пространства забытые залы
Куда взор не бросишь, и сам
Как будто бы явственный призрак
Средь сонной и вечной пурги:
Несется лишь пыль и чуток
Поземкою рвет у ноги.
Промерз даже свет, а что ночью,
Когда упакуется в тень
Сия сторона, и величию
Мрака готова уж песнь:
То мысли кусачие звездами,
Да пляшущие огоньки
Во недрах сознания, бодрыми
Лишь чувства останутся. Бди.


***


Стоял, смотрел, опорной стойкой приземлен,
Марох, глядя как ночь ползет от неба склизкого,
Да в странных полосах как радуга, но он
Вполне себе тут понимал, хоть и не физик:
Так происходит от сплетенья близкого
Двух масс — их колосс сблизился по граням изотермик
С другой планетой всей системы. Упф...
Какие ж все-таки величия у космоса...
(Хоть и недавно в рейдах, но вполне...
Пора бы свыкнуться; никак; но высь как штоф*
Причудливый, иль расплетающаяся коса...
Разводы эти будто «тени на огне».
Да там вдали несказанной что ветра голоса...
Отбросил наважденье; глянул по опоре отчего-то.
Стоит литой махиной их «Агрид», врос будто
В свои ножищи исполинские, в планету врос.
И сзади шелестит... (Подходит кто-то?).
И снова — ничего; когда же ждать нам утра?
Прикинул тут. Эге. Семьсот стандартных суток и вопрос
Канючить стал нечаянно-дремотно, сильно:
По тьме-то... не так уж весело копается порода?
Напрягся. Гхм. Ему стонать ли троежильно?
И что тут думать? Техника надежна. Ну... м-да.
Бывает изредка. То́ есть, но там сама природа
В посадках прошлых выдавала «на-гора»,
По-своему чудя приспешно кварцевой пыльцой:
Как понабьется риобатам по всем складкам...
А там и далее: стучи тогда по пяткам им ногой.
Ведь правда: рухнет и лежит... в покое сладком.
Там с изоляцией «непруха», но говорили инженеры,
Возможности иной и нет — предохранять,
Как только изредка менять их диафрагмам шторы,
Ведь дышат, натурально, «чтоб чихать»:
Вот так вот пошутил один (на «Обероне»),
На криогенной станции, с насосом колупаясь.
И подмигнув, и далее свое стараясь...
В невыносимом лязге, прочем кру́гом шуме.
И что еще там на техническом уме...
(Они не дышат в прямом смысле: тралят воздух;
Вбирают для переработки взвесей: энергетика!
А, впрочем, нудная скорузлая патетика...)
Спокойно тянет кислород на вдох
Насыщен коим шлем — развод от выдоха
На сверхупругом пластике: «за бортом» минус...
Скользнул по датчикам у подбородка. Поежился.
Сморгнул. Еще раз глянул. Похрустел — движеньем.
Скафандр застывает, коченеет. Тяжкий груз
Уже почти ушедшей тени... (хмыкнул)... (отшутился).
Он весит много тонн, наверно... с экзоскелетом...
Опять как шутка, — чтоб не скучно, — глаз
Сощурил, соизмеряя тени... горизонт уж тьмой стал.
Еще раз оглянулся. Шум какой-то манит...
Порыв с равнины, вдруг, толкнул. Чего-то вял —
Он, шагом отступил назад чуть: подмечает.
Ночь ближе. Полосы пошире стали. Наползли.
Под ноги рвет поземка будто пес скулит-кусает.
(А ты его еще насмешливо позли... позли).
Сухая пыль равнины: по лицу хлестнет...
Тогда лишь череп может быть останется.
Экзоскелет как «трактор»: «держит на ковше»,
По сути, это робот без начинки. Ты — начинка.
Долина тьмой подернулась совсем. Все, начинается.
На темной стороне электробури и циклоны. Вообще.
Такая вот премудрая, сказать всерьез, картинка.
Ожил у подбородка биопульт, вдруг, засветился весело.
И датчик связи пару раз мигнул в пространство.
— Марох, — таинственно-глубокий, звонкий,
Эгзимы голос рвет тишину и тьмы и неба и покой
Долины, что ветрами потрясает звезды, с воем...
Но на душе покойно: он твердый в мыслях, чуткий
До всяких суетных вселенских устремлений...
Ну вот, теперь они средь вязкой тьмы вдвоем.
Возможно он — зачем-то между прочим — гений
Всех биосферных институтов всех галактик...
— Марох,.. обвал на пятой штольне. — Выдох. —
Тебе... проверить надо. Связи нет. Как слышишь.
(Конечно же, ему везет. Он гений. Опытный. И практик.)
И что ему сей предсказуемый итог (пес будто сдох)
Всей этой столь обычной их стоянки? Ничего не скажешь,
Есть правило, а есть закон вне правил, без страховки.
И надо думать ли о том, что есть судьба?
Что у нее (коль есть) готовы каверзы, уловки...
— Марох, — дыханье ночи. — Я все проверила.
Нет связи. И контроллер молчит. Ты слышишь...
(И хоть стихи читай ей книгами, а хоть на полстроки).
(И дышит вот тебе по радио, но ты не дышишь).
(И сам себя жуешь — зубами сердца — от тоски).
— Я понял. — Взор повел по темным скалам. Выше.
Стоят вдали и пиками суются в небо мрачно.
Уж ночь почти. Идешь и шагом пыль тут крошишь...
Шагнул. Пластина грузового уж спускалась, скатом.
И все вот так как надо, как просто и обычно.
Сейчас отключится. И заругаться матом.
Зачем? Себя пойми. Все, отключилась.
Хоть слово соучастия. Ага. Возобновилась
Связь. Застыл. Грузоотсек открыт. Свечение.
— Марох, — секунды капают во тьме всей гравитацией, —
...будь осторожнее, лады? — и в сердце пение.
Кивнул (ей видно на экране образ-моделью).
Немного пьяный чувственной прострацией
Заходит, поднимаясь, возится с панелью,
Включая программатор для настройки риобатов,
Возьмет с собой что — в наступивший мрак.
А вот и рифтопланер. Три. А вот и риобаты. Он готов.
И скорость ветра... эдакий пустяк.


_________
 
* Штоф — муж. штофь жен., архан., нем. шелковая плотная ткань, обычно с разводами.






-----------------------
Текстологические замечания:
АНАБЕОЗ (анабиоз — в /обычном/ случае);
beo, ;v;, ;tum, ;re [одного корня с bonus]
1) осчастливить, делать счастливым, радовать: ecquid beo te? Ter это тебе приятно?; hoc me beat Pl и beas или beasti (sc. me) Pl, Ter это меня радует (очень приятно);
2) одарять (aliquem munere H): aliquem caelo b. H причислить кого-л. к сойму богов, вознести на небеса; b. se наслаждаться (nota Falerni H). — См. тж. beatus. — БОЛЬШОЙ ЛАТИНСКО-РУССКИЙ СЛОВАРЬ.
Анабиоз, (от др.-греч. ;;;-;;;;;;, ;;;-;;;;;;; — «возвращение к жизни, воскресение» ; др.-греч. ;;;- — приставка со значением: повторности + др.-греч. ;;;;;;, ;;;;;;; — «жизнь»), — временное замедление или прекращение жизненных процессов в организме под воздействием внешних или внутренних факторов. При этом дыхание, сердцебиение и другие жизненные процессы замедленны настолько, что могут быть обнаружены только с помощью специальной аппаратуры. — Википедия.
Следовательно, «анабеоз», что созвучно  «анабиозу» можно понять как весьма поверхностное прерывание функций жизнедеятельности, скорее условно, чем действительно; кратковременное (специфическая форма отображения понятия «анабиоз»). Данное понятие может существовать только относительно и в зависимости к понятию «АНАБИОЗ».

ПРИМЕЧАНИЯ ПО ТЕКСТУ

«Генератор верхней тяги» необходим для экстремального форсаж-хода. Опечатан (окольцован), — технической блокировкой «на весу», то есть, в любой момент пилот может сдвигом специального рычага в основании пульта снять блок и активировать запасной генератор, что подаст на движитель дополнительный заряд энергии; разумеется, это повысит износ всего оборудования, посему, данное, хоть и предусмотренное технической комиссией  «превышение», запечатано, поскольку, считается, что в «обычном случае» в такой тяге нет нужды, — поэтому, на срыв пломбы необходимо разрешение Центра Навигации (Галактического Сфероида Инноваций); но в сугубо экстренном случае, пилот, конечно же, действует на свое усмотрение... что впоследствии чревато разбирательством причин — отчего пилоты и «не любят» сию блокировку. Запрос же на разрешение снять блок возможен в случае, скажем, прохода зоны реакомпрессора, т.н. «черной дыры», или же, какой-нибудь еще сложной пространственной модели вне установленных трасс.