Из цикла 1812

     ***

Все кругом подожжем, что пылает-горит:
Даже ухарь-купец магазин подпалит.
Не оставим врагу ни телег, ни корыт.
Пусть ночует под небом среди пепелищ.
Охватили крыльцо, облизали порог,
И взбежали по стенам огня языки.
В черном едком дыму птичий переполох.
Только нужные вещи вяжи в узелки.
Птицам проще: те новые гнезда совьют.
Нам трудней – нужно скот и пожитки спасать.
Зажигает крестьянин избенку свою,
Над амбаром его будет пламя плясать.
В поле корчится колос в объятьях огня –
Не успел хлебороб поработать серпом.
Прорывается пламя в прорехи плетня,
И горячие хлопья кружат над селом.
Поджигай, разоряй, кто не скряга, не трус.
Как закончим войну, вновь добра наживем.
Пусть же бродит незваный пришелец-француз
Меж порушенных изб, над сожженным жнивьем.

     АРТИЛЛЕРИСТ

Верю, знаю, что Высший Судия
На том свете воздаст проклятым.
А сегодня бой – я орудия
Защищаю от супостата.
Бородинское поле бранное.
Кровь сочится как алый сок.
Ударяю с размаха банником
В чей-то бритый русый висок.
Не толпою прут, не ватагами –
В аккуратный рядок построились.
Отбиваем третью атаку мы…
Вот опять враги с места стронулись!
Возле пушек лежат товарищи,
Лица мертвые перекошены.
Бомбардир, сраженный, едва пищит,
Бьется жилка под бледной кожею.
Среди крови и чада смрадного
Я остался один, живой еще,
Дело страшное – служба ратная
В свисте пуль, средь картечи воющей.
Над разбитою батареей
Ненавистным врагам на страх.
Мною поднятый, снова реет
Торжествующий русский стяг.
Те заколоты, те порублены…
Для чего нас мамки рожали!
Одинешенек, я орудие
Раскаленное, заряжаю.
Я держусь пока, не упал еще.
Кровь в ушах гудит как набат.
Прямо в полчище наступающих
За снарядом я шлю снаряд.

     ***

За околицу мусье шастают с опаскою,
Не хотят пулю схлопотать.
Запершись в курной избе, хлеб жуют с колбаскою.
Спит село, тишь да благодать…
Ждем, бойцы, условный знак, чтобы двери выломать.
Часовой связан у ворот.
Встретим ворога врасплох пиками да вилами.
Ружьецо пулю в лоб вобьет.
По дороженьке француз отступает-пятится.
Вот вчера растерял обоз.
Партизанит барин наш; бьет его сиятельство
Недруга в гриву, в бок и в хвост.
Ох, и тяжко до войны было нам с Егоркою.
Из людей жизнь веревки вьет.
Граф затрещины давал, потчевал нас поркою,
А теперь «братцами» зовет.
Барин ласково меня величает Колею:
- Оплошать, милый, не моги!
Удальцам да храбрецам обещаю волю я.
Так не трусь, витязи мои!
Дай-то Бог, и станем мы хлебопашцы вольные
Не для бар в поле сеять рожь.
Из тулупа моего старого, нагольного
Пару пуль выковырял нож.
Наточил Терентий штык, Сашка взял рогатину,
Тимофей ходит с колуном.
А Василий-богатырь крепко треснет гадину
В шесть пудов тяжести бревном.
Руки крутятся его, будто крылья мельницы.
Весело колит, рубит, бьет.
Ты, французик, сладко пил, получай похмельице:
Черт в аду чарку не нальет!

     ***

Я проснулся утречком, разбуженный
Громким зовом – то горнист трубит.
Нам сегодня выдали оружие,
Чтобы супостатов гнать и бить.
- Распишись-ка, братец, в получении.
- Не владею грамотой, увы…
Много записалось в ополчение
Мужиков с окрестностей Москвы.
Видел я, стелились клубы дымные –
То пылал первопрестольный град.
И дорогой слякотной, предзимнею,
Убирался прочь жестокий враг.
Тает мокрый снег, и с крыши капает.
Дождь прошел – проселки развезло.
Русь ликует – иноземцы драпают,
Оставляют за селом село.
Мечется туда-сюда с приказами
Вестовой-солдатик как челнок.
От поносной хвори и заразы мы
С отвращеньем хрумкаем чеснок.
Ихнее высокоблагородие
Отирает липкий пот с лица.
Ежели живым вернусь к Авдотье я,
То зачну девятого мальца.
Возле церкви теплой и намоленной –
Ей-то богу, в этом нет греха! –
Лупим мы французиков соломенных,
Рвем штыком сенные потроха.
Почитай, что три-четыре волости
По команде выстроились в ряд.
Постигаем мы порядок воинский.
И пускай трепещет лютый враг!
Научился управляться с пикою,
Может быть, не хуже, чем казак.
Эй, не подходи – иначе выколю
Наглые, бесстыжие глаза.
Скоро в белоснежном облачении
Встанут ели, сосны и дубы.
На войну уходит ополчение,
Повинуясь голосу трубы.

     МАРОДЕРЫ

Веди скорей ко мне крестьянскую лошадку.
И запряги возок, поторопись, Мишель.
Да, не забудь, сними с того пейзана шапку.
Морозит, я боюсь за целостность ушей.
Артачится Иван? Не стоит с ним возиться.
Пускай отдаст телка, иначе – пуля в лоб!
И масло заберем по праву реквизиций.
Мюзик, иди сьюда, неси твоя оглобль!
Проклятый жеребец, как смеешь ты кусаться!
Капризного коня кнутом приободри.
Мы вывезти должны из брошенной усадьбы
Картины и фарфор, персидские ковры.
…Бывает, видит Бог, проруха на старуху.
Не возвратиться им домой, в Париж, к жене.
Мишелю мужики вонзили вилы в брюхо.
С возком трофеев Жан утоп в Березине.

      ***

Все плетутся, плетутся по старой Смоленской,
Растеряв прежний блеск, Бонапарта войска.
Мимо сел разоренных и черного леса.
Седина и пороша лежат на висках.
Не бравурные марши, не птичьи рулады –
Завывает метель все сильней и сильней.
Гренадеры бредут, опершись на приклады,
Толпы пеших драгун, что сожрали коней.
Горделивые очи опущены долу,
В рукава и за шиворот лезет борей.
Почерневшие зубы стучат «Карманьолу»,
И противно скрипят сапоги егерей.
Довоенные гари чернеют пеньками.
Здесь бивак бы разбить да зажечь костерки.
Только гонят их пиками, будто пинками,
Налетев из лесов, удальцы-казаки.
Стонут старый солдатик, что был при Маренго,
Офицер, под Ваграмом задетый штыком:
- Далеко ли осталось еще до Смоленска?
- Боже мой, сколько лье нам влачиться пешком?
Не вкушать вам рейнвейна, не есть пармезана,
А под снежным покровом искать лебеду.
Здесь пейзаны давно подались в партизаны.
И голодные галлы бредут как в бреду.
А меж ними – поляки ползут, итальянцы,
Инвалидов увечных везет шарабан.
Барабанщик младой, отморозивший пальцы,
Никогда не забьет в боевой барабан.
Гангренозную плоть отрезают хирурги.
Кровью крашены пилы, ножи, топоры.
И до боли сжимают здоровые руки
Медальоны с портретами Жанн и Мари.

     НА ПОСТУ

Третий час торчу я на часах
И гоню к чертям лукавый сон.
Потянулся, шею почесал.
Выше нос, а грудь чтоб колесом!
Мне бы чарку, каравай да щи -
И не страшен сам Наполеон!
Шепчутся осоки и хвощи,
Сквозь кусты белеет павильон,
За спиною шелестят сады, 
Гомонит у мельницы поток.
Я в Европе, мать её туды!
Жив и цел покамест, видит Бог!
Долетит из сада крик совы,
Голубиный шорох из-под крыш.
Супостата гнали от Москвы,
Срок придет – притопаем в Париж!
Там, у них во Франции смутьян,
Говорил, что в мире Бога нет.
Я б такому, гневом обуян,
Засадил под сердце багинет.
А еще намедни я слыхал,
Что мусье казнили короля.
А теперь мятежник и нахал
По Европам чертит кругаля.
Удирал, что твой шкодливый кот
От сметаны, лишь заслышав «кыш».
Русаки – отходчивый народ:
За Москву не станут жечь Париж.
Комары, комар тя забодай,
Донимают, жалят – просто страх!
Ну, их к ляду, горе – не беда,
Грудь в крестах аль голова в кустах!
Ветерок. Колышется кипрей.
Под рубашкой солонеет пот.
Скоро утро. Грянет соловей,
Канарейка звонко запоет.

     ***

Вращает русский ветер флюгеры,
И норовит сильней задуть.
Встречайте фрау, фройлен, бюргеры –
Освободители идут!
Кричат детишки, лают тузики,
Из окон к нам цветы летят.
Бежали, сгинули французики -
Умеет враг задать латат!
Чист переулок – будто кисточкой
Прошлись по плитам мостовых.
Девицы рвут сирень душистую,
Несут букеты роз живых.
Нам вслед улыбочки амурные,
Платочков шелест кружевных.
А небо ясное, лазурное,
И я как завидный жених.
Пусть барабанщики немецкие
Из барабанов выбьют пыль.
Взлетают к небу флаги местные,
Венчая каждый острый шпиль.
И бургомистр стоит, осанистый,
Душой от счастья воспарив.
Мы здесь надолго не останемся.
Вперед, гусары, брать Париж!

     ГРЕНАДЁР

Шагает вдоль лесистых гор
Чужою стороной
Российский бравый гренадёр
Леонтий Коренной.
От головы и до колен
На нем следы штыков.
Изведал кровь, и боль, и плен,
И выжил – ишь, каков!
Ему привычней по полям
Пройтиться с бороной.
А он колол, рубил, пулял,
Леонтий Коренной.
Ему б душистый сеновал
И ароматный хлеб,
Крестьянский мирный арсенал:
Соху, косу и цеп.
Он белобрыс и конопат,
И ростом  - каланча.
А коротышка Бонапарт
Такому до плеча.
Трещал военный барабан,
Держал равненье строй.
Сказал солдатам Бонапарт:
- Учитесь - вот герой!
Стыдитесь, трус и мародер,
Не хвастайся, бахвал.
Один могучий гренадёр
С десятком воевал!
У этих русских шарм и шик
Не по тылам шнырять,
А, насадив врага на штык,
Через плечо швырять.
Потом Европы властелин
Им передал рассказ,
Как бился русский исполин
И офицера спас.
- Таким медведям целый мир
Собачьей конурой.
Виват, витья’зь и богатир,
Леонтий Коренной!

     ГЕНЕРАЛЫ

Два столетья спустя, преклоняюсь пред вами, пред теми,
Кто честь Родины ставили выше, чем славу, чины,
Кто себя не щадил…Благородное, гордое племя
Генералов далекой, великой и тяжкой войны.
Вас, овеянных славою, царской рукой награжденных
Прославляю! Во сне вам являлся отеческий край:
И кавказские кручи привиделись Багратиону,
И напевам волынки внимал в сновиденьях Барклай.
Дохтуров и Раевский победно взирают с портретов.
И Кутузов с прищуром глядит сквозь века-времена.
И все так же сияют глаза и блестят эполеты,
На парадных мундирах сверкают кресты, ордена.