1часть. Мадмуазель Фифи. По рассказу, Ги де Мопасс
Майор, граф фон Фарльсберг, который,
Командовал отрядом там,
Прусским. Дочитывал там почту,
Ноги, задравши на камин.
Отряд этот, или – там, войско,
Во Франции были тогда.
В окрестностях Руана жили,
На три месяца тут засев.
В замке Ювиль все пребывали,
Хозяин же сбежал до них.
Граф Фернан д Амуа д Ювиль, покинул,
Его. Оставив на разгром.
Прочитав письма все, газеты.
Граф встал. Подбросил дров.
В камин. К окошку он подходит,
А за окном - нормандский дождь.
И тут, на шум он обернулся,
Пришёл помощник там его.
Барон фон Кельвейнгштейн, который,
Чином, там, капитана был.
Майор огромного был роста,
Широкоплечий, с бородой,
Которая, на грудь спускалась,
Веером, словно скатертью.
Вся его рослая фигура.
Торжественная очень вся,
Там вызывала представленье.
Как о павлине, что вёл бой.
Глаза у него, голубые,
Холодные. Шрам на щеке.
То, от удара саблей было,
Нанесено ему в бою.
С Австрией когда воевали,
Он, храбрым офицером слыл.
Так же, хорошим человеком,
Все уважали там его.
Капитан, маленький, и с красным,
Лицом. И с рыжей бородой.
И двух зубов там не хватало.
Выбитых там в ночь кутежа.
Живот большой, был перетянут.
Туго. А на макушке – плешь.
Вроде монашеской тонзуры,
С руном курчавых там волос.
Командир пожал ему руку,
И чашку кофе выпил там.
Шестую там уже за утро,
И выслушал рапорт того.
Затем к окну оба подходят,
Друг другу там признались те,
Что им невесело обоим,
Что надоело тут торчать.
Майор, был человек – спокойный,
На родине имел семью.
Отъявленным же был кутилой,
Этот невзрачный капитан.
Завсегдатаем был притонов,
Отчаянный юбочник был.
Бесился, ибо третий месяц,
Жил в целомудрии он тут.
А тут и в дверь уж постучали,
«Входите!» - крикнул командир,
И на пороге показался,
Солдат. «Значит Завтрак готов».
Вторая часть.
В столовой же они застали,
Трёх младших офицеров всех:
Отто фон Гросслинг - лейтенант, тот,
И младших лейтенантов, двух.
Фрица Шейнаубурга, с маркизом -
Вильгельмом фон Эйриком, там,
Маленького блондина, впрочем:
Надменного, грубого. Злым.
С мужчинами, грубого очень,
А с побеждёнными – вдвойне.
Жестокого. Как порох также,
Вспыльчивого, там, ко всему.
Во Францию, лишь там вступили,
Товарищи звали его:
«Мадмуазель Фифи», за внешность,
Кокетливой была она.
Тонкий был, перетянут словно,
Корсетом. С тонким там лицом.
С пробившимися над губами,
Усиками, что ему шли.
Ещё ж с усвоенной привычкой,
Ежеминутно повторять,
Чтоб выразить презренье к людям,
Также к вещам: «Fi, fi, fi donc!»
В столовой уже следы были,
От пуль, и сабли уже там…
В часы досуга занимался,
Этим маркиз - «Мадмуазель Фифи».
Завтрак там проходил безмолвно.
Комната, наводила там,
Уныние. А пол паркетный,
Покрыт грязью, как в кабаке.
Еду окончив, переходят,
К курению, также к вину.
Жаловаться начнут на скуку,
Коньяк с ликёрами, там, пить.
Стаканы, лишь опорожнялись,
Снова их наполняли там,
«Фифи» при этом каждый раз там,
Зачем – то разбивал стакан.
Солдат, подавал новый сразу ж,
Едкий табачный дым висел,
Туманом тут. В тот погружались,
В сонливый и печальный хмель.
В угрюмом этом опьяненье,
Людей, страдающих уже,
Отсутствием, какого дела,
Но тут, вдруг, их тот барон вскочил:
Дрожа от бешенства, он крикнул:
«Чёрт, побери, не может, так,
То, продолжаться! Надо срочно,
Что – то придумать, наконец».
Лейтенант Отто, Фриц с ним также.
С немецкими лицами, те,
В один голос сразу ж спросили:
«Так что же делать капитан?»
Сказал, с минуту, тот, подумав:
«Что? Коль разрешает командир,
Надо устроить здесь пирушку!»
Вынул майор трубку из рта:
«Какую, капитан, пирушку?»
Барон тут подошёл к нему:
«Хлопоты на себя беру, я,
Позвольте, господин майор!
(«Слушаюсь» - звали там солдата),
В Руан будет отправлен мной.
И привезёт с собой он, женщин,
Я знаю, где, их раздобыть!
Те приготовят нам тут ужин.
Для этого всё у нас есть.
Мы проведём, по крайней мере,
Не плохо, сланный вечерок!»
Майор фон Фарльсберг, улыбнулся,
Плечами, пожимая тут,
К барону резко обратился:
«Вы, что, с ума сошли мой друг?»
Но офицеры - тут вскочили,
Все как один со своих мест,
И командира окружили,
Взмолились хором на него:
«Ну, разрешите капитану,
Начальник! Здесь уныло так».
И майор им тут уступает:
«Ну, хорошо!» - за «Слушаюсь» послал.
(Унтер – офицером был, старым,
Не улыбался ж никогда.
Но фанатически был предан,
Начальству. Всё там исполнял).
И выслушав «приказ» барона,
Он вышел. Через пять минут,
Четвёрка лошадей уж мчала,
Огромную повозку, там.
Тот час, всё словно пробудилось,
Исчезла вялость там у всех.
И лица у всех оживились,
И все принялись там болтать.
Сам «Мадмуазель Фифи», казался,
Не мог на месте усидеть,
Он там вставал и вновь садился,
Глаза искали, чтоб разбить.
А на стене были портреты.
На одном, дама там была,
Кто-то углём ей подрисует,
Под носом чёрные усы.
Тут взгляд «Фифи» остановился,
На том портрете, дамы той,
Молодой блондин вынимает,
Свой револьвер, чтоб выстрелить.
«Ты, этого уж не увидишь!» -
Сказал он глядя на неё,
И выстрелил. Две пули точно,
Глаза пробили даме, той.
Крикнул затем: «Заложим мину!»,
И смолкли разговоры вмиг.
Выдумкой его, были «мины»,
Любимою забавой тут.
Граф Ювиль, замок покидая,
Захватил с собой серебро,
А остальное всё оставил,
Предметы все искусства, здесь.
От всего того не осталось,
Почти – что ничего уже.
То, не разграблено всё было,
Майор того не допускал.
«Мадмуазель Фифи» всё время,
«Мины» закладывать любил,
В такие дни все офицеры,
С ним веселились тут вовсю.
В гостиную маркиз приходит,
На поиски того, что б взять,
Чайник с китайского фарфора,
Для своей «мины» отобрал.
Он пороху в него насыпал,
А через носик шнур провёл,
Его поджёг, и почти бегом,
В другую ж комнату отнёс.
Затем мгновенно он вернулся,
И запер за собою дверь.
Все немцы ожидали ж стоя,
С улыбками на лицах их.
Как только взрыв потряс там стены,
Этого замка, люди те,
В гостиную ринулись хором,
«Фифи» первым зашёл туда.
Захлопав радостно в ладоши,
Увидев у «Венеры» там,
Из терракота, у которой,
Уже слетела голова.
Кругом валялись там осколки,
От разных там других вещей,
Маркиз вышел первым из зала -
«Удачно всё на этот раз!»
Запах дыма и гарь от взрыва.
Ещё ж и курева к тому ж,
Заполнили комнату. Люди,
К окну подошли подышать.
Все на деревья там смотрели,
Через которые видна.
Церковная там, колокольня,
Что не звонила уж с войны.
Кюре, к пруссакам относился.
Не плохо. Чем – то помогал.
Брал на постой, кормил кого – то,
С ними и пиво распивал.
Но, нечего, просить там было,
Хоть раз в колокол позвонить.
Скорей бы расстрелять позволил,
Себя. Таков его протест.
Все офицеры там смеялись,
Над безобидным мужество,
Кюре. И лишь маркиз там только,
Был недоволен этим всем.
Во что бы - то, не стало, жаждал,
Чтоб колокол тот зазвонил.
Он на начальника там злился,
За его мягкость в деле том.
И умолял он ежедневно,
Дозволить, хоть один разок,
Ради забавы просто только,
В тот позвонить: «Дин дон, дин дон…»
Майор не уступил маркизу,
«Мадмуазель Фифи» тогда ж,
Мины закладывал усердно,
В том замке, разбивая всё.
Все пятеро в окно глядели,
Вдыхая влажный воздух там.
Лейтенант Фриц, тут, рассмеявшись,
Грубо сказал уже тогда:
«Этим дефицам выпал дурной фремя для их прокулки»
Дурной время для их прокулок»
Затем каждый из офицеров.
Пошёл уж по своим делам,
У капитана оказалось,
Уйма хлопот. Делать обед.
Встретились все уже под вечер,
Не рассмеяться не могли ж,
Взглянувши там, те, друг на друга,
Как, подготовились гулять.
Все напомадились. Духами,
Там надушились, кто чем смог.
Принарядились все конечно,
Все были ослепительны.
Волосы были у майора,
Не столь седыми, утром как.
А капитан даже побрился,
Оставил лишь одни усы.
И несмотря на дождь, окошко,
Оставили открытым там.
Там, то и дело подходил там,
Кто –то из них, прислушаться.
Продолжение следкет.
Свидетельство о публикации №118042504680