Жить пока бьётся сердце, гл. 5

5

Не принял он порядок новый,
И снова бегство из страны,
Сначала в Крым, в тот край «суровый» (1919)
От гражданской всей войны.

Коктебль, Крым и эМ. Волошин,
Гостеприимным был сей дом;
Но снова этот дом им брошен (1920),
Шёл Белой армии разгром.

С женою снова за границей,
Сначала Франция опять,
Он в Бельгию подался «птицей»,
Всё время вынужден «летать».

И, наконец, уже в Берлине
Нашла чета себе приют,
Четыре года на чужбине
Они в спокойствии живут.

Создав семь книг различной прозы
И публицистики, стихов,
С их на подобие занозы
И с «бурей» спорных разных слов;

С различной степенью успеха,
Издать пытался в эССэСэР;
Из этих книг, шедевром века,
Роман один есть, как пример.

Роман -- сатиро-философский,
Про Похождения Ху…Ху…
         (Хулио Хуренито)
И в нём так мастерски-чертовски,
Как говорится на духу;

Вся мозаичная картина
Дана Европы жизни всей,
Российской жизни паутина,
Войн, революций и смертей.

Но главное в нём содержанье,
Пророчеств точности всех свод,
Как будто знал их ожиданье,
Описал их, свой приход.

Один писатель, Жуховицкий
Об этом так потом писал:
-- Он угадал фашизм немецкий
И бомбу атомную знал.

Что для японцев создавали
И применили для войны;
Его же мысли разве знали?
Где и когда – применены.

Не Нострадамус и не Мессинг,
Не Ванга он, а – Эренбург,
Не мог и предсказаньем взвесить,
Событий неизвестных круг.

Другое было в предсказанье,
Так – это мощный, светлый ум,
И знание, и пониманье
Народов, стран и всех их дум.

Предвидеть в будущем развитье
Путей и судеб разных стран,
Подобный дар лишь по наитию
Провидцам, в виде Ванги, дан.

В былые времена за это
Людей сжигали на кострах,
Гадать о судьбах ждало вето,
Гадалок превращали в прах.

С тех пор, спустя десятилетия,
Как сей роман увидел свет,
Прошла война – «шедевр столетия»,
Японцы не нашли ответ;

Узнать у автора пытались,
Как мог такое предсказать (1922),
Как эти бомбы оказались,
Японию чтоб наказать.

Сам Эренбург считал началом,
Как творческий рождён был путь,
Он как бы стал ему причалом,
В литературу заглянуть.

-- С тех пор, -- имел в виду писатель:
-- Я сотворил уж сотни книг,
Я стал, как сам себе спасатель,
Молился как бы я на них.

Стихи, романы и памфлеты,
Эссе и очерки, статьи;
Менялось время, с ним и беды,
Менялся я на всём пути.

Не отделяясь от эпохи,
Понять народа здравый путь,
Тепла отдать хотя бы крохи,
Права и честь ему вернуть.

Он с авангардного искусства,
Примкнувши к левым всем кругам,
Сменил и взгляды, и все чувства
И изменился весь и сам.

С советской стал дружить печатью,
«Известий» он спецкором стал,
Как публицист, писатель к счастью
Известность он к себе рождал.

Талант и имя Эренбурга
Стране Советов помогли,
Она в нём преданного друга
Нашла на правильном пути.

Для пропаганды за границей,
Воспеть чтоб сталинский режим,
Привлечь к стране чужие лица,
Жить в мире и согласьи с ним.

Он подошёл для этой роли,
Сам Сталин это оценил;
И лишь с его огромной воли
Успешно он в России жил.

Он много ездил по Европе;
С приходом Гитлера во власть,
Со всей, ему присущей злобе,
Он «закрывал» фашизму пасть!

И часто приезжал в Россию,
Теперь уже, как в эССэСэР,
Сменил ей имидж от «Стихии»
На «Социализм», как всем пример.

О неизбежности победы
Социализма в мире всём,
Унять народам все их беды;
Счастливо мы все заживём!

Он проводил весь этот тезис
В своих романах «День второй»,
«Для взрослых книга» -- катехизис,
Стоял за социализм горой.

В войну гражданскую в Испании,
«Известий» он – корреспондент,
Что не мешало и внимание
Другой осваивать акцент.

Писал художественну(ю) прозу,
«Вне перемирия» -- стихи,
И чтоб пополнить эту дозу –
Роман – «Нужны ли нам грехи».
(«Что человеку надо?»)

Когда Испания вся пала,
Опять он выехал в Париж,
Его в нём снова не хватало,
Чтоб поддержать его престиж.

Скрывался в нашем он посольстве,
Ведя свой ярый репортаж,
Хотя  и жил во всём довольстве,
Но не испытывал и раж.

Победы немцев удручали,
Работал много в эти дни,
В себя вобрал он все печали,
Уже от близости войны.