Лица смерти

Напишешь в стишке «Как-то много мертвых в последнее время стало...», а потом слышишь эту фразу отовсюду. И ладно бы всегда была - эта фраза, мало ли какую растиражированную банальность ты написал, так нет! Все говорят: ой какая фраза, как здорово, свежо и неожиданно! Ты бежишь за ними следом, дергаешь их за рукав, кричишь: «это же я, я первый сказал!». А они смотрят сквозь тебя пустыми глазами, будто ты дух, и идут мимо. Обидно! Но здорово! Аж дух захватывает... Нет, подождите, я что, тоже? Нееееееет!

I 

Нельзя дважды войти
в ту же самую реку.
Тем более, когда нет и не было
никакой реки
Вечером не наступит утро,
как ты не кукарекай,
Да и те из нас ещё,
я скажу тебе,
петухи.

II

Воздух сгустился,
Стал бешено плотным,
Как будто не воздух -
Железная твердь.
Дышать не могу -
Навалился кто-то -
То ли Господь,
То ли просто
Смерть.



III

В этот год, накануне Страстной,
перед самым любовным обвалом,
я бродил по Москве,
я разыскивал красные свечи.
Тут какая-то женщина
с искажённым любовью лицом предсказала,
что меня доконает все та же фигня,
что сейчас меня лечит.

В этот год, накануне исхода
последнего, видимо, мая...

TANATOS

В этот день у меня каждый раз почему-то на эту тему.
А недавно я на кладбище был. Пока мы рылись в кладбищенской клумбе, сажая цветочки, приводя в порядок запущенную за год могилку, к нам подошел местный служитель и предложил услуги. Ну как обычно, не надо ли подправить, починить, то се. А мне как раз надо: памятник покосился, бетонная ограда цветника обросла мхом и начала крошиться. Ну вот, помимо прочего, я его и спрашиваю: а сколько, говорю, капсул в клумбе? Он говорит: ну у вас стандарт, четыре всего, то есть две свободных. Ага, думаю, то есть одна для меня. И с такой нежностью я подумал об этой свободной капсуле, дожидающейся моего праха, что аж сам удивился! И что странно, о своей смерти подумал без всякого кокетства. Впервые, может быть. Мы ведь все со смертью кокетничаем: да я уж смерти-то не боюсь, пожили уж, пусть дети, что уж, да где уж нам Путина пережить! И даже не перед другими, перед самими собой кокетничаем, ну известное дело, Танатос охмуряет. Да... И ведь я боюсь смерти, всё, как надо, как положено всякому здравомыслящему человеку, переросшему подростковый идиотизм фамильярного отношения к жизни. А тут вот прям смотрю на могилку, как путник уставший на постель с грелкой, и почти облизываюсь! А мыль-то искренняя, всегда ведь знаешь, когда лжешь себе. Точнее, почти всегда лжешь, поэтому редкую искреннюю мысль сознание сразу выделяет, распознает и складывает в копилку .... чего там? Мудрости, самопознания? Куда-то складывает, в общем.
И отчаяние впервые за долгое время отступило.
Но ненадолго.

IV

Размышляя о вечном
и предаваясь блуду,
задержись на краю,
преподай сам себе урок:
обмани судьбу,
например, перемой посуду,
поваляй любимую кошку,
заштопай чужой носок.
О себе не плачь,
о тебе пусть другие плачут:
например, тюрьма
или дождь в больничной дыре...
Все проходит, мой друг:
кого ты любил - утрачен,
захлебнулся пОтом,
стал дыханием
в сентябре.

Как-то много мертвых
в последнее время стало,
и свежи они,
и золотист их взгляд!
Что-то крутится в памяти,
вроде бы слово - жало,
и другое слово,
вроде бы слово - ад.

Вот и нам не уйти,-
наблюдают за нами в оба,
и, по правде сказать,
тебе уж давно насрать,
что диктует все это:
страдание или злоба...
Все пустое!
Ложись-ка пораньше
спать.