Муза
Жёлтые листья за окном сменились метелями, по ночам заунывно гудело в печной трубе. Кот, разогревшийся на лежанке, требовал, чтобы я уступил ему своё место на стуле и возмущённо, дёргая хвостом, уходил, когда я ему отказывал в этом. Каким то непостижимым образом этот рыжий, наглый разбойник узнавал, когда прилетит Муза: вот и сейчас он уставился своими огромными глазами на кресло, что стояло поодаль, но, не проявив дальнейшего интереса, лениво зевнул, развалившись на полу.
Прошло уже полгода, как Муза прилетала в последний раз. Я тогда решил писать одни частушки. В самом деле, проще некуда, не мучайся над каждой строкой, тем на селе много, в клубе интерес проявили. Надо бы закончить. Я достал из стола листок, на котором второпях было написано: Где в крапиве по поЯс, у магАзина коза, там Толяна между глаз, отоварю два разА! Неплохие строки, в клубе похвалят, наверное…
Только котяра мой вдруг выставил глаза свои на кресло, потом стал ходить около него, то с одной, то с другой стороны, будто пытался найти на нём местечко для себя и, не найдя, обиженно ушёл, дёрнув хвостом.
-И ради этой бездарной, дремуче безграмотной, пошлой писанины я прилетела? – в голове моей вдруг зазвучал знакомый голос Музы, но не ирония была в нём, а возмущение. – Я надеялась, что вы, юноша, станете поэтом, а вы растеряли свой дар! И на что: У магАзина коза... Два разА... Пошлость! Убожество! Прощайте!
Что-то резко скрипнуло, и наступила тишина. Я хотел ответить, но усталость сморила, голова опустилась на стол и дальше не помню. Когда проснулся, то за окном светало, выключил лампу, накормил кота.
- Приснится же такое – подумал я, мельком глянув на листок с частушкой: – «Пошлость! Убожество!» - было написано превосходным, каллиграфическим почерком, а строки мои были перечёркнуты резким взмахом пера, даже мелкие капельки чернил остались…
Снимок из свободного доступа.
Свидетельство о публикации №118041908279