Лариса
О том, что было, промолчать…
Оно, как червь, меня точило,
Хоть тяжко это вспоминать.
Друг против друга на допросах
Сидели много лет назад,
И в злых глазах его раскосых
Я видел только волчий взгляд.
Меня ценили и любили,
И я себе позволить мог,
Что бы в моей большой квартире
Со мною жил канадский дог.
Я уезжал из дома утром,
Потом являлся на обед.
Мой верный пёс, большой и мудрый
Хранил меня от всяких бед.
По вечерам мы в парк ходили,
Он рядом шёл – овца овцой!
Зимой без видимых усилий
На санках вёз меня рысцой.
В его глазах светилось счастье…
Я вспоминаю вновь и вновь
Улыбку той огромной пасти
И бесконечную любовь.
Я был в то утро в кабинете,
Когда раздался вдруг звонок.
Я трубку снял, но не ответил –
Я слова вымолвить не мог.
Вор в зал проник через окошко,
Мою собаку застрелил,
Сам был отправлен в неотложке,
Полузадушен, еле жив.
В тюрьме, в решетчатой больнице
Три долгих месяца лежал.
Ему, (пусть, боже, мне простится!)
Я смерти искренне желал.
Потом был суд. Судили драку.
Нам припаяли сгоряча –
Мне год условно – за собаку,
Ему – три года строгача.
Скажу о нём: он рос в детдоме,
Был с детства на руку нечист.
Тянул три долгих срока в зоне,
Короче, вор – рецидивист.
Кто у него отец, маманя –
Интеллигенты, иль с полей…
Но по лицу, манерам парень
Был точно голубых кровей.
Высокий рост, прямые плечи,
По-детски чистое лицо,
И эти ласковые речи…
Как любят бабы подлецов!
В любом заштатном городишке
Ему открыта тьма дверей!
Но ни дочурки, ни сынишки…
На вид – патриций. Но – плебей!
Мы познакомились с Ларисой,
Когда ходили к следаку,
И было для меня сюрпризом
Ко мне внимание, к врагу!
Она его тогда любила,
Его до слёз ей было жаль…
Его исправит лишь могила –
Вот в чём была её печаль.
А он теперь не постучится,
А без него три года жить,
А лет уже почти под тридцать,
И очень хочется родить…
Жизнь ничего не обещала,
Себя осталось пожалеть!
Она решила – всё сначала!
Иначе – только умереть.
А вот он – я, шагаю рядом.
И парень, вроде бы, хорош!
Она мой взгляд ловила взглядом,
А я щетинился, как ёж.
Жил без собаки отупело
И тосковал по стуку лап.
Весной закрыли это дело
Был суд, и он ушёл в этап.
Вот так всё лето пролетело:
Работа, дом, диван, кровать…
Душа не так уже болела,
И рана стала заживать.
Однажды в осень, в день ненастный,
Я это помню, как теперь,
Мне робко, словно бы с опаской,
Под вечер позвонили в дверь.
Я не узнал её вначале,
Да и, по совести сказать,
Тогда я в гневе был, в печале,
Зачем её запоминать?
Она сняла свою «аляску».
Её душил, наверно, стыд,
Вогнав лицо невольно в краску…
Какой-то жалкий, робкий вид.
Присели на диване в зале,
Вино и кофе на двоих…
Мы будто век друг друга знали,
И тайн меж нами – никаких!
Что удивительно, Лариса
Ни слова грубого о нём!
Мне вдруг подумалось – актриса!
Но – было хорошо вдвоём.
Она оттаяла немножко,
Я постарался ей помочь.
А дождь всё сыпал за окошком,
Не отпустил её я в ночь,
И постелил ей на кровате.
В волненьи жутком, чуть дыша,
Она в моём, до пят, халате
Была смешна и хороша.
От ночника витали тени,
Дождь за окном всё лил и лил.
На утро было воскресенье,
Я быстро сбегал в магазин,
Накрыл по-праздничному столик,
И, как гурман и как эстет,
А не какой-то алкоголик,
Поставил фрукты и букет,
Вино хорошее, нарезку,
Фужеры преломляли свет…
Я ощутил вдруг как-то резко,
Что прежней жизни больше нет.
В моём жилище запустелом
Вдруг появился аромат
Её волос, дыханья, тела,
Других таинственных услад…
А дождь уже не льёт, а хлещет!
Косые струи по стеклу,
Её с моими рядом вещи,
Сапожки с зонтиком в углу,
Я оглянулся в сумрак зала,
Шагов услышав тихий звук.
В проёме женщина стояла,
И защемила сердце вдруг.
Дрожали плечи под халатом,
И дивный шёлк её волос,
Что вниз струился водопадом,
Скрывал потоки сладких слёз.
Мы не смогли уже расстаться
И друг от друга быть вдали,
Квартира стала нам палаццо,
Мы жили в ней, как короли:
В любви и нежности, в заботе!
Мне дорог стал родной причал,
Я перестал жить на работе
И каждый вечер к ней бежал.
У нас уже была собака,
Понятно, вновь канадский дог.
Не тот, конечно, но однако
Он заменить того мне смог.
Три года пробежали быстро,
И выплыл он – возник со дна.
Освободился, гад, по чистой.
Считал, она живёт одна.
Свободен он опять, как птица!
И что, что много раз судим?
Ему хотелось прислониться
Хотя бы к чьей-нибудь груди.
Искать по новой было б глупо,
Хотя тут баб не перечесть!
Жильё, конечно, так… халупа,
Зато всегда дадут поесть,
И баба сладкая, и с хатой,
Живи, не думай ни о чём!
Она всегда была с ним рядом,
Всегда встречала горячо.
Его направили соседи,
Сказав про мужа. Пустяки!
Но удивился, что на свете
Есть и другие мужики.
“Ну, и чего, что вы там спите?
Я потревожу ваш покой.
Три года я провёл в отсиде!
Я, блин, пришёл… почти домой!”
Он был всегда по жизни лидер,
Умел и мог он только брать.
Кого, когда, за что обидел –
Ему, простите, наплевать!
Меня увидев в роли мужа,
Бандит и вовсе озверел:
Из-за кого он был осужден
И годы в зоне отсидел –
Тот жил и спал с его Ларисой!
И почему не сдох кабель?
Решил он снова по карнизу
Пройти в окно. В её постель!
Он пистолет добыл для дога,
Чтоб выстрел был наверняка…
Он, если б думал хоть немного,
Держать меня за дурака
Не стал бы. Я служил в Афгане,
И не совсем ещё остыл!
Я был на множестве заданий
И в рукопашную ходил!
А тут – подонок с наглой харей –
Меня унизить и согнуть?
Да за таких нам там медалей
Уже не вешали на грудь!
Я на него шагнул из тени,
Он на словах был только смел.
Заговорил со мной на фене,
А я ударил. Как умел.
Он не был полностью в отрубе,
Я весь свой гнев в слова вложил:
“Доймёшь Ларису – будешь трупом.
Считай, тебя предупредил.”
Мы продолжали жить, как жили,
Нам не мешал никто другой,
И наши чувства не остыли,
И воцарился вновь покой.
Я уезжал в командировку,
“Дня три-четыре” – ей сказал.
Она кивнула мне головкой,
И проводила на вокзал.
Там день пробыл. Совсем немного.
Вдруг понял - без неё умру.
И на душе была тревога…
Короче, дома был к утру.
В квартире темень, как-то жутко,
И не разобрана кровать.
Быть может, вышла на минутку,
Во двор с собакой погулять?
…Чуть раньше в парковой аллее
её прохожий увидал.
Она – убита. Рядом с нею
Наш пёс застреленный лежал.
Она была полураздета,
Мне это вечно не забыть…
Мой разум помутнел. Вендетта!
Ему не жить! Ему не жить!
Везде преступника искали,
Но как искать, коль нет примет?
Шерстили урок на вокзалах,
И ждали следующих бед.
Мне ж в этом деликатном деле
Помочь решили братаны.
Я, как себе, им твёрдо верил,
В друзей с афганской той войны.
Они пошли в разрез с конторой.
Чтоб всё узнать наверняка,
Как зверя, обложили вора,
А не искали маньяка.
Тот жил за городом в посёлке,
С какой-то бабой кров делил,
Сад, огород, овечки, пчёлки…
И даже, говорят, не пил.
В тот страшный день был дома, вроде,
И как бы алиби имел –
Возился с бабой в огороде,
Рыхлил, лелеял свой надел.
Но чтобы я поверил в это?
Он всё продумал, перетёр,
Уехал в город до рассвета
И отомстил за свой “позор”.
Он знал, что я в командировке,
Он знал, что выйдет погулять…
Следы замёл он очень ловко
Им ничего не доказать.
Я распрощался с братанами,
Сказав им только: «Всё одно…
Менты найдут убийцу сами!»
И ненадолго лёг на дно.
Печаль меня совсем накрыла…
Один, как прежде, без неё…
Глаза не смотрят – всё постыло,
Убрал Ларисино бельё,
Снял со стены все наши фото…
Я забывал поесть, попить,
В душе была одна забота –
Дожить, дождаться, отомстить!
Зима пришла внезапно, рано,
Днём слякоть, изморось, снежок,
А ночью – царствие тумана.
А, может, это просто смог?
Оставив на ночь свет в квартире,
Ступая тихо, вышел в ночь.
Я был один в безлунном мире,
Погода мне должна помочь.
Я не садился на маршрутку –
Весь транспорт не показан мне!
Бежал рысцой по первопутку,
К утру увидел свет в окне.
Там, за стеклом, мелькали тени.
“Зачем встают в такую рань?”
Со скрипом растворились двери –
Вдвоём они несли лохань.
Чуть позже, послеинтервала,
Вовсю зачмокали скоты.
Метель немного поддувала,
Сметая все мои следы.
Они гуськом поднялись в сени,
Кто позади - не разберёшь…
Я постучал сучком по ели
И в руку взял десантный нож.
Они закрыться не успели,
И был проявлен интерес.
Под шум скотов и скрип метели
Он, как медведь, ко мне полез.
Я сделал шаг к нему навстречу.
“Нашёл?” – успел он мне сказать.
И тот, кто жизнь мне изувечил,
В снегу остался умирать.
Я шёл окольными путями…
Был ранний день. Но – без людей.
Шёл, как тогда мы шли с боями,
Теряя лучших из друзей…
Глядишь ли на меня ты с неба?
Хотел бы я об этом знать…
Ушла в таинственную небыль,
А я остался воевать…
Свидетельство о публикации №118041702650