Тридцатый день поста

               
 1.

Шел тридцатый день поста. То,  что это был именно тридцатый, а не двадцать девятый или тридцать первый день Гиров знал  хорошо, так как в этом году  сам держал  пост.   Причем еще до начала поста Саня счел необходимым предупредить об этом  всех  близких.  К слову сказать,  это его решение никого не удивило, потому как  домашние и друзья держали пост уже не первый год.

Пост был необходим  Гирову, прежде всего, как он считал, для   укрепление Духа. Кроме этого, он    в тайне надеялся, что Пост поможет  восстановить ему утерянную связь  Души с Космосом.

Однако, пост  давно перевалил за половину, а никаких существенных изменений в себе Гиров не примечал, впрочем как и не испытывал абсолютно никаких трудностей с соблюдением последнего.  Наоборот, его это  как то забавляло и  местами даже поднимало настроение. Во всяком случае, там где раньше Саня мог  вспыхнуть как спичка, наорать и  потом минут десять - пятнадцать  курить безостановочно одну сигарету за другой, или дернуть для  успокоения полста, а то и сотенку вискаря, сейчас он лишь ухмылялся, крутил фигу в кармане и мысленно говорил себе:
 - Спокойствие, Александр, только спокойствие. Ты  на Посту.

Итак, шел уже тридцатый день поста, когда Гиров,  придя с работы, решил  поправить наброски утреннего стиха. Усевшись поудобнее за письменным столом,  он  еще раз внимательно прочитал    пришедший к нему во сне сонет.   Все строки стиха  были, практически, готовы, но вот расположить их в том порядке, который бы устроил  Саню,  ему никак не удавалось.
 
Да,  и окончание сонета распадалось на два варианта. Он мог заканчиваться: либо - Иль разорвем Гордия узел, иль снова узы обретем, но следуя своим путем; либо - Гордия узел развязав, мы сможем Крылья обрести и воспарить, а не ползти. Причем во  втором варианте Александр никак не мог поймать мысль как же все - таки надо писать: Гордия узел развязав, или Гордия узел разрубив.

- Ладно, рубили уже, - решил  Гиров. - Лучшее,  враг хорошего, а то протру  до дырки, - устало  подумал он  и, умышленно поставив  в конце стиха внушительную точку,  еще раз, напоследок, пробежался взглядом по написанному:

На круге черном белый снег,
Своей невинностью сверкает,
Словно любому предлагает,
Проверить иноходью бег.

Порвать сансары узы враз,
И, скинув кармы покрывало,
Судьбу свою начать сначала.
А там уже как Бог нам даст...

Гордия узел развязав,
Мы сможем Крылья обрести,
И воспарить, а не ползти.

   
 2.

Гиров  задумчиво пил чай. Жена сидела напротив и, видя, что он занят какими-то размышлениями  не донимала его своей болтовней  и даже отложила на потом вопрос который был припасен еще до его возвращения домой и очень ее беспокоил. У нее были два правила  в жизни, которым она следовала уже долгое время. Первое правило – это никогда не будить спящего человека, и второе – не прерывать мысли других людей.

Второе правило Лели позволило сейчас Гирову  спокойно и уже в домашней обстановке поразмышлять на тему Солдат и Воин. Дискуссия на сайте разгорелась не шуточная, мнения разделились,  все они были очень интересны и, несомненно,  дополняли и друг друга и багаж самого Александра. Но не это сейчас занимало его. Ему в голову лезла какая то строка, даже не строка а целый монорим, и он его уже практически видел. Пусть смутно, пусть не весь, без отдельных слов, но он его видел.

- Надеюсь,  воин я, а им разрешено, Есть мясо…  пить вино… - в полголоса начал проговаривать он.
Леля  молча начала прислушиваться, по-прежнему ни слова не говоря.
- Ручка нужна, - глянув в ее сторону и улыбнувшись, тем самым как бы извиняясь,  что раньше окончания ужина встает  из-за стола сказал Саня.  - Не убирай, еще допью.

Он перебрался за письменный стол и  начал писать:

Надеюсь,  Воин я, а им разрешено
Есть мясо в пост,  и пить (немножечко) вино
Но третий день уж на меня в окно
С укором кролик смотрит… мне не все равно
 
Он отложил ручку. Монорим был закончен, но что-то продолжало его беспокоить.
- Надо подождать,  пусть отлежится  - подумал Саня, решив вернуться на кухню.
Уже  двигаясь в сторону кухни и задумчиво бубня -  Надо ж дать, надо ж дать, - он вдруг остановился. Взгляд его уперся в лежащую на  телефонном столике книгу.
- Воскресенье, - прочитал Гиров, взяв книгу в руки и, постояв неподвижно несколько секунд,  повернул назад. Сев за стол, он стал  медленно выводить:

Тридцатый день поста,
я одинок как перст.
Ни Пушкина,
ни Блока,
ни... сурово.
Я в узел завязал себя,постясь,
а  Бес...
Бес мясо жрет…
- Толстого?
- Да, увы, ведь нет у нас коровок.

Прочитал. Ему явно не нравилась залетевшая невесть откуда в его голову блажь.  Прежде всего из-за нарушения слога в последней строке.  Написание стихов Саня считал для себя этаким  приятным время провождением, но несмотря на это понимал, что если теряется  слог, то и мысль начинает хромать и уходить с верного пути.
- Ладно,   дозреет, - подумал он и  пошел допивать чай.

- Написалось, -  спросила Леля, когда он вернулся.
- Не до конца, - как бы извиняясь, улыбнулся он в ответ.
- Ясно. Санечек, я про Шурика нашего подумала. Может  отправить ему в помощь  парочку человек? Из приезжих? Узбеков, например? Они, я думаю, согласятся в деревню переехать, лишь бы там  работа была.

- А  что? – заметив удивленный взгляд мужа, заторопилась Леля. – Они хоть  не пьющие,  не подведут. Замучился ведь  там  совсем один сражаться с этим беспределом. Мало того,  что Новый год  с коровами одному встречать пришлось, так еще  все две недели   как прокаженный проработал, безвылазно.

- Ага, а не проработал бы две недели,  как ты говоришь,  как прокаженный, и был бы для этих коровушек свой Освенцим, - грустно подытожил ее рассказ Гиров. - Хотя узбеки и на Севере… не знаю, не знаю.

- Поумирали  бы все  коровушки с голоду, - кивнула жена. – Ее ведь -  матушку еще и доить надо по часам, а иначе мастит и воспаление молочной железы…-  Леля тяжело вздохнула, глаза ее стали наполняться слезами и она,  решив, что лучше не стоит  озвучивать  всю вставшую перед ее глазами картину, попыталась взять себя в руки.
- Да,   повезло всем, что Шурик  в прошлом году вернулся в деревню, - согласился с ней Саня.

Он  вновь   с горечью вспомнил рассказ племянника, о том, как на  Новый год все работающие с Александром в коровнике мужики,  уйдя отмечать праздник,  вернулись на работу уже только после старого Нового года,  и ему  в одиночку пришлось бороться за жизнь этих загадочных и  до глубины души любимых  им животных.

- Они,  дядька, ведь  прям как инопланетяне, - вспомнил Гиров рассказ племянника. – Смотрят, главное,  на тебя огромными глазищами и такое ощущение, что все - все понимают и что – то  сказать тебе хотят.
- Эх, Шурик, Шурик, - с  нежностью подумал про себя Гиров. - Спасибо тебе за то,   что ты есть.

Гиров  вернулся к письменному столу и,  еще раз посмотрев на  коротенькое шутливое стихо,  медленно затушевал последнюю строку, не весь откуда взявшейся в его руках  гелевой ручкой, и поверх ее бледно  нацарапал:
 – Нет, пока еще коровы.