Анна-мельница. Сказка о любви

    Давным-давно, да в незапамятные времена, в одном селении Р*** губернии жил-был барин один и владел огромным имением и многими душами. Подросла в одной крестьянской семье девушка Анна, весела она была, хороша собой: длинные белокурые локоны спускались по её плечам, глаза точно небо голубые, и светилась она всегда, как солнышко. Полюбила Анна юношу из другой крестьянской семьи. Звали его Фёдором.  И Фёдор крепче жизни полюбил Анну. Родители благословили их любовь, решили свадьбу играть, да на то нужно было барское благословение сыскать. А барин-то сам Анной что ни день любовался, помутила рассудок старику краса её, сам захотел с Анной жить, не пожелал её Фёдору отдавать.
    Позвал барин Анну к себе во светлицу и молвил: «Хороша ты Аннушка так, что глаз от тебя не отвесть. Добра красота твоя, да всем сердце согревает. Весела всегда ты, будто никакой житейской печали не ведаешь, засмеёшься – слышен смех твой звонкий да заливистый на многие вёрсты. Счастлива ты, Аннушка, простотой своей, а мне о счастии ничего не ведомо.  Владею я многими землями да многими душами, только нет меня более одинокого во всей округе. Скрась годы мои, девица, отогрей душу окаменелую барина своего – господина, живи при мне во светлице - ни в чём отказу не будет тебе за милость твою к моей судьбинушке да за ласку твою ко мне». «Не серчай, барин, на меня, только сердце моё горячее уж другому давно обещано, другому, ему дорогому, вверено, милостию и обещанием, потому разреши нам венчание – перед Господом обет дать, Господу слово держать», - отвечала ему Анна.
   Осерчал на то барин, разгневался: «Али лучше мужик меня, барина, что в землянке своей ковыряется да дни-ночи работами мается? Не бывать меж вами моего благословения. Не дам красы своей загубить тебе, девица, на рассвете отошлю сына крестьянского, что более меня тебе люб. В такие дали отошлю, девица, что ниоткуда не видимы, откуда обратной путь-дороженьки не сыскать да не воротиться. А уж коли назначен день венчания, так и быть ему в срок. Пойдёшь со мною под венец в платье нарядном под песни да через хороводы, а опосля в опочевальне буду владеть я тобою по закону людскому и божьемому, коему и ты до последнего дня будешь верна».
   Налились слезми горькими глаза Аннушки, выбежала она из светлицы вон – побежала милого искать, поведать судьбу свою нерадивую, обнять его рукою нежною пред расставанием грядущим.
   «Не бывать тому, Аннушка, - воскликнул Фёдор в сердцах, - бежим с тобою в ночь из этих мест, невестою своею барину не сделать тебя, далеко уж будем мы к рассвету». Согласилась бежать Анна с Фёдором.
   Покатился день-деньской на убыль, поблекли все краски его, повыцвели, из лазорево-розовых обратились облака бледно-серыми и во мгле приходящей растаяли. И сгущалась мгла над землёю, и висела над водою ледяными туманами – опутывала да опутывала окрестности, пока не пронзила всё такая темень, коею никто в тех краях не видывал. Такая наступила ночь, чернее которой на земле прежде не было. Тот, кто в доме своём её приветил, ранее прежнего ко сну отошёл; кто же в пути её встретил, далее уж не пошёл: на месте ночлег себе обустроил, потому, чтоб не сгинуть, ведь, не видно было ни зги. 
   Только Анна с Фёдором ничего не боялись: лучше в пути пропасть, чем от руки барина, а пуще в позоре да врозь. Взялись они за руки, поклонились отцу, матери да дому родимому, и побрели себе по свету.
   Долго ль шли они, коротко ли – никому и самим им не ведомо, одному рассвету лишь, пред которым расступилась мгла и открыла молодым реку чистую да прозрачную будто стекло, да по берегам её луга душистые, травами высокими выстеленные.
   Решили Анна с Фёдором у реки той остановиться, дух перевести после пути долгого. Опустились они на травы мягкие как на пухову перину и погрузились в сладкий сон.
   Послал барин тем временем за Фёдором в дорогу собирать его дальнюю в края, из которых не возвернуться – да опоздал: уж и след простыл молодца, а вместе с ним ушла и Аннушка.
    Видит барин – нет силы человеческой, что влюблённых может разлучить, сам и есть он эта сила да бессилен он, и отважился он тогда на последнее средство.
    Слышал барин, что во владениях его знахарь жил, что любую хворь заговорить мог, за то люди его почитали и во всём его слушались.  Другие же со страху его уважали да поговаривали, что ворожит он каждый вечор, оттого про всех всё ведает.
    Приказал позвать к себе барин знахаря, заплатил ему злата-серебра. «Расскажи, - взмолил, - где найти мне беглецов».
    «Запрягай, барин, упряжку, - ответил ему знахарь, - покажу я тебе, где влюблённые укрываются, но увидишь ты их в последний раз». Согласился на то барин, приказал заложить воз.
    Лихо несли их кони гнедые чрез поля да сёла, а знахарь всё трубку курил да думу думал: против добрых людей, его не обидевших, зла вершить не мог он, не хотел разлучить влюблённых и придумал хитрость против барина: обратить Анну в ветряную мельницу, а Фёдора – в ветерок.
    Показался воз на лугах душистых, что звонку речку окаймляют – и видят путники: дурачатся Фёдор и Анна на берегу реки, поёт и танцует Анна, светится вся словно солнышко, закружилася в танце весёлом, залилася смехом звонким…«Век тебе так кружиться», прошептал знахарь, не сводя с неё глаз -  и обратилась девица в мельницу. 
    Ахнул и барин тут, и служивые, диву дивясь такому. Только знахарь не удивляется, на мельницу смотрит да умиляется: «Не простая она, чудо-мельница, на ней грусть-тоска перемелется всякого, кто заглядится на неё.  Ай, да мельница!» И только знахарь один и знал, что каждый полдень, когда тени повсюду исчезают, превращаются снова Анна и Фёдор в девушку и юношу, гуляют по воде, поют песни звонкие, кружатся в солнечных лучах, а как день начинает угасать – с первыми лучами заката превращаются они снова в мельницу и ветер.
   Жалел барин о судьбе Анны, ходил каждый день смотреть на мельницу. Задремал он однажды, а глаза-то открыл – видит, как Анна со своим ненаглядным любезничает – обманул его колдун окаянный», - рассвирепел барин и решил отомстить им всем разом. Понял он, что Анна с Фёдором в полдень в людей превращаются, и созвал народ на берег к этому времени. Только мельница девушкой обратилась – закричал народ перепуганный: «Ведьма! Хватай ведьму!» Схватили они Анну и привели в деревню. А Фёдор юношей обратиться не успел и так ветром и мчался за толпою, что за собою увлекала Анну.
  Воздвигли крестьяне столб на высоком холме и порешили там сжечь ведьму. Не противилась судьбе своей Анна, взошла горделиво на холм и лишь одно толпе кинула: «Что вы делаете, люди? Не виновна я не пред вами, не пред Господом. Любовь моя не грех, и за неё в огонь иду, и за неё любые муки вытерплю». Не послушали люди речей Анны, уж больно хороша была девица – видать точно ведьма, откуда на земле красоте такой взяться? Привязали они Анну к столбу высокому, обложили соломою и подожгли.
  Прошёлся ветерок леденящий над пламенем – то обнял Фёдор любимую свою. До неба вился костёр, но Анны не тронул он, остановился перед нею огонь, замер. Окаменело тело Анны, застыло, и стояла она будто живая, и смотрела величаво и строго на толпу. Упал барин на колени перед нею тогда и взмолился: «Прости меня, Анна». И все на колени встали напротив её и молиться начали о душе её и милости просить у Господа за грех своей и прощения у Анны.  И воздвигли на холме том храм светлый, и внесли туда белу статую – окаменевшее тело Анны, и поклонилися ей как святой.
  Один монах служит в храме том, молод и красив он, и время его не старит. Открывает он храм ровно в полдень, когда тени повсюду исчезают, а к вечерне затворяет тяжёлую дверь.