Письма из тупика 3

6.
   Видимо, согласившись с Томасом Карлейлем, что «организация труда является всеобщей жизненной задачей мира!», Карл Маркс почесал бороду  и решил создать свою ОРГАНИЗАЦИЮ труда... противоположную ОРГАНИЗАЦИИ капитала... Проницательным взглядом Маркс видел, что у Карлейля, в  его потенциальной оппозиционной  сущности, вовсе нет конструктивной программы действий, с которой она может выйти к народу... «Жалок тот ученик, который не превосходит своего учителя...» - думал Ленин, уютно расположившись в Мавзолее... «И велик тот народ, - думал товарищ Сталин, - который знает, что пока жив УЧИТЕЛЬ, ученики могут спокойно учиться... и страна не развалится...»
    А между тем, русский публицист Павел Абрамович Берлин (1878-1962) поглядывая на «Карла Маркса и его время» (1909 г.), мог видеть, что немецкая промышленность отстала  в своем развитии по сравнению с английской и французской, и вопрос о протекционизме имел для нее огромный жизненный интерес, и из-за него велась словесная битва между двумя лагерями. Уже у «истинных»  социалистов начинал подниматься вопрос о необходимости предварительной «выварке в фабричном котле». В этом отношении любопытна статья Фр. Шнатке «Промышленность и покровительственные пошлины», напечатанная в 1847 г., в журнале «Das Westfalische Dampfboot», который редактировался одним из «истинных» социалистов Отто Люнингом.  «Конечно, - говорит Шнатке, - радикальные реформы возможны только там, где существуют радикальные потребности, а эти последние могут быть развиты только под влиянием промышленности. Промышленность разовьет их лучше, чем все теории и вся философия, из которых народу не  испечешь хлеба. Промышленность превращает девственный еще пролетариат в изменяющийся и, под влиянием растущего вокруг него богатства, под давлением эксплуатации его эгоистическим классом, вырабатывающий сознание своего человеческого достоинства. Промышленность служит единственным истинным рычагом прогресса, единственным средством привести в движение народную массу и осуществить на деле то, о чем едва дерзала мечтать чуждая народу головная теория. Ввиду этого мы не отказываемся от «благодеяний» промышленности, не боимся упрека в том, что мы «БУРЖУА». Мы не хотим, чтобы немецкий рабочий остался на самой низкой ступени материальной культуры, якобы для того, чтобы он был избавлен от мук неудовлетворенных потребностей: если он будет испытывать эти муки, то он уже сам позаботится об их уничтожении». Воззрение, выраженное в этих словах, знаменовало собою целую новую эпоху в умонастроении немецкой интеллигенции, полный разрыв со старым идиллическим утопизмом. Шнаке открыто признал необходимость и неизбежность для немецкого народа пройти через капиталистическую выварку и указал на относительное преимущество капиталистического строя перед старым патриархальным.


Немецкий философ Макс Штирнер (1806-1856) слушал... Григорий Данской пел:
На земь ложится лист
Молча стоим глядим
От жизни и смерти чист
Тот кто совсем один
Тот кто совсем не чей
Кто ничего не ждёт
И не один книгочей
Судьбы его не прочтёт!


Да, только «ученый-идеолог немецкой буржуазии, пламенный глашатай исторической миссии немецкого капитализма, Фридрих Лист (1789-1846) в своей книге «Das nationale System der politischen Oekonomie» (Stuttgart 1841) продолжал обстоятельно доказывать, что немецкому капитализму предстоит великая будущность, но для этого с его пути надо убрать абсолютизм, который не соединим с широким развитием производительных сил страны. У тогдашнего немецкого общества, однако, еще не было достаточно сил, чтобы убрать с исторической дороги Германии «упрямый труп» абсолютизма, а сам он не только не уходил, но был чрезвычайно воинственно настроен. Немецкая буржуазия сама по себе воинственностью не отличалась; кроме  того, выступления пролетариата еще больше умерили ее и без того не слишком большой пыл. Но столь обстоятельно доказанная Листом невозможность для капитализма широко развиваться при абсолютизме волей-неволей заставляло буржуазию вести упорную борьбу с самодержавным правительством Фридриха-Вильгельма IV».

    И пока ученый-идеолог немецкой буржуазии обстоятельно доказывал в 1841 году, что немецкому капитализму предстоит великая будущность,  в том же, 1841 году, в не глянцевом «ВЗГЛЯДе РУССКОГО...» "Москвитянина",  Степана Петровича Шевырева (1806-1864), русский народ мог радостно прочесть: «Эта цивилизация, которую мы называем европейскою, разве мало продолжалась? А на земле разве нет стран свежих, юных, которые примут и уже приемлют наше наследство, как некогда отцы наши приняли наследие Рима, когда Рим совершил судьбу свою? Америка и Россия разве не тут? Обе алкают славы выйти на сцену, как два молодых актера, жаждущие рукоплесканий; обе равно ГОРЯТ ПАТРИОТИЗМОМ и стремятся к обладанию. Одна из них, единственная наследница гения англо-саксонского: другая со своим умом словенским, БЕЗМЕРНО ГИБКИМИ, терпеливо учится у народов новоримских и хочет продолжать их предания... Нечего отчаиваться за человечество и за его будущее, если бы пришлось нам, народам Запада, уснуть – уснуть сном племен ветхих, погруженных в летаргию бдения, в смерть живую, в деятельность бесплодную, В ИЗОБИЛИЕ НЕДОНОСКОВ, чем так долго страдала ИЗДЫХАВШАЯ ВИЗАНТИЯ. Я БОЮСЬ, ЧТО МЫ НЕ ДОЖИЛИ ДО ТОГО ЖЕ... С высоты своей уединенной обсерватории, летая по темным пространствам и туманным волнам будущего и прошедшего, философ, обязанный ударять в часы современной истории и доносить о переменах, совершающихся в жизни народов, - все принужден повторять свой зловещий крик: «ЕВРОПА УМИРАЕТ!».   

Только жителям поселка Нижний Архыз никто не донес о переменах, совершающихся в жизни народов... и жители поселка Нижний Архыз остались равнодушны к приветствиям Вернера Сименса (1816-1892) и его легкомысленных братьев...

  В феврале 1848 года во многих европейских столицах отмечались волнения либералов, 18 марта они достигли Берлина. Сименс и его братья приветствовали эти перемены. Хотелось надеяться, что стремление к свободе проявится в первую очередь в молодежных кругах. 20 марта 1848 года Вернер писал брату Вильгельму в Англию: “Спешу, дорогой брат, передать тебе первый привет из свободной страны! Господи, какие изменения произошли за эти два дня! Два выстрела, произведенные кем-то на Дворцовой площади по неосторожности, в одно мгновение перевели Германию в другой, новый век! Перед моим окном формируется гражданская гвардия нашего района. Остатки военных отрядов под траурные марши покидают город, как этого требует народ. Прошедшая ночь была прекрасной и ужасной одновременно. Полная и ясная луна была окружена сиянием, все окна, если за ними не было жестоких боев, сияли радостью. На улицах нельзя было увидеть ни одного человека с грустным или испуганным лицом, все были как-то по-особенному серьезны, в том числе и женщины. У всех на лицах были запечатлены радость борьбы и юмор, который отличает берлинцев даже в самых серьезных делах. Брат, я просил в ту страшную ночь у берлинцев прощения за то, что имел о них раньше плохое мнение! В глазах у меня стояли слезы, когда я увидел, как трезво и логично проявляли себя в этой ситуации люди, которых мы причисляли к самым низшим слоям нашего общества, и мне стало ясно, что никакой другой народ не был так готов к свободе, как наш. Хотелось бы, чтобы ты видел, как все устремились вперед, когда прозвучал призыв: «Они идут – вперед, братья!» Если бы мы были только вооружены – слышалось вокруг – все кончилось бы очень быстро, но победим и без оружия. И ПРЕДСТВАЬ СЕБЕ, ИДЕТ РЕВОЛЮЦИЯ, а на улицах – ни одного разбитого фонаря, никто не позарился на чужую собственность! Дома стоят незапертыми, толпа проходит через них, и не замечено никакой кражи! Разве это не значит, что мы можем гордиться тем, что являемся немцами? Какому ужасному наказанию подверг бы короля ожесточившийся народ. После того как утром на конях через весь город проскакали офицеры с белыми флагами, оповещая всех, что король приказал войскам отступить и он отдает себя под защиту граждан, и когда на весь город раздался призыв к миру, тут народ, сопровождая убитых товарищей, с непокрытыми головами, траурным пением двинулся в направлении королевского дворца; военные, которые еще не покинули своих постов, отдавали честь этой процессии, а король должен был выйти на балкон, чтобы увидеть тех, кто был убит по его приказу. Семь раз он, обнажив голову, униженно появлялся перед разгневанным народом и заявлял, что готов выполнить все условия, которые ему будут предъявлены со стороны народа. Но только когда войска под траурную музыку покинули город, когда была провозглашена свобода прессы, когда было образовано новое министерство из представителей народа, когда гражданам было роздано оружие, народ разрушил воздвигнутые ранее баррикады и с ликованием вышел на освещенные улицы. На дворце, принадлежавшем прусскому принцу, теперь прикреплена надпись, которая крупными буквами оповещает о том, что дворец является теперь “собственностью всей нации"; перед подъездом дворца развевается черно-красно-золотое знамя! Какие перемены! Еще одно интересное явление: несмотря на все ожесточение, народ испытывал удовлетворение от того, как мужественно вели себя войска – никто из них не перешел на сторону противника. Интересно, что обе стороны боролись за одинаковые цели; солдатам было сказано следующее: король выполнил все требования народа, НО НАРОД ЖАЖДЕТ УБИЙСТВ и стремится к поджогам, ОН СЛУШАЕТ ТО, ЧТО ЕМУ ВНУШАЮТ ФРАНЦУЗЫ И ПОЛЯКИ, КОТОРЫЕ ИМЕЮТ ЦЕЛЬ УНИЧТОЖИТЬ пРУССИЮ. Король в действительности выполнил все требования народа, кроме одного вооружения граждан, но народ не поверил этим обещаниям и считал, что его предали. В результате – только ожесточение с обеих сторон..." Едва жизнь в Берлине постепенно нормализовалась, как с севера страны пришли тревожные известия. В Шлезвиг-Гольштейне начинались выступления, направленные против датских угнетателей...

   18 марта было позади... Отто...  фон Бисмарк не стал оглядываться...  В начале апреля в Берлине вновь собрался Соединенный ландтаг. Единственной его задачей было закрепить уступки, сделанные королем в марте, и принять решение о созыве прусского Национального собрания. Несмотря на то что ландтагу был отмерен весьма короткий век, Бисмарк успел произнести речь, в которой подчеркнул свой консерватизм. «Я прощаюсь с прошлым, как с покойным, которого искренне любил; в печали, но без надежды вновь пробудить его после того, как сам король бросил горсть земли на его гроб», – заявил он с трибуны...

      Бисмарку не нужны были радикальные реформы... не смотря на то, что «Радикальные реформы возможны только там, где существуют радикальные потребности...»   Но где же существуют радикальные потребности? Бисмарк догадывался...

      Православие! Самодержавие! Народность! Радость славянофилов была безмерна...  И Русский философ, психолог (да, только не ясно из какой отечественной философии вырос на земле русской психолог) и публицист Петр Евгеньевич Астафьев (1846-1893), критикуя космополитические идеи Соловьёва и его единомышленников, пытаясь фундаментально обосновать уВАРОВСКУЮ ФОРМУЛУ «Православие, самодержавие, народность», тем самым готовил почву своим ДЕРЖАВНЫМ преемникам... в будущем, временно заменившим традиционные названия базовых потребностей русских людей, на более прогрессивные: «Диалектический материализм, Ленинизм-Сталинизм, Диктатура пролетариата». Наблюдая за плачевным состоянием европейского организъма, решился Петр Евгеньевич Астафьев в 1891 году обратиться в письменном виде к русскому предпринимателю Пороховщикову А. А. (1833-1918). Пороховщиков А. А., не имея буржуазных наклонностей, в свое время чинно и благородно, а именно в 1859 году, после выхода в отставку в чине штабс-капитана, занял должность инспектора репертуара в Дирекции императорских московских театров. Затем вступил во 2-ю гильдию московского купечества и приобрёл лицензию на выполнение строительных подрядных работ по реконструкции историко-культурных объектов в Кремле и Китай-городе торговым домом «А. Пороховщиков и Н. Азанчевский». В 1871 году с целью строительства цементной фабрики и кирпичного завода вблизи Подольска была создана компания «Губонин, Пороховщиков и Ко»... И АБСОЛЮТИЗМ не мешал Пороховщикову! Мало того, даже рассуждения немецкого философа Макса Штирнера на фоне отечественной цементной пыли казались нелепостью... Штирнер ГОВОРИЛ: «Буржуазия – дворянство заслуги; «за заслуги – венец» – ее девиз. Она боролась против «ленивого» дворянства...»  Пороховщиков ДЕЛАЛ ДЕЛО!
    И то, что «С буржуазией начинается либерализм. Всюду хотят ввести «разумное», «своевременное» и т. д.», так ведь это и без Штирнеров ясно... Да только стремительное развитие России не давало покоя Западным державам.  В такой не простой обстановке в 1891 году и написал психолог Астафьев письмо Пороховщикову: «Россия - страна не торгово-промышленная, но земледельческая. Русское государство, "не заражённое пороком представительства", по выражению П. Леруа Болье, и парламентаризма, никогда ещё не было орудием борьбы социальных партий, не становилось их частным достоянием и не отступало на второй план со своими началами и задачами перед всё постепенно подчиняющим себе на Западе обществом. Оно - государство ещё крепкое, ещё религиозное, политическое и национальное, а не космополитически социальное. Пока Россия останется верною себе, - а на это мы крепко и страстно уповаем, - то есть останется национально-государственною, а не утилитарно-социальною, земледельческою и народною, а не меркантильно-промышленною, буржуазною и космополитическою, - до тех пор в ней поприще, безусловно-благоприятное для торжества задач еврейства и его сил, будет сравнительно очень ограничено. Оставаясь верною православию, самодержавию и народности, Россия обладает и силами, необходимыми для решения этой задачи своей самостоятельной, стоящей вне посягательств еврейства жизни.
      Выступив на историческое поприще на западе в XVII веке, узаконенная и облечённая всякими правами первою французскою революцией, захватившая в XIX веке в свои руки, путём распространившегося повсюду парламентского режима и представительства и государственную власть, - буржуазия теперь, в конце века, расшатала конституционное государство, сделав его "правительством партий", убила в западном обществе всякую веру, всякий бескорыстный идеализм, обесцветила и опошлила характеры, очистила почву для все мертвящего пессимизма. Тем же является эта представительница отрицающей всякие идеалы себялюбивой особи, космополитическая и чисто социальная сила буржуазии и у нас, в России. В нашей истории она всегда, как вы не раз указывали, была ничем только паразитным и ничтожным наростом. Не она принимала участие в работе сложения и укрепления русской государственности; не она участвовала и в спасении этой погибающей государственности и народности в тяжёлые моменты исторических испытаний; не она произвела что-нибудь и в нашей церковной жизни и в нашей науке и искусстве. Всё это создавал и выносил на себе богатырь-идеалист - русский народ земледелец и землевладелец, всего менее буржуазный по своим стремлениям и силам, и буржуазия, как силы, в истории нашей за всю прожитую тысячу лет вовсе не было. Появилась она у нас лишь при первых попытках самоупразднения  государства, в подражание "просвещённому западу", со второй половины XIX века, на наших глазах. Её безыдейные и себялюбивые, антигосударственные и космополитические инстинкты и в России остаются те же, КАКИМИ ОНИ ОКОНЧАТЕЛЬНО ВЫЯСНИЛИСЬ НА ЗАПАДЕ, т.е. НЕ СОЗИДАЮЩЕЙ ТВОРЧЕСКОЙ СИЛОЙ,  но поедающей лучшие соки народа, разрушающей и его духовную и его политическую жизнь, на что вы так прямо и так упорно указываете вашими сильными и, главное, верными доказательствами.
      Так вот против нашествия этой-то грозной разрушительной силы буржуазии и боретесь вы, в конце концов; борьба же против еврейства, наиболее ярко и полно выражающего жизненные начала буржуазии, в той борьбе составляет только крупный, но не первостепенный эпизод...»

   Юный Адольф что-то записал в блокнот... а 9 мая 1890 Фридрих Энгельс в частном письме  И.  Эренфрейнду сообщил:  «В Пруссии распространителем антисемитизма является мелкое дворянство, юнкерство, получающее 10 000 марок дохода, а расходующее 20 000 марок и попадающее поэтому в лапы ростовщиков; и в Пруссии и в Австрии антисемитам хором подпевают гибнущие от конкуренции крупного капитала мелкие буржуа: цеховые ремесленники и мелкие лавочники. И если уничтожает эти насквозь реакционные классы общества, то он делает то, что ему надлежит делать, и делает хорошее дело...»
   
    И снова Адольф что-то записал в свой блокнот... а товарищ Сталин дружелюбно подмигнул Льву Троцкому...  Получилось даже очень душевно! Да, так, что в книге дочери Сергея Павловича Королева - Наталии Королевой появилась копия протокола первого допроса, который начался утром 28 июня, 1938 года: «Допрашивал оперуполномоченный, сержант госбезопасности Быков. На первый вопрос, знает ли арестованный о причине ареста, Сергей Павлович сказал просто: "Нет, не знаю". В ответ мат, смачный плевок в лицо, удар сапогом в пах. Очнувшись, Королев увидел человека в белом халате. Проверив пульс, тот помог ему встать и сказал: "Страшного ничего нет".» Будущего Генерального конструктора обвиняли в том, что с 1935 года он входил в троцкистскую вредительскую организацию...»  Физик-теоретик Лев Ландау, конечно же, был не лучше..!  Проницательные сталинисты хорошо разбирались в людях... и, видимо, опасались того, что Россия может лет на десять раньше запустить ракету в космос... В таких важных делах не должно быть спешки!

    В свой черед, благодаря рассуждениям Петра Евгеньевича Астафьева «Воспоминания» Сергея Юльевича Витте (1849-1915) приобрели некоторую ясность, дающую современным политрукам понять, «рептилоидную сущность» Дмитрия Ивановича Менделеева, нашего знаменитого ученого, которого у нас, «когда он был жив, очень мало ценили; его не выбрали в академию наук и даже распускали инсинуации, что будто бы он, поддерживая в различных своих статьях и книгах промышленность и видя в ней всю будущность Poccии, - находится чуть ли не на откупе у некоторых промышленников, что, конечно, была злостная клевета. Но с тех пор, как несколько лет тому назад Менделеев умер - его имя у всех не сходит с языка, все говорят о нем как действительно о великом ученом. - Вот в то время, когда Менделеев находился в таком положении, что он оставил профессуру, академия его игнорировала, во всех газетах над ним подсмеивались и делали на него различные нападки – я (Витте) предоставил ему место управляющего палатой мер и весов (которая находится против технологического института). Он эту палату значительно улучшил и теперь она является одним из самых почтенных ученых учреждений. Таким образом, Менделеев БЫЛ ПРИ ЖИЗНИ ОЧЕНЬ ЦЕНИМ ТОЛЬКО ЗА ГРАНИЦЕЙ; за границей он считался великим ученым, у нас же наоборот он почти игнорировался...»

     Впрочем, не стоит доверять возмутительным высказываниям ВИТТЕ! Имеющий уши, да услышит...  ИМЕЮЩИЙ ВЕРУ, да уверует! И голос философа и социолога Игоря Чубайса пытается прорваться сквозь века: «Если бы не революция, сейчас бы нам завидовала Америка»! Кто бы спорил? Игорь Чубайс уверен: «Ценность России - люди! Образованные люди! У нас была прекрасная система образования. 18 выпускников русских гимназий, которые после 1917 года покинули родину, стали нобелевскими лауреатами. А все потому, что у Николая II была стратегическая цель - развитие образования. Он очень много сделал...» для народа... а «...для народа история – это зеркало. И здесь следует возложить всю ответственность на власть, которая беспрерывно лжет, фальсифицирует историю. Молодежи в этой ситуации сориентироваться крайне трудно, зато ей легко манипулировать, чем в Кремле и занимаются...» 

Мысли солдата Ивана Чонкина поползли в разные стороны... он почувствовал их амебоидное движение... Ведь и в Советском Союзе было самое лучшее в мире образование! Только в первом случае физиолог Иван Павлов взял в 1918 году наших славянофилов и попытался узнать: «Что в то время Россия сделала для культуры? Какие образцы она показала миру? А ведь люди верили, что Россия протрет глаза гнилому Западу...» Во втором случае, помошник президента РФ Владислав Сурков не пошел в сумрачный «Изборский клуб», резюмировал просто: Россия это западно-восточная СТРАНА-ПОЛУКРОВКА. С ее двуглавой государственностью, гибридной ментальностью, межконтинентальной территорией, биполярной историей она, как положено полукровке, харизматична, талантлива, КРАСИВА И ОДИНОКА.. Замечательные слова, никогда не сказанные Александром Третьим, «у России только два союзника, армия и флот» - самая, пожалуй, доходчивая метафора геополитического одиночества, которое давно пора принять как судьбу. Список союзников можно, конечно, расширить по вкусу: рабочие и учителя, нефть и газ, креативное сословие и патриотически настроенные боты, генерал Мороз и архистратиг Михаил... Смысл от этого не изменится: мы сами себе союзники...»

    Солдат Иван Чонкин поправил пилотку... Мизз Елена Борисовна покраснела... Кот Матроскин улыбнулся: «Страна-полукоровка» - это звучит нежно!!!  И по заливным лугам необъятной страны поплыло нежное эхо

     И как будто услышал Тургенев  ЭХО... и сообщил о странном факте 1857 года Герцену: «Подробное историческое описание побоища, происходившего в первопрестольном граде Москве между графом Бобринским и профессором ЭЛОКВЕНЦИИ Шевыревым... Бывший губернский предводитель  Чертков, отставленный за помещение в дружинные офицеры людей, взятых в кабаках и из-под Иверской, - давал вечер членам общества любителей художества. На этом вечере присутствовали между прочими вышеозначенные профессор и граф. Возникли споры (как это водится в Москве) о славянофильстве, о статье Аксакова о богатырях, а наконец и о речи Роберта Пиля, за которую упомянутый граф вздумал заступаться. - "После этого Вы не патриот", - заметил профессор. На эти слова граф с изумительной находчивостью и совершенным ; propos возразил: "А ты, сукин сын, женат на вы****ке!" - "А ты сам происходишь от вы****ка", - в свою очередь заметил профессор и бац графа в рожу. Тут уже граф не вытерпел, сшиб профессора с ног, начал его топтать и бить стулом. Гости, увидав такое зрелище и сообразив, что граф, человек большого роста и сильный, непременно убьет старого и слабого профессора, - тотчас все прыснули вон, один хозяин не потерял присутствия духа - и тоже убежал, но прямо к Закревскому, которому немедленно обо всем донес...»

   Спустя некоторое время после увольнения от должности профессора славянофил Степан Петрович Шевырев, видимо из самых что ни на есть нравственных принципов, не стал уподобляться будущему американскому политику Джерри Спрингеру, который в 1991 году  запустил в голову скучающему низко-социальному американцу ток-шоу в формате стиля «трэш» («помойка»), где гости часто устраивают потасовки прямо в эфире... Нет! Шевырев не стал опускаться до уровня подобных американских мерзостей и уехал в 1860 г. в Европу... где заразился ее умиранием и, словно подражая одному из  героев Тургенева, умер...  (в 1864 году в Париже), оставив на  охладевших своих губах завет потомкам, основанный на взглядах 1841 года: «Драма современной истории выражается двумя именами, из которых одно звучит сладко нашему сердцу! Запад и Россия, Россия и Запад – вот результат, вытекающий из всего предыдущего; вот последнее слово истории, вот два данный ДЛЯ БУДУЩЕГО!»

  Шверыв не смог унести в небытие свою навязчивую идею... И напрасно буйствовал в 1844 году   немецкий философ Макс Штирнер, полагая, что близиться эра ЕДИНСТВЕННОГО и неповторимого! «Звоните, звоните надгробную песнь Германии! – кричал Штирнер.  - Ваши голоса звучат так торжественно, так величественно, как будто ваши медные языки чувствуют, что они отпевают мертвеца. Немецкий народ и немецкие народы имеют за собою тысячелетнюю историю – какая длинная жизнь! Ступайте же на покой, на вечный покой, дабы все стали свободными – все те, которых вы так долго держали в оковах. Умер народ – оживаю и возрож¬даюсь я! О, многострадальный немецкий народ, в чем было твое страдание? Это была мука мысли, которая не может претво¬риться в плоть, это была мука «призрака», который рассеива¬ется при первом крике петуха и все же томится жаждой избавления и осуществления. И во мне ты долго обитала, дорогая мысль, дорогой призрак. Мне уже казалось, что я нашел волшебное слово для своего искупления, что облек в плоть и кровь вечно блуждающий дух; но вот я услыхал звон колоколов, сопровождающий тебя на вечный покой, и последняя надежда исчезла, последнее проявление любви затихло, и я покидаю обитель мертвецов и возвращаюсь к живым, «ибо только живущий прав». Прощай, мечта столь многих миллионов! Прощай, тысячелет¬ний тиран своих детей! Завтра отнесут тебя на кладбище, и скоро последуют за тобой и твои братья – народы. Когда же они все скроются в могиле, тогда похоронено будет человечество, и я наконец обрету себя, и я буду принадлежать себе, буду смеющимся наследником!»
   Только многие миллионы, в силу различных обстоятельств... не желали расставаться со своею МЕЧтою! "Каждый пруссак носит в груди своего жандарма", - сказал один высокопоставленный прусский офицер. И этот «тиран своих детей» не собирался умирать, назло Штирнеру...  и даже назло Альберту Эйнштейну! 

     Эта  прусская приверженность к прославлению милитаристского духа чувствовалась даже в Мюнхене, где Баварский дух ослаблял строгую регламентацию. Дети обожали играть в солдатики, и, когда мимо проходили отряды военных с трубами и барабанами, ребятишки выбегали на улицы, чтобы присоединиться к параду и промаршировать вместе с солдатами в ногу. Однажды, увидев эту картину, маленький Альберт заплакал и сказал родителям: «Когда вырасту, я не хочу быть таким, как эти бедняги». Позднее Эйнштейн объяснял: «Если человеку доставляет удовольствие маршировать в ногу под музыку, этого достаточно, чтобы ОТТОлкнуть меня от него. Значит, он получил свой замечательный мозг по ошибке...»
     Так думал Эйнштейн! Видимо, Эйнштейн скромно хотел протиснуться в один из героических рядов Томаса Карлейля... Вот только французский психолог и социолог Густав Лебон (1841-1931) плевать хотел с Эйфелевой башни на героические ряды Карлейля! «Изобретатели могут изменить внешний вид цивилизации; - был уверен Лебон - фанатики с ограниченным умом, но с энергичным характером и с сильными страстями одни только могут основывать религии, империи и поднимать массы. По призыву какого-то Петра Пустынника миллионы людей устремились на Восток; слава человека, страдавшего галлюцинациями, как Магомет, создала силу, необходимую для того, чтобы восторжествовать над старым греко-римским миром; какой-то неизвестный монах Лютер предал Европу огню и крови. Не среди масс может найти лишь слабый отклик голос какого-нибудь Галилея или Ньютона. Гениальные изобретатели ускоряют ход цивилизации. Фанатики и страдающие галлюцинациями творят историю... Не будем упускать важности их роли, но не станем, вместе с тем, забывать, что предпринятый ими труд они успели совершить только потому что бессознательно воплотили в себе и выразили господствующий идеал своей расы и своего времени. Нельзя быть вождем народа, не воплощая его мечтаний...»
    Так что совсем не случайно, победа над Францией привела к объединению южных земель Германии под началом Пруссии: 18 января 1871 года Вильгельм I (1797-1888) был коронован (на радость Максу Планку) в ВЕРСАЛЕ как император объединенной Германии.

     Только не коронация Вильгельма I в 1871 году, а новая книга Захара Прилепина  произвела сильное впечатление на Международном книжном салоне в Париже 16 марта, 2018 года! По словам Прилепина, у него никогда не возникало конфликтов с французскими читателями. Он заметил, что, хотя «русофобия существует в политической элите Европы», она не затрагивает большую часть европейцев, в частности, французов. Более того, Франция стала единственной европейской страной, которая разрешила публикацию его книги «Письма с Донбасса».
     Ну а как же иначе!  Ведь Франция – это логово ЛИБЕРАЛИЗМА! Жуткого и ненавистного... Огляделся Захар и понял: «Либералом быть легко: везде свои. Либералом быть хорошо: он и сам за всё хорошее. Либерал не любит мрачное, суровое, марширующее. Горн, барабан, дробь. Картечь, государеву службу, «Катюшу». Марфушу, крестьян сиволапых, берёзки. Почву, кровь.
Во всём этом либерал задыхается.
Во всём этом душно, как в гробу...»

Да все же, было во Франции и много прекрасного! помимо опубликованных «Писем с Донбасса». Запах крови... Превосходный урожай со склонов Монмартра. Правда Диккенс, в отличие от настоящих сокрушителей либерализма, не смог бы по достоинству оценить столь славный букет...  в нем отсутствовала кровь Сипаев...! Но, как известно, в ночь с 17 на 18 марта 1871 года армейские артиллеристы, несшие дежурство на МонМАРТре, отказались отдать свои орудия представителям Правительства национальной обороны. Пошло в ход оружие. Собственно с этого и начались Семьдесят два дня Парижской коммуны...! Только во Франции нашлись люди, которые не любили русофоба Карла Маркса и его навязчивую идею, и даже не стали выяснять на чьи деньги был организован праздник. «На бастион прискакала группа блестящих офицеров, — позже в своих воспоминаниях о последних днях Коммуны писала Луиза Мишель, (которой была уготована пожизненная каторга). — Среди них выделялся подтянутый человек с правильными чертами лица. "Я — генерал Галифе! — громко и решительно объявил он арестованным. — Я знаю, граждане коммунары, что вы считаете меня человеком чрезвычайно жестоким и беспощадным, но уверяю вас, я гораздо более жесток и беспощаден, чем вы считаете!"».
    На улицах и в тюрьмах шли массовые расстрелы. В течение недели было убито более тридцати тысяч человек.
    Горн, барабан, дробь... и Международный книжный  салон в Париже!..