В войну. 8 глава

  8 глава

Через три дня спокойной размеренной тыловой жизни, по которой так истосковались окопные бойцы, к селению, где базировался пехотный полк, пешим строем подошло ожидаемое пополнение. Более тысячи новобранцев из далёких сибирских городов. К их появлению готовились. За околицей со стороны леска силами расквартированных на отдых пехотинцев, были вырыты и наспех накрыты полсотни блиндажей, в которых в относительном тепле и разместили вновь прибывших солдат. Два дня у руководства ушло на распределение личного состава по подразделениям. За первым стрелковым батальоном старшины Васильева, в котором к этому моменту, исполняющим обязанности комбата был лейтенант Акимов, закрепили более двухсот бойцов.
Дел у Анисима Емельяновича прибавилось, вся хозяйственная сторона жизни батальона оставалась на нём. Всюду нужно было успеть, накормить, обогреть такую ораву молодых организмов. Основной костяк новичков состоял из восемнадцатилетних пацанов. А тут, как на грех, мороз изо дня в день только усиливался. И сколько времени им ещё тут зимовать, хранится за семью печатями.
Сегодняшний день конца февраля выдался на редкость солнечным. Старшина со своим близким другом Евдокимом Гориным о чём-то переговариваясь, попыхивая самокрутками, подходили к блиндажному лагерю. Заслышав нестройный напев гармони, прибавили шаг. На поваленных топольках человек пятнадцать сидели вокруг костра, оценивая неумелые попытки молодого солдатика подобрать незнакомую мелодию.
– Что ты её тискаешь, не девка ведь, дай жару, – придирался один к гармонисту.
– Да он, поди, ещё и девок-то не пробовал, а тут музыка, уровень, – лыбясь, подключился к товарищу второй.
– Погодь шуметь, дай пообвыкнуться, чужой механизм, у меня дома аккордеон был, немного не то, наберитесь терпения, сейчас всё будет, – рыкнул на них из-за гармошки парень, продолжая попытки.
– Откуда инструмент? – подойдя к ним, поинтересовался Васильев. – По прибытию сюда, помнится, не значился. Гармонист и остальные отдыхающие поднялись, поприветствовали старшину.
– Мы, товарищ командир, – начал мяться, краснея солдатик, – Вами были прикреплены для хозяйственных работ к одной бабушке, – махнул он головой в сторону селения. – Напилили и накололи ей дров на три зимы хватит, так она нам в благодарность и отдарила. Сына, говорит, погибшего была. Играйте, говорит, мальчики, да поминайте Антошку моего добрым словом.
– Точно отдарила, не самовольничали? – напустил строгость Анисим.
– Как можно, нечто мы не понимаем. Честное комсомольское.
– Смотрите, проверю. Ну, а что ж ты, мил человек, мучаешь-то красавицу, али без опыту? Как звать тебя, соколик?
– Митрий. Есть маломальский, приноровиться чуть требуется и всего делов, она что-то не строит, – заулыбался юный гармонист.
– Дело стоящее. Эх, было у отца три сына, всем им имя дал на М. Миколай, Микита, Митрий, так и звали их в селе. Дай-ка пальцы поразмять, – попросил Горин. Приняв гармонь у новобранца и присев на его место, он заиграл грустную, но удивительно душевную мелодию. Все притихли, слушая. Отовсюду к костру потянулся народ. Когда Евдоким закончил, раздался буквально гром аплодисментов.
– Спасибо, ребята, – снял и бережно вернул её хозяину, – Вот так брат, а ты говоришь, не строит. На, тренируйся. Вокруг все одобряюще загомонили.
– Как устроились, жалобы, предложения, пожелания? – поинтересовался у ребят старшина.
– Жить можно. Когда уже в бой? Сколько нам ещё тут куковать? – посыпались вопросы, – В землянках холодней, чем на улице, жмёмся друг к дружке, как по любви, – не злобясь, шутили ребята.
– Когда на передовую, этого я вам не скажу, потому как не нашего ума дело. А то, что мёрзните, это вы совершенно напрасно делаете. Рядом такой лесок чудесный, а они мёрзнут, слыхал, Григорич? А ещё сибиряки, нечто в лесу ночевать не доводилось? Ну-ка, пойдём, – увлекая за собой молодёжь, Васильев шагнул, к ближайшей землянке. Разгрёб в центре еловые ветки, на которых вповалку ночевали солдаты, трофейным, добытым в рукопашном бою ножом, проделал между брёвен, перекрывающих крышу, небольшое отверстие. Быстро, всё подробно объясняя, сложил и запалил небольшой, совершенно бездымный костерок. Через несколько минут, всем присутствующим зевакам стало жарковато. Теперь уже все одобрительно восхищались способностями старшины.
– Всё понятно, так-то лучше. Ладно, отдыхайте, гвардейцы. Пойдём, Григорич, дальше.
Жизнь в полку кипела. Вернулся из госпиталя старшим лейтенантом Ковылёв, принявший на себя руководство батальоном. Долго и сердечно поблагодарив Анисима за тот памятный, последний пока для себя бой, он познакомился с новыми ротными Акимовым и Скворцовым.
– Не густо. Третья рота, Анисим Емельянович, пока я не выбью хотя бы ещё одну офицерскую единицу, за тобой, не обессудь.
– Ну вот, снова понизили. Больше месяца комбатствовал, и на тебе, – пошутил старшина. Как скажете, мы не в обиде. Расскажи лучше, как лечили, кого из наших подранков в госпитале встречал, что там, в цивилизации, о наступлении говорят? Может, что Величев в штабе шепнул?
– Погоди, Емельяныч, дай осмотреться. С колёс сразу столько вопросов. Всё обскажу, может сначала за встречу, да и за знакомство, как вы ребята, составите нам с Васильевым компанию? Да, расслабьтесь вы, сегодня можно. Чем порадуешь, старшина? Комполка сказал, вы тогда с Гориным с добычей знатной из-за речки воротились, а? До сих пор говорит, разговляетесь не по-детски. Или припозднился я? Что усы крутишь?
– Ой, и порадую, пошлите, там уже ребята подсуетились, не обидим.
– Ничего не изменилось, узнаю настрой первого пехотного. Сколько из старых осталось? – спросил комбат, двигаясь с лейтенантами за старшиной из одной избы в другую.
– Сейчас, сейчас, сам всех увидишь. – Распахнув дверь в просторную комнату, в которой был накрыт длинный грубо сколоченный стол, – Заходь по одному.
Кто-то громко закричал как на параде:
– Смирно! – вдоль двух стен вытянулись довольные сослуживцы.
– Вольно, – раскинув для объятий руки, скомандовал Ковалёв. – Здорово, чертяки, как же я по вам скучал. Обнимания и рукопожатия продолжались минут десять, после чего Горин пригласил всех к столу, где уже было разлито.
– Говори, комбат, первый тост за тобой, – предложил он, – Нет возражений?
– Кто посмеет возразить орденоносцу? Да ещё и в новых не обмытых погонах, – зашумели с обоих сторон весёлые собравшиеся. – Говори, командир.
Ковылёв поднялся, обвёл всех неторопливым взглядом. И вдруг, став совершенно серьёзным, сказал.
– Во-первых, спасибо всем вам за то, что я сейчас стою тут с этой вот кружкой в руке, что вынесли тогда за реку, хоть и махнул я сам уже на всё рукой в агонии. За отрезвляющую пощёчину, Евдокиму Григорьевичу, отдельная благодарность.
– Не держи обиды, командир, какой из тебя тогда толк был в заслоне оставлять с двумя сквозными, – перебил Горин.
– Низкий вам поклон с Анисимом Емельяновичем за тот бой. – продолжал старший лейтенант. – Мне рассказали, когда в госпитале оклемался, прям возгордился, что лично знаком. Вот это, действительно, заслуженно орденоносцы, а я так, что говорится, до кучи попал. Спасибо вам, отцы. Давайте изначально помянем хлопцев наших, в память о которых будем и дальше рвать эту нечисть фашистскую, пока сами не сложим свои головы, или не запалим логово зверя того неразумного со всех сторон. 
Все молча поднялись, выпили. Следом разлили по второй за победу, и посыпались вопросы, ответы, всевозможные солдатские присказки, байки. Пир закончился за полночь. Тыловая жизнь в резерве подходила к концу…
---13.04.2018 г.---
Продолжение следует…