Свет дрожит

Распахнуть окно, раздраконить дверь, рвануться сейчас во тьму.
Шапки, теплые вещи, очки, рукав.
Выбирая страну - обязательно выбрать ту,
что длиной и силою как удав.
Рассуждая на трезвую голову - предки сами продали шанс.
Дело, следственно, в нас, да и только в нас.

По разбитым обочинам, по болотистой колее,
обходя чернильно-весенний привкус аллей,
путешественник может куда угодно двинуть в этой стране.
Для него, естественно, дело в ней, да и только в ней.
Раболепство и малодушие, неуклюжий страх,
и т.д. и т.п. - повсеместно все это в головах.

Я не волен, конечно не волен самостоятельно выбирать.
Выбор здесь предоставлен только глупцам.
А за створками городов - первозданная тишь да гладь
обожествленная. Но и сам
Бог, конечно, забыл, как все это создал;
то есть, все это - богом забытый зал

ожидания. По стенам у потомков - портреты вождей,
или тех, кто теперь на их место встал.
Если выстрел - то грянь, если дождь - то лей.
Оборона, танки, парады и криминал.
Просто вдуматься - титанический плоский стол.
На столешнице - кто корова, кто браконьер, кто вол.

Верить - только в ожившее дальнее прошлое, то есть в
чудо. Видеть - только мир без этих лихих чудес,
не пытаясь зря трансформировать явь,
пожиная дошедший сквозь фильтр прогресс.
Так рождаться, так жить и так выживать,
прозябать, умнеть, стареть, хохотать.

Запахнуть окно, закрыть за собою дверь,
через несколько сотен нелегких лет дойдя
(в очень странной компании - то император, то президент, то царь)
до единственного неожиданного конца.
Через несколько, вероятнее, тысяч лет.
Панорама спит, зритель спит. Свет дрожит. Выключают свет.