Оплодотворение

     - Куй, – говорил Саша Казанцев, – стихи без закидонов Евтушенко. Поверь мне как  химику в литературе, заработавшему на батона с маслом: не лети в громкую поэзию, будь аполитичным, не трогай социальные темы, подражай хоть Надсону с Гиппиус, – никто не скажет слова плохого!
     - Есть у меня скрижали деревенские. На книжонку хватит! – сообщил Гена Скарлыгин. Дело в том, что он раньше работал в газете правящей партии, где привык к лозунгам и призывам. А после открыл строительную фирму.
     - Замечательно! – творец и художник сочетались в Казанце с хозяйственником, и это порождало мысли и ходы почти сюрреалистические. - Деревня – это настоящее!  А в деревне без травы-листвы, мглы-синевы-сосны-весны не обойтись. Не забывай Сибирь и снег: холодно у нас. Значит, берём в строку. Все критики ахнут. А если прижмут вдруг за… то сошлись на свои корни и назови жизненным кредо.
     - Ух ты, как мудрено!
     - А ты как думал? Поэзия – это не на стройке штукатуров дурить, да деньги лопатой грести.
     - Брось раздувать мой доход.
     - У тебя на лбу написано БУРЖУЙ. Ладно, за бабки, тут к бабке не ходи, помогу тебе сделать книгу и протащу в СП: хватит в графоманах ходить. Лови момент: в литературных неграх будет у тебя член Академии поэзии!
     Разговор происходил в помещении СП на втором этаже дома № 111 на проспекте Ленина. Цифры номера, как невидимые осиновые колья, пришпилили душу Гены к поэзии. И он согласился. И готов был отстегнуть Казанцу за труды.
     - Давай обмоем это дело! – повеселел Саша, достав коньяк «Молодые голоса» – настойку боярышника. И они хорошо обмылись. А затем Саша яки ястреб набросился на рукопись Гены. Сначала он по католически и по православному – слева направо, справа налево – покрыл её с помощью красного карандаша крестами, а потом  безжалостно обрезал, как еврея.
     - Порешу к ядреной матери все дали-печали!
     - Пощади! – плакал Гена. – Стихов не хватит на книгу нормальную!
     - Не бзди! Вон Вовке Бельчикову как размахнул:
                Галка!
                Галка!
                Птица чёрная.
                И судьбою своей
                обречённая –
                камнем падать
                в безумную пропасть,
                и в паденье
                терять
                напрочь
                робость.
                Скажут – разве
                красивая птица.
                Я скажу – ею можно
                гордиться. – показав книжку 2004 года.
     - Гляди: можно обычной строкой расположить, тогда будет 6 строк, а по книге идёт аж 16! Как у Маршака, – сразу в классики записывай. Чуешь хохму?
     Здесь началось невообразимое. Из толстой книги вышла старомодно одетая тётка Александра Блока М. А. Бекетова и сказала:
     - Мой племянник тоже был очень весёлым человеком. В 902 в Гостином дворе он закричал: «Вельвитин!» и скакал безумцем. А потом ещё три раза шутил: в 904 выскочил в окно; в 908 аккуратно разбросал вещи в гостиной Шахматовского дома, а в 910 укачивал диванные валики, как младенцев. Вместе с матерью, моей сестрой, мы благотворно действовали на него, противопоставляя влиянию жены, Любы Менделеевой, с которой у Саши сложились сложные и утомительные отношения. Символист с педантизмом, а любил шутить! – и пропала между 666-ти страниц.
     - На меня без инсулина гипогликемия накатила? – спросил Казанец. Гена не успел ответить, появилась элегантная Любовь Дмитриевна Менделеева.
     - Опять «табакерка» мне кости перетирала? Чего ж не поведала, как Саша в 16 лет с 37-летней Ксюшей Садовской развлекался, – чужой женой и мамой троих детей? Поэт-романтик писал ей: «Неужели Ты можешь думать, что я покину Тебя когда-нибудь?» А возникла связь, сразу охладел. Через год уже другое выдавал:
                Помнишь ли город тревожный,
                Синюю дымку вдали? 
                Этой дорогою ложной
                Мы безрассудно прошли...–
     А вот строки прощального 1898 г. «Этюд»:
                Сегодня, разлучаясь с Вами,
                Я не скажу Вам больше: «Ты»! –
Потому что познакомился со мной, Прекрасной Дамой. И понеслось:
                Не ты ли душу оживишь?
                Не ты ли ей откроешь тайны?
                Не ты ли песни окрылишь,
                Что так безумны, так случайны?..
                О, верь! Я жизнь тебе отдам,
                Когда бессчастному поэту
                Откроешь двери в новый храм,
                Укажешь путь из мрака к свету!.. –
И всё с вопросами и восклицаниями. Дверцу, мол, когда откроешь? Ксюшу во мне увидел! И я написала: «Вы от жизни тянули меня на какие-то высоты, где мне холодно, страшно и скучно». Наконец 7 ноября он осмелился объясниться. «Морозные поцелуи, ничему не научив, сковали наши жизни», – писала я позднее. Исследователи же видели касания «Стихов Прекрасной Дамы» с «Новой жизнью» Данте и «Книгой песен» Петрарки. Во всех трёх случаях интимное любовное чувство служит призмой, сквозь которую идёт поэтическое освоение мира. Дант возвысил Беатриче до Вселенной, а Петрарка видел Вселенную в Лауре. Связью с Космосом обусловлена и философия «Прекрасной Дамы». Упускается только мелочь: Беатриче и Лауры не было в живых, когда создавались стихи, а для Блока любовное чувство стихотворений – есть выражение существующей жизненной позиции и постижения себя и мира. Иными словами: любовь для Блока не победа над смертью, она – есть победа над жизнью, над земным обыденным существованием. Это же гимн самоубийцам... Вот вы женаты? – неожиданно спросила она  Скарлыгу, указывая на обручальное кольцо.
     - Ну, кажись. Короеды есть. – ответил Гена.
     - Как бы вы воспринимали жену, если б она разговаривала с вами иносказанием, сменяемым на мистификацию?
     - У нас чистая анкета. Судимостей нет. К тому же вот вишь: дали-печали... 
     - Он оробел, – пояснил Казанец.
     - Символист?
     - Помилуйте! Откуда ж взяться в Скарлыге символисту? Графоман.
     - Я понимаю театр и отведённые там роли. Но переносить сцену в повседневную жизнь, идеализировать красноармейцев дозора до двенадцати апостолов... Шутовской треугольник Ванька – Катька – Петруха возвеличивать до вселенских масштабов. Ведь сам Блок говорил Чуковскому: «Мне не нравится конец «Двенадцати». Тынянов в 1921 г. отметил «частушечные и площадные формы» поэмы. Завернуть, что переворот со смертями и насилием приветствует Спаситель! Безбожники, громящие храмы и расстреливающие попов, дескать, грешат с одобрения Христа! И данную утопию по приказу сверху пропагандируют продажные критики. – она махнула рукой и ушла в книги.
     Из «Тёмных аллей» вышел Иван Бунин.
     - Не секрет, что я враждебно встретил террор после октябрьского переворота. А что касается иных литераторов, то в апреле 20-го я записал: «Герцен всё повторял, что Россия ещё не жила и поэтому у неё всё в будущем и от неё свет миру... А тут все эти Блоки!» Я обобщил под этим именем всех, продавших душу сатане. Имею честь! – откланялся Нобелевский лауреат. Его место занял Бальмонт.
     - У Брюсова в 1899 были «Скифы», у меня были «Скифы», а безусый Блок намотал на ус наши мысли и своих «Скифов» в 918 накатал: мол, плавающая тема с названием. Ещё одну деталь хочу отметить: каждый цикл у него сопровождается пояснениями, выступлениями и статьями. Получается не поэзия, а лекторий с декламацией. Пушкин так не делал.
     С книжной полки вышел Том IV собрания сочинений А. С. Пушкина в прикиде издательства художественной литературы 1969 года. Из страниц показалась голова монаха из одноимённой поэмы в чёрном клобуке. Бальмонт замахал руками: чур меня!.. и скрылся.
     - Век слободки не видать! – побожился Монах. – Панкратием мя кличут. В моём стихаре с 9 по 22 страницу днём с огнём не отыскать даль-печаль. Бова тоже в себе не мог печаль-даль найти. Выжег езуитом арапчик гениальный. Могу вот предложить экспромт:
                Везде – звезде ведут к пи…               
     - Сгинь с глаз моих, охальник! – крикнул Гена, и Монах, не закончив экспромта, юркнул обратно.
     - Зря ты прогнал творение великого классика. Где ж, как не у него, учиться нам? – молвил Саша.
     - Так нецензурно хотел, апчхи! Апчхи!.. – начал чихать Гена от пыли Панкратия.
     - Дай Бог здоровья! – сказал появившийся из тома молодой Руслан.
     - Будьте здоровы! – ангельским голосом пожелала за его спиной хорошенькая Людмила.
     - Премного благодарствую, – ответил Гена, перестав чихать.
     - Краем уха услышал ваш разговор с Монахом, – пояснил Руслан.
     - Уж будьте к нему великодушны, – попросила Людмила. – У персонажей тяжёлая судьба. 
     «И эти наверно туда же, – подумал Гена, – того и гляди: гадость подсунут!»
     - Да вы не робейте перед Генкой. Режьте правду с маткой прямо в морду! – посоветовал Казанец.
     - Сразу видно приличного и культурного человека. Матку вспомнил. – похвалил Руслан.
     - Матка с батькой всегда впереди! – заверил Саша.
     - Порадовать хотим: есть у нас на 44 странице в Песне первой похожее сочетание…
     - Я верил в Пушкина! – гаркнул Скарлыга.
     - …печальной – дальной: строка 6 и 4 снизу. – продолжила Людмила.
     - Милая моя, это же прилагательные! – блеснул эрудицией Казанец.
     - Ну да, – подтвердил Руслан, – мы не спорим. А существительных даль-печаль у нас нет. Потом до 156 страницы идёт вотчина Кавказского пленника, но и там нет.
     - Мы уложимся в сотню страниц. – заверил Казанец. 
     - Может быть, кого-то из Гаврилиады на подмогу позвать? – поинтересовалась Людмила.
     - Не надо! – взмолился Гена. – Тут без:   
                Воистину еврейки молодой
                Мне дорого душевное спасенье. –
злодей обрезает как еврея! – пожаловался Скарлыга. Руслан с Людмилой вернулись в поэму.
     - Ты почему мой стих не ценишь? А сам в «Больничном ноктюрне» заворачиваешь:
                Меж нами вовсе-то не дали –
                Езды на несколько минут,
                Но разлучили нас печали…
     - Цыц! – крикнул Казанец. – С больной головы не такое отмочишь. У меня бухгалтер между балансами стихи пишет: аура, понимаешь ли, исходит поэтическая. Дети в школе книжку стихов под моим началом сделали. Я ж тебе бесплатно опыт передам, а его-то ни за какие деньги не купишь.
     - Толку-то с твоего опыта, – буркнул Гена.
     - Ладно, слышал когда-нибудь про президента Академии поэзии?
     - Да не томи же ты душу, живоглот! Открой к творчеству тайны!
     - Чтоб попасть в академики, не жалей денег! – Казанец чего-то шептал в ухо Гены. - А пока я отредактирую твои вирши, да накарябаю за тебя новые. Давай-ка обсудим стоимость мастерской строчки…
     Потом Гена не мог понять: на самом деле появлялись книжные персонажи или фанфурики с аурой подшутили? Но первый шаг к славе и почёту был сделан. Правда, Сашка вытянул много бабок за первую книгу и хвалился литературной подёнщиной на бездарей, называя себя почему-то не литературным негром, а верблюдом.