Я помню. Я горжусь

...На завалинку, прошедши по селу,
Ветхий дед присел с опрятной бородой.
Тихо радуясь июньскому теплу,
Ковш ко рту поднёс с колодезной водой.

Только вздумал было, переведши дух,
Проктряхтеть, что этот мир не так уж плох,
Как внезапно резанул нечуткий слух
Чей-то резкий злобный окрик "Хенде хох!"..

...На лугу с венками в русых волосах
Завели девчата с песней хоровод.
От неведомой печали в голосах
Показалось, замер даже небосвод.

Только вдруг из-за пригорка, грохоча
Грозной грудой бронированных оков,
Выполз танк, топча с бездушьем палача
Лепестки несмелых первых васильков..

...Вот весёлою ватагой ребятня
Разыгралась беззаботно у реки.
Звонкий смех повсюду, брызги, беготня.
Души чистые задорны и легки.

Чуть в сторонке, вдруг забывший о реке
Обронил мальчонка дудочку в траву,
Углядев, как эскадрилья вдалеке
Режет крыльями тугую синеву..


Шли вперёд без объявления войны,
Вероломно предав мирный договор,
Исполнять войска, решимостью полны,
Директивы двадцать первой приговор.

Третий рейх, успехом близким окрылён,
Шел на Киев, на Москву и Ленинград.
Фюрер, выросший диктатором с пелён,
На пути не видел значимых преград.

Встала цель очередная перед ним -
Претворить план "Барбаросса" наяву,
Победить суровым натиском одним,
Захватив за пару месяцев Москву.

Запылала приграничная земля.
Плуг войны перепахал родимый край,
Породили рьяно ратные поля
Жизней скошенных кровавый урожай..

Лето осенью сменилось у ворот.
Враг блокировал осадой Ленинград,
Но не падал духом доблестный народ,
Городских не открывал фашисту врат.

Вот покрылась снегом падшая листва,
Сроки плана разбивая в пух и прах.
Обороной ощетинилась Москва,
Презирая малодушие и страх.

Добровольцев бесконечные ряды
Поднимались на защиту от врага,
И была им жизнь в присутствии беды
Что чужая, что своя не дорога...

Был потерями Рейхстаг ошеломлён -
Не привык серьезный получать отпор.
Шел в бои за батальоном батальон,
Но противник не сдавался до сих пор.

И последующий год не дал плодов.
Фюрер силу осознал в своих врагах,
Понял он: оплот советских городов -
Не простой "колосс на глиняных ногах".

В сорок третьем переломным стал февраль:
Танков армии, сожжённые до тла,
Миллион солдатских жизней под вуаль
Лег в горнило сталинградского котла,

По Кавказу, путь фашистам перекрыв,
Над Эльбрусом воспарил советский флаг,
А в блокадном Ленинграде на прорыв
Был направлен Красной Армии кулак.

Слабла тяжесть затянувшейся петли,
В бой пошла, воспрянув духом, вся страна.
Каждый метр отвоеванной земли
Был людьми оплачен жизнями сполна.

Даже женщины и дети на войне
Помогали вражью силу превозмочь,
Партизанили и танки жгли в огне,
Надрывались у станков и день и ночь.

Всё закончилось одним апрельским днём -
В сорок пятом знаменательном году
Застрелился Гитлер в бункере своём,
Дав приказ строжайший тело сжечь в саду..

Эти трудные, жестокие года
Для Союза стали пиром воронья.
В каждый дом стучалась лютая беда,
И теряла близких каждая семья.

Двадцать с лишним миллионов человек,
Пострадавших и погибших от войны -
Эти цифры стали памятью навек
Для потомков героической страны...


На завалинку присел усталый дед,
Прислонил к колену старенький костыль -
С ним бок о бок прохромал он столько лет..
Отряхнув с плеча невидимую пыль

Прикоснулся он к пустому рукаву,
Вспоминая, как остался без руки.
Из кармана вынул дудку, что в траву
Обронил когда-то в детстве у реки:
 
Повернулся к внуку: "Глянь, что у меня..
Эта дудочка прошла со мной войну,
Память детства босоногого храня.
Я б сыграл, да руку фриц забрал одну..

Помню, шли мы в сорок третьем на Тамань.
Дело гиблое - понятно и ежу.."
Перебил парнишка - "Деда, ну отстань!
Дай я просто в телефоне посижу!"

Дед сказал тихонько - "Ладно уж, сиди.."
Лишь глаза прищурил, скрыть пытаясь грусть,
На значок взглянув у внука на груди
И слова на нём "Я помню. Я горжусь."