По волнам моей памяти

(памяти поэта Я. Хелемского)



Авторы:


Яков Хелемский (Я.Х.),
Эвелина Аванесова (Э.А.),
Михаил Азнауров (М.А.).



(Я.Х.) Что делать? Люблю, словно в юности ранней,
С трудом дожидаюсь коротких свиданий.
Стою под часами в условленном месте,
Целую тебя в полутёмном подъезде.

В ночной электричке лечу, задыхаясь,
На сутки, как будто навеки, прощаюсь.
При встрече ликую, в разлуке тоскую.
За что обречён я на мУку такую?

Не девочка ты, да и я уж немолод,
А всё-таки душу не выстудил холод.
Как в прежние годы, горю - не сгораю,
Пылаю, подвластен то аду, то раю.

Тревожно и молодо я существую.
Как жадно я пью эту воду живую!
Люблю неустанно, не зная покоя.
За что же мне выпало счастье такое?



(Э.А.) Лето в этом городе жаркое, пыльное, часто невыносимо душ-ное. Надежды горожан связаны с морем, возле которого можно про¬вести несколько счастливых часов отдыха. Таких дней бывает, од¬нако, не так уж и много, потому что именно тогда, когда люди планируют загородную прогулку - в субботу, воскресенье - подни¬мается ветер, сильный, неумолкающий, раздражающий. И все мысли о море разбиваются, как волны о прибрежные скалы...
Но в тот субботний день погода была как на заказ: синее, безоблачное небо, палящее Солнце, знойное умиротворение.
Она ждала его с самого утра, ждала   с нетерпением: ведь он обещал навестить её в доме отдыха, расположенном в окрестнос¬тях города.
Из окна её комнаты хорошо была видна длинная лестница, ве¬дущая к входу на территорию дома отдыха. Она поминутно выгляды¬вала: не идет ли? Но среди множества силуэтов она никак не мог¬ла найти его высокую, худую, совершенно особенную - для неё - фигуру...
Глаза, голос, движения - всё выдавало её нетерпение.
"Ты ищешь кого-нибудь?" - спрашивали её соседки по комнате.
"Да... один знакомый обещал приехать, но что-то его нет",  - смущенно бормотала она.
Прошло утро, вступил в свои права день, обещавший быть особенно жарким, а его всё не было.
Отчаявшись дождаться его, она пошла на пляж.
А море - вот оно, совсем рядом: сверкающее, синее-синее, такое безбрежное, манящее, многообещающее!...
Сбросив пляжный халатик, она прошлась по песку, на котором в самых разнообразных позах "жарились" под Солнцем отдыхающие. Она нашла себе местечко возле двух тучных женщин - так безопас¬нее! - расстелила широкое полотенце и легла, привычно отдавая своё порядком загоревшее тело во власть солнечных лучей.
Лежать, закрыв глаза и прислушиваясь к неумолчному морскому рокоту, было очень приятно. Мысли разбегались, прошла и обида на него: значит, не смог, наверное, что-то задержало.
Каждой частицей разморенного зноем тела она ощущала живо¬творное действие Солнца, кажется, готова была замурлыкать от удовольствия...
Потом она встала, стряхнула с себя подступившую дремоту и пошла к морю. Она легка, тело её тонко и стройно, она чувство¬вала провожавшие её взгляды...
Холодная вода обожгла нагретые песком и солнцем ноги, нервная дрожь дошла до самого сердца, сжала его, но она неустраши¬мо продолжала погружаться в воду - входить в воду всегда чуточ¬ку жутковато.
Перетрусив минуту-другую, она мысленно скомандовала себе "раз! два!! три!!!" - и с шумом плюхнулась в воду. Тело враз покрылось мельчайшими пупырышками, зябко напряглось, но затем, освободившись от оцепенения, доверчиво потянулось туда, в морскую глубь... как хорошо!
"Неужели это мне одной?"- вспомнились ей слова песни, - "Почему он не приехал? Почему я не могу разделить с ним эту радость?".
Она с надеждой прошлась взглядом по берегу, может быть, он подъехал? Но нет, знакомой фигуры она не увидела.
Водная стихия увлекла её, она дурашливо, по-детски, била руками по воде, создавая вокруг себя фейерверк из брызг и морской пены.
Пробыв в воде несколько минут, она выбралась на берег, отжала мокрые волосы, прошла к своему месту и с наслаждением растянулась на полотенце, погрузившись в бездумную дремоту... Но, боясь окончательно "изжариться", накинула халатик и пошла к себе, унося с собой запах моря, вкус морской воды и ту необычную легкость, которую испытываешь всегда только после моря...
Поднявшись по ступенькам, не поверила своим глазам: навстречу ей шел он - легкий, грустно улыбающийся, чуть расте¬рянный...
"Вы? приехали? но... когда?" - счастливо замирая, спроси¬ла она.
"Я только-только сумел выбраться из города, прости. Поднялся к тебе, а мне сказали, что ты на пляже, но разве тебя там найдешь? Вот и решил подождать тебя здесь..."
"Да, я уже успела окунуться. Ждала вас, ждала, а потом решила, что вы не приедете", - с легкой укоризной в голосе ответила она.
"Ну, что ж, пойдем ещё раз? Только куда-нибудь подальше от людей, хорошо? Чтобы ты, я и - море!"
"Пойдемте".
Счастливая и тайно ликующая, она идет рядом с ним. Они спус¬тились по лестнице, направляясь туда, где никого не было. По до¬роге он снял рубашку, майку, остался в одних плавках. Ей было немного неловко, но она продолжала шагать молча рядом, изредка поглядывая на него сквозь темные очки.
"Вот он и рядом, ты так этого хотела, отчего же теперь ты мол¬чишь? (скажи, как ждала его. Скажи ему что-нибудь доброе, ласко¬вое. скажи,  что... а что?" - она отмахнулась от мыслей и взяла его руку, чтобы почувствовать - лучше всяких слов! - его ответное пожатие и вот это малюсенькое, но бесконечно знакомое и доброе "Э, ты здесь?", он всегда возвращал её к действительности этой фразой, когда она слишком надолго уходила в себя...
Они добрались до тихого мыса, уходящего глубоко в море. Толь¬ко вода плескалась о прибрежные камни, напевая свою извечную ме¬лодию.
"Остановимся здесь", - сказал он, - "Видишь, какой огромный камень,  это специально для нас!"
Они устраиваются. "Сними, пожалуйста, очки, я хочу видеть твои глаза".
"Но ведь  Солнце какое", - она пыталась было протестовать, потому что боялась, что если она снимет очки, то он без труда заметит разлившееся в них безмерное счастье...
"Я прошу тебя, сними".
Она подчиняется. Щурится от слепящего солнца.
"Чудо моё большеглазое, как ты хорошо загорела!  Тебе очень идет загар", - ласково и нежно замечает он.
"Да, немного загорела, погода эти дни стояла ветряная, купаться не разрешали, но я укутывалась лицом в полотенце и загорала...
Не очень-то приятно, когда песок жалит тебя, но что делать?
А сегодня - чудо! Вы, что ли, заказали такой день - она обернулась к нему с усмешкой.
Он сел у её ног, подставив спину солнцу.
Помолчали, глядя на море, погрузившись в свои мысли...
Море так манило к себе синевой, нагретой Солнцем водой, безбрежным простором...
Её почему-то охватила робость, когда он предложил оку¬нуться, непонятное упрямство.
"Ты что, серьёзно не хочешь в воду? Так я тебе и позво¬лил сидеть на берегу! " - и он волоком "тащит её к воде, а она с визгом отбивалась от него, оглашая берег криками: "Не тащите, ой-ёй-ёй! я сама! Холодно-о-о-о!"- визжит она, дурашливо отбиваясь от него: "Я сама!"
"Иди сама, а то отлуплю" - шутливо угрожает он, - "ну, я пошел!" - он с разбегу кидается в воду, а она опасливо трусит за ним. Но вот все страхи позади, на неё летит сноп брызг, её оглушает шум взбаламученной им воды.
"Как ребенок", - подумала она с нежностью, - "как ребенок, не может скрыть своей радости. Господи, взрослый ребенок!" - она почти с материнской нежностью смотрит на его неподдельный восторг.
Он подплывает к ней, заглядывает в глаза: "А если бы я не затащил тебя в воду,   то не увидел бы чудесного блеска твоих глаз",- тихо сказал он.
Она смущенно улыбнулась в ответ. Он осторожно прижимает к себе её легкое, в воде почти невесомое тело. Ей так приятно ощущать его ласковые руки: замри на мгновение, не шевелись, вот так...
Но она гибко выныривает из его рук, переворачивается на живот.
"Научите меня плавать" - подплывает она к нему. "Ну что ж, давай учиться,  ты хорошо держишься на воде, а теперь надо научиться правильно дышать и работать ногам, не сгибай их в коленях, вот так, молодец!"- он держит её неве¬сомое тело, как драгоценность, помогает правильно держаться на воде. Она суетливо и неумело работает руками и ногами, часто и прерывисто дышит, быстро устаёт.
"Ничего у меня не получается, да?" - с мольбой смотрит на него.
"Получится, получится, имей терпение" - в его голосе слышится ирония сильного, уверенного в себе человека.  "Держись за мои плечи,  поплывем".
Она ухватилась за него, и он поплыл. Но вдруг она перестала ощущать под ногами дно, её обуял панический страх, заставивший судорожно обхватить его за шею:  "Не надо дальше, прошу вас! Я ведь совсем не умею плавать, ну, пожалуйста, плывите назад".
" Чего ты, глупышка, испугалась, ведь я с тобой, и потом здесь же совсем мелко".
Но она заупрямилась, и ему пришлось повернуть назад.
Он с нежностью посмотрел на неё:
"Иди ко мне, девуля моя хорошая!  Постой возле меня спокойно, вот так. Тебе хорошо со мной?"
Она поднимает широко раскрытые, полные страха, невыразимой благодарности глаза: хорошо, хорошо! Разве ты не видишь, мыслен¬но обратилась она к нему.
Он протягивает к ней руки, она с дрожью приникла к его худому, стройному телу, на секунду ощутила свою слитность с ним...
"Вернемся на берег" - шепчет она, - "я устала".
Она с трудом подавляет охватившую её дрожь.
Они вышли на берег. Он крепко и заботливо растер ей спину полотенцем, просушил намокшие волосы.
"А теперь поменяй купальник на что-нибудь сухое, не стесняйся, нет же никого, а я отвернусь".



(М.А.) Морскою водою ведомые, страстью,
С тобою лишь рядом познал я, то счастье:
Быть рядом с любимой, любовью дышать
И, если позволишь, тебя целовать.

Легка и стройна, на волне невесома.
В смущении замкнута – мы же знакомы?!
Часто мечтал: с тобой на волне
Кожу почувствовать, наедине.

Плавать не можешь, тебя научу.
Что-то смутило? Я помолчу.
Только дари, дари ты мне счастье,
Радость общения – все в твоей власти.

«Разве не видишь ты?» - читаю в глазах.
Все перемешано: радость и страх.
Радость, что вместе мы, радость – сбылось
И для общения время нашлось.

Страх, нездоров я немного, и пусть.
Выбрось из сердца никчемную грусть.
Вместе мы, рядом, с тобой на волне.
Сердце не мучает, радостно мне.

Ты мое счастье, мой доктор, лекарство.
Мне подарила любви свое царство.
В нем ты царица, у трона стою
И за любовь твою благодарю!



(Э.А.) Она мигом переоделась, накинула халатик, краем глаза инстинк¬тивно следя за ним. А он в это время выжимался на железной перекладине пляжного грибка.
"Видишь, какой я сильный. Сегодня я отлично себя чувствую. Почему же сердце иногда так пошаливает"?
Она с тревогой взглянула на него. Он не раз уже намекал на больное сердце. Но как трудно было поверить в то, что в этом не по годам молодом, по-юношески худом и стройном теле может гнездиться гибельная болезнь.
Она попыталась перевести разговор на другое:
"Вы побудьте здесь без меня, а я мигом сбегаю к себе и принесу что-нибудь поесть.  Заодно и брюки надену, а то что-то прохладно стало".
"Беги, только быстро - туда и сюда. Живо!"
Прибежав к себе, она быстро переоделась, положила в сумочку кое-какие съестные припасы и помчалась назад.
Пляж уже почти опустел. Оставались лишь самые заядлые ку¬пальщики-картежники, но и их было немного.
Он сидел на камне, задумчиво смотря на море, окутанное предвечерней красочной пеленой. В море отражались диковинные краски солнечного заката - такой простор и такая необъятная ширь простиралась перед взором! И они - наедине с морем, такой же изменчивой стихией, как и развернутое над водной гладью небо.
Перекусив слегка, они уютно устроились на берегу. Он обнял её за плечи, прислонил к себе, поцеловал в пахнущую морем шеве¬люру. Она зябко поёжилась, но ещё доверчивее прижалась к нему.
Долго сидели они так, любуясь морем, а потом он вдруг за¬пел тихо, но с большим чувством. Она притихла в его руках. Голос становился всё сильней, слова песни печальные, нежные, проникновенные: "Дивлюсь я на небо..."
Она нежно поглаживала руки друга, надежно охватившие её, и словно оберегающие от внешнего мира. Она боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть очарования, рожденного его близостью, дыхани¬ем, напевностью мелодии. Казалось, что сердце её такое же огром¬ное и необъятное, как это раскинувшееся перед ними необозримое водное пространство, - до того оно было переполнено чувством невыразимой признательности, любви и доверия к этому бесконечно дорогому ей человеку...
...Когда и как зародилась эта дружба, перевернувшая всю её прежнюю спокойную девичью жизнь?
Она помнит всё до мельчайших подробностей: сколько было сомнений, страхов, переживаний, тайных и явных слез - ведь на её долю выпало трудное счастье любить человека гораздо старше её, к тому же, женатого... Как медленно, словно пробуждаясь от сна, шла она к сознанию, что нет ничего греховного в их необычных от¬ношениях, когда жажда духовной близости подчиняла все остальные чувства, неизбежно возникающие между мужчиной и молодой девушкой, облагораживала их, поднимая на такую высоту, которая для многих была недосягаемой.
Разве грех чувствовать себя нужной и полезной человеку, - тебе одной доверившее все тайны своего творческого труда, не причастного к добыванию хлеба насущного, когда ты фактически становишься первой - и единственной! - читательницей его много¬численных записей, которым именно ты придала "божеский вид" ("СПАСИ БОГ" твою душу!" - благодарил он её каждый раз)?
Разве грех чувствовать, с каким восхищением и нежностью смотрит он на тебя, любуясь тем, что ты, склонная к самобичева¬нию, не любила в себе?
Ведь это он, он первый проникся твоей неподдельной девичьей доверчивостью, увидел твою душу, до краев переполненную любовью ко всему прекрасному, природе, музыке, увидел тебя сомневающей¬ся и утверждающей, ликующей и грустящей, поверил в неисчерпае¬мый, неистраченный запас душевных сил и возможностей, скрытых от посторонних глаз, поверил в них и помог им раскрыться, вы¬литься во что-то более существенное, от чего ты стала ещё лучше, не только в собственных глазах, но и в глазах окружающих тебя людей!
Ни расстояние, ни время, ни долгие, подчас годами длящиеся разлуки (она училась в другом городе, и тогда они разговарива¬ли друг с другом в письмах) - ничто не способно было убить в них эту непобедимую, освященную чистым светом тягу друг к другу. И вот теперь они вместе, один день из бесконечного множества будней стал их праздником, наполнен радостью хрупкой нежной близости...
Незаметно для себя она начинает подпевать ему, он так це¬нил её тонкий музыкальный слух, способность безукоризненно вер¬но подхватить любую мелодию. Они словно забыли, что на свете существует ещё кто-то, кроме них, уливаясь внутренней окрыленностью.
Так могла продолжаться вечность. Но над морем уже опустил¬ся вечер, яркие краски заката сменились сине-голубыми тонами сумерек. Потянуло свежим ветерком.
"Мне пора ехать, родная моя" - тихо напомнил он.
"Уже?" - встрепенулась она.
"Да, пора. Я бы вообще не уезжал от тебя, но меня ждут, ты же знаешь. Поднимайся!"
Он поднялся, протянул ей руку, рывком поднял её с песка, прижал к себе, нежно прикоснулся к сомкнутым соленым губам. "Не замерзла? Не печалься, прошу тебя".
Дорога круто поднималась вверх. Он обнял её за талию, и они легко и стройно зашагали рядом, объединенные общим волнени¬ем и болью неминуемого расставания.
Вдоль дороги росли высокие инжировые деревья.
"Видшь инжир? Вон там, наверху. Да огромный какой! Хочешь, я его сорву?"
"Но для этого вам придется лезть на дерево?" - урезонила она его.
"Ну и что? И полезу".
Они влезли в густые заросли огромного старого дерева, вет¬ви которого опускались до самой земли, образовывая что-то вроде естественного шатра. Это надежно урывало их от любопытных глаз,
Она присела на сук, он встал рядом. Протянул к ней руки - она поднялась и доверчиво приникла к нему, дрожа всем телом... Они словно забыли, для чего влезали в этот шатер. Он целовал её глаза, губы, часто вдыхал морской запах, пропитавший всю её...
"Я тебя люблю, я тебя очень люблю! Я и не думал, что со мной может быть такое,  ты так дорога мне! Как же я благодарен судьбе за то, что она подарила мне тебя! Это выше всяких родственных отношений, поверь мне. Мне очень хорошо с тобой, родная моя, а тебе? Прости, что я не могу дать тебе того счастья, которое ты заслуживаешь. Я только могу пожелать тебе его с человеком, достой¬ным твоей святости и чистоты. Об одном прошу тебя - береги себя!"
Она смотрит на него широко раскрытыми глазами, в которых он мог прочесть ответ на его признание. Немота сковала её.
"Так и будешь молчать? и - с грустной улыбкой произнес он, - "такой я и запомню тебя, глазастое моё противоречие, молчаливое моё счастье! ну,  скажи хоть что-нибудь, а? Э,  ты здесь?" - он поднимает её голову, заглядывает   в самую её суть. Но она сму¬щенно прячет голову у него на груди, боясь разрыдаться от нахлы¬нувших на неё чувств.
Наконец, он отрывается от неё, приподнимает за подбородок, долго смотрит ей в глаза и, словно пораженный чем-то, открывшим¬ся ему вдруг, говорит:
" Знаешь, а ты вблизи даже лучше, чем издали, у многих женщин бывает наоборот...
Она чуть кокетливо улыбается и смотрит на него вопросительно.
" Ну, пошли дальше?"
 "А...инжир?"
" Пусть себе дозревает.  Сорвем его в следующий раз!"
Они выбираются из укрытия на дорогу, ведущую к автобусной остановке. Автобус уже ждет пассажиров. Через несколько минут он увезет его от неё, туда, в пыльный, задыхающийся от летнего зноя город, где ждут его повседневные дела и бесконечные заботы, по¬рожденные жизнью, семьёй, бытом...
Будут ли жить в нем воспоминания об этом дивном дне, прове¬денном вместе у моря? Или он захоронит их глубоко-глубоко в серд¬це, чтобы возвращаться к ним в редкие минуты душевного просветле¬ния?
Она села с ним в автобус, взяла его за руку, крепко сжала её, словно успокаивая себя и его, почувствовала его ответное по¬жатие. Он украдкой прикоснулся губами к её шее, в последний раз вдохнул исходивший от неё аромат морской свежести, словно ста¬раясь навечно сохранить его в себе, пригладил рукой её непокорные волосы, сказал тихо:
"Ты знаешь, после каждой встречи с тобой я несколько дней хожу неприлично вдохновенный. Даже девчонки мои на работе спрашивают, что это, мол,  со мной, я весь свечусь изнутри..."
Она вскинула на него глаза, но не сказала того, о чем поду¬мала: знаешь ли ты, дорогой мой человек, что, то же самое проис¬ходит и со мной, и девчонки тоже считают меня страшно счастливой. Она вздохнула: если бы ему не надо было никуда уезжать, если бы можно было продлить до бесконечности эти чудные мгновения!.. Он, угадав её мысли, сказал:
" А вода сейчас теплая-теплая, может, не уезжать никуда? И пошли бы опять к морю..." - в его глазах заплясали озорные чертики и весь он засветился мальчишеским ухарством.
"Нет, нет, уезжайте. Как-нибудь еще раз выберетесь ко мне, я буду ждать. А сейчас - уезжайте" - она гнала его, скрывая свои истинные чувства.
 
"Ну, пока, люба моя! не унывай, слышишь? загорай, отдыхай и, главное, держи хвост пистолетом. я постараюсь выбраться к тебе".
"Есть!" - бойко ответила она, а глаза непроизвольно заволоклись печалью.
"Э, что я вижу? Не грустить, мы же договорились" - донесся до неё его голос. "Не буду, не буду.  До свиданья".
Автобус тронулся. Она помахала ему рукой. Он проводил её дол¬гим, напряженно печальным взглядом, словно прощался с ней навсег¬да...
... Она так и не дождалась его. Та смертельная болезнь, что цепко сидела в его сердце, унесла его навсегда через два дня после того незабвенного дня.
Но узнала она об этом гораздо позже, только две недели спустя, просматривая по работе старые номера местной газеты, наткнувшись на его фамилию в том месте, где обычно помещаются некрологи.