Сколько ж минуло зим, сколь пройдет еще

- Сколько ж минуло зим, сколь пройдет еще
Мам, это я – твой сын, я к тебе пришел.
Так я хотел покаяться, да не мог.
Сколь повидал путей, исходил дорог…
Были они не гладки и не легки.
Знаю, мечтала видеть меня другим.
Пусть как сумел, но дожил я до седин.
Мам, я к тебе пришел, я еще твой сын.
Сжался комок в груди и нутро болит.
Это сыновняя совесть огнем горит.
Мам, ты прости меня, я такой дурак.
Много хотел сказать, да не знал все как.
Душу излить мог лишь во хмельном бреду,
Утром окутав ложью свою беду.
Мама, я жил всю жизнь от тебя вдали.
Так уж меня мои ноженьки увели.
Мало тебе звонил, вовсе не берег.
Нынче, гляди, пришел, и стою у ног.
Любила меня, родная, ты как могла,
Все, что сумела отдать, ты все отдала.
Знаю, что жизнь идет, и я должен жить,
Только никто не сможет, как ты, любить.
Знаю, уже отец я и даже дед.
И в меловой мундир мой висок одет,
Но до сих пор не смог я заполнить ту
В сердце зияющую черную пустоту.
Знаю, что должен жить, но зачем и как?
Видно, и правда, вовсе твой сын – дурак.
Света не вижу, тьма лишь, куда ни глянь.
Я потерялся, мама, и дело – дрянь.
Мог бы сказать, как раньше, приврав с лихвой:
«Все под контролем, вылезем, не впервой!»
В этот раз тьма особенно глубока.
Нету фонарика, мама, нужна рука!
Впрочем, нужна ль? Не знаю. Уже нет сил.
В жизни своей я мало кого просил.
Надо ли? Стоит? К чему это все? Зачем?
Кому я здесь нужен? Понят иль проклят? Кем?
Мама, в чем смысл? Открой мне секрет, скажи?
Может, тогда смогу захотеть я жить…

- Здравствуй, сыночек миленький, свет небес!
Вижу душа твоя – дебри, да темный лес.
Себя не берег ты и жизнь свою расплескал.
Слезы мои - дождями к твоим вискам.
Прости ты меня,  что мало дала любви,
Видно влекли меня громкие журавли
Так, что в руках не слышала писк синиц.
Нынче за это пала пред Богом ниц.
Все мы по свету ходим любви ища,
Словно пустым колодцем в груди свища.
Сколь не пытайся зелье земное пить,
Жажду любви им не сможешь ты утолить
С каждым глотком лишь туже твоя петля
Рушатся все «Зачем» и за ними «Для».
Джины в бутылках уже не живут давно.
Там, где душа твоя ищет напрасно дно.
Чтоб оттолкнуться, вынырнуть и вдохнуть,
Силой и светом чтобы наполнить грудь…
Знаю, у жизни омут глубок, тягуч,
Только найдется каждому солнца луч.
Если б могла, разжала б твои тиски,
Разогнала бы всю горечь и боль тоски,
Той, что окутала душу твою, сынок,
Только всему свой час и всему свой срок.
Руки мои нынче связны на груди,
Ты ж подними головушку и иди,
Взор устремив вперед,  не страшись беды.
В жизни твоей Конец и Начало – Ты.
Сын мой, покуда жив, не ленись, твори!
И не причем здесь жертвы и алтари.,
Свет ли ища, или душеньку теребя
Ты каждый день творишь самого себя.
Сын, погляди внимательнее вокруг,
Тот, кто врагом казался, быть может, друг?
Книге твоей нужна новая строка,
Впустишь смиренье - будет тебе рука.
Знай, мой хороший, рядом я, я с тобой!
Пусть не хватило жизни моей земной,
Чтоб научить любви, рассказать про то,
Что в этом мире нужен ты, как никто…

Сон или явь то было, судить не мне
Только в глубокой сумрачной тишине
Ветер разносит  шепот среди могил:
 «Господи, Господи, сыну помоги!»