Мемориал. Попытка монументального эпоса

 
Мы жить готовы сотню лет
без цели и без памяти
в местах, где каждый шкаф - скелет,
а маята, как маятник.
Мы гнетом бытовых вериг,
как жерновом, размолоты.
Наш выбор крайне невелик:
меж наковальни с молотом.
Здесь чертят Дантовы круги
дела и обстоятельства.
Не подчиняйся им, беги!
Забудь про обязательства.

Беги из сумрачных квартир,
где затхлостью надышано.
Надежный есть ориентир
у башни Беклемишевой.
Над мутною рекой Москвой
порядком устаканенным
она стоит, как часовой
недвижно-твердокаменный.
А на мосту, чуть-чуть правей
в пику тому, стоячему,
обычно тени ходят две,
чайку глотнув горячего.

День на календаре стоит
уже какой по счету?
Неважно им. У них кипит
привычная работа:
убрать с асфальта свежий снег
метлою и лопатой,
не проглядев притом набег
гормостовских пиратов
(напрыгает из темноты
на целых два полка...
Будь начеку! Для них цветы,
как тряпка для быка)...

---------

Слова мои сейчас просты
(кой-где чуть заковыристей).
Нам для того нужны мосты,
чтоб над собою вырасти,
подняться выше головы
потребностей заниженных.
Мы этим лишь одним правы
между собой и ближними.
А мост пока один - Немцов,
и цель одна - цветы (с)пасти,
а прочий пафос про бойцов -
простите, глупости.

1.

Был московский растревожен улей
на ветру холодном в одночасье
в ночь, когда четыре подлых пули
путь открыли общему несчастью.

Все до одного ведомы горем,
будто GPS-поводырем,
люди понеслись пчелиным роем
(кто отстал - в дороге подберем),

и, сдаваясь перед напором страшным,
их толпе препятствовать не мог
ни коллапс дорожной серой каши,
ни столичный вековечный смог.

Здесь иной таксист сигналил громко,
вой распространив на все мосты:
едущие спереди! В сторонку
убирайтесь. Мы везем цветы.

(Расскажи нам, Дима Яковенко,
как ты махом просадил, потратясь,
за одну лишь только пересменку
материнский капитал ругательств).

Рев клаксонов был настолько диким,
что заткнула долгий вой пурга.
Хлопнув дверцей, розы и гвоздики
сыпали - и вырастал курган.

Мне простит читатель слог советский,
вынутый из старых словарей,
но в тот день на старом Москворецком
вырастал цветочный мавзолей.

Дальше, чем сильнее пригревало
солнце (сложно по весне простыть),
на мосту цветов не убывало:
святу месту не бывать пустым.

2.

И пока ледок под солнцем хрупал,
заинтересованные люди
собрались, соорудили группу,
кто в какие дни дежурить будет,

полюбовно поделили сутки
пополам, разрезав, как пирог,
будто крошки, лишние минутки
вымели метлою за порог.

(Тут нужна ремарка. Я бы изначально
за исход затеи не боялся,
если бы отдельный парень пунктуальный
вовремя в свои часы являлся.)

Приступили к делу с бодрым интересом,
но в конечном счете вышло так,
что дневным досталось всё вниманье прессы,
а ночным - погромов кавардак.

Первые прохожими обласканы
(данный факт их муки оправдал),
а вторые - каждый раз с опаскою
ждали: вот заявится вандал...

3.

И вновь под фанфары клаксонов,
которых слыхать за версту,
могучий Григорий Саксонов
заступит свой пост на мосту.

Он выйдет на все 18,
спустив до бровей капюшон,
препятствий не будет пугаться:
мороз ему даже смешон.

За дело возьмется он бодро
и взглядом орла проследит,
смогла ли вода в здешних ведрах
с утра превратиться в ледник,

по шапку ль вчерашние розы
с утра снегом занесены,
и главное - нет ли угрозы
откуда-то со стороны.

Весь опыт дежурств его длинных
гласит, что опасность красе
сулит не акулы хребтина,
а два плавника "тарасей".

Не взять их ни леской, ни бреднем,
их тЕлец коварен изгиб.
Опаснее нет и зловредней
на всю акваторию рыб.

Пожалуй, нам даже не стоит
совсем называть их людьми,
но бдительность нужно утроить,
как только возникнут они,

на головы гнев им обрушить,
чтоб мигом унялся нахал,
иначе боксерскою грушей
опять станет Мемориал...

Хотелось бы сунуть им в морду,
но есть изощреннее месть.
Свисток Казадаева мог бы
спасти положение здесь.

Как нужен он нам для порядка,
спокойствия и тишины!
Замру пред картиною сладкой:
враги стали оглушены

могучей войной децибельной
и сгинули враз, но пока
свистку адекватной заменой -
Саксонова Гриши клюка.

Настигнув злодеев с разгона
(таков самый лучший мой сон), -
он станет ни Гриша Саксонов,
а наибиблейский Самсон.

4.

Сколь ни бодрюсь напоказ я, читателю всё же видно,
что под бравады фантиком радости нет нисколько
и в приведенных строчках, может быть, и ехидных,
кроется горечи крупной изрядная толика.

С вандалами под прикрытием опыт борьбы печален
будет всегда и в этом нет утешенья для нас.
Если идут погромы, значит тебя замечают,
только к чертям собачьим нужен такой резонанс!

Все мы уже привыкли, что ходит опасность близко,
явится лишь - разгромит всё самое ценное дочиста,
что на мосту дежурят под постоянным риском
не только здоровья и денег - жизни лишиться в том числе.

Предпочитает отребье действовать поковарней:
чтобы подлей ударить, лучшее время - ночь.
За то, что не доглядели, прости, Скрипниченко Ваня!
Нам ведь всё время некогда даже своим помочь.

Об этом несчастном случае СМИ раструбили всюду,
добавив печалей ворох к общей нашей беде.
Дней миновало достаточно, но вряд ли я сам забуду
лужу кровавую на асфальте в 900-й день.

Перед глазами рисуется эта лихая сцена.
Чтобы ее представить, не надо себя лишний раз утруждать.
Стоял на мосту весь вечер, и вроде закончилась смена,
и можно домой, но кто-то попросил его подождать.

А тут, как назло, неизвестный, мускулами поигрывая,
решил отметить разборкой приход выходного дня,
подошел и, героя боевиков копируя,
спросил: "Ты не любишь Путина? А может быть, и меня?"

Что же ему ответить боксеру с солидным стажем?
Здесь огрызаться глупо, в драку вступать - смешно.
Он и не думал, что по носу эта горилла вмажет.
Слабый ответ - молчание, всё-таки не дошло.

Он ведь сумел оправиться от бешеной подлой прыти,
но до родного дома добрался лишь кое-как.
Жена всплеснула руками: "Как же могло так выйти,
чтобы внезапно сбил тебя какой-то пьяный дурак?".

Были слова и хлопоты родственников напрасны:
выгорел он стремительно, буквально за несколько дней.
Вот еще одна звезда сорвалась с небес и погасла,
на театральном заднике замены ей больше нет.

Затем предстояли поминки. Водка в тяжелом стакане
сжигала нутро безжалостнее, чем обычно жжет.
Передавало радио: погиб Скрипниченко Ваня,
убитый внезапным ударом, не выстрелом, не ножом.

Передавало радио: попал в наградные списки.
Можно было бы радоваться таковому решенью,
только утешатся разве его родные и близкие,
если даже награда не сулит воскрешенья?

Кому теперь она нужна
и тяжесть тусклых будней скрасит?
В Москве - сестра, и с ней жена,
еще родители в Миассе.

Вот для кого героя жизнь
необходимо-неразменна.
Но самый лучший героизм
потере - слабая замена.

И к сожаленью так пришлось,
что у растерянных собратьев
в запасе нет надежных слов,
чтоб в утешение сказать им.

5.

Вдоль Кремлевской стены
ходит сонный конвой.
Шесть часов тишины
над свинцовой рекой.

Где бы впредь патрули
ни бродили над ней,
гладь холодной струи
небосклона черней.

"Берегите слезу,
чтоб хватило с лихвой! -
слышен ропот внизу
серых траурных волн. -

Чтобы друг не замерз
на ветру городском,
не расходуйте слез
и дозируйте скорбь.

Где в свой горький черед
ждут нас нечет и чёт?
Беды все наперед
вряд ли кто-то сочтет.

Чтобы лезвием меч
с камнем впредь не совпал,
надо чутко беречь
в сердце боли запал.

Жизнь, как ведьма, страшна -
не сбежать от когтей!
Мастерица она
сделать жгучий коктейль

вечных бедствий и зол,
чтоб налить втихаря.
Дорожите слезой,
не расходуйте зря".

Но спокойный завет
не ложится на ум,
ибо всякий запрет
однобок и угрюм.

В круговерти всех зол
над притихшей страной
бесконечно тяжел
долгих волн метроном.

Заунывен тугой
и тяжелый разбег.
И шуршит под ногой
фосфорический снег.

6.

Подзатянулось корочкой
тяжелое ранение,
но мне не жаль нисколечко
всё наше поколение,
и, право, лучше рвотное
скорее ртом хватать!
Ведь подлости охотно мы
готовы потакать.

Пространные ли, куцие ль -
две фразы в оправдание
у нас всегда найдутся ей,
и ни к чему гадания!
Комфорт всегда почтеннее
(и безопасней ведь)
никчемного хотения
добиться правды впредь.

Благодаря признанию
извечного порядка
стабильность загнивания
и твердый курс упадка
навеки гарантирован,
а всяческий елей,
что в деньги конвертируем,
нам стал всего милей.

Продавшись обстоятельно,
купюры в кучу сгрудив,
мы знаем: обязательно
потомки нас осудят.
По данному суду и честь!
С повинной головой
мы променяли будущность
на пошлый status quo.

Совсем не оторваться нам,
в тени густой не прячась,
от этой девольвации
людских нормальных качеств,
ведь, если исключения
из общей массы нет,
тогда без излечения
загнется пациент.

7.

Получилось не по-русски.
Сквозь густой пожарищ дым
князь Андрей (совсем не Курбский)
за кордон скакал один.

С суженой пришлось прощаться
слишком скоро, в темпе блиц.
Все остались домочадцы
по ту сторону границ.

Ветры подгоняли в спину,
и закат вдали алел.
В долгой гонке за чужбиной
ни о чем он не жалел:

хоть сулит иная местность
лишь отсутствующий кров,
всё же хуже беспросветность
вечных русских тупиков.

Светлячками многих свечек,
как в начале всех начал,
бесконечный рой местечек
впереди его встречал.

Толком не успев поправить
набок съехавший шелом,
встречным он твердил по праву
кровной общности: "Шалом!".

От радушия приветствий
конь пугливой мордой тряс,
нежелательных последствий
их внимания боясь.

На чужбине блага спорны,
общих выгод - ни на грош.
Но ездок твердил упорно:
здесь любой расклад хорош,

надо будет непременно,
хоть и доля нелегка,
отыскать извне замену
вечным русским тупикам.

Надо тщательно и твердо
это сделать всё равно.
Не тряси, скотина, мордой, 
если бегство решено!

Конь, хозяину послушен,
грунт ногою ковырял
и, прижав к затылку уши,
смирен был и не роптал.

8.

Кто-то еще, подковавши буланого,
преодолеет заслон из костров.
Где вы, отважная Ольга Романова
и романтичный Альберт Гончаров?

Кто-то еще к вам приехать попросится,
только препятствий гора, как на грех.
Изредка голос ваш всё же доносится,
не разобрать его. Много помех.

9.

Эпоха потеряла стиль
в постылом шевелении.
Давно влезать не хочет в стих
комфортное гниение.
И нету москвича малей
средь камер клеток лестничных
перед количеством нулей
в жировках ежемесячных.
Хоть волком вой, растут долги
за газ и электричество.
Не бейся с ними, а беги
с последнею наличностью.

С экрана заурядный врун
с мозгами воспаленными
ведет опасную игру
сплошь картами краплеными,
и покупается весь свет
на речь того оратора:
почетней участи, мол, нет,
чем гибель за диктатора,
что мол, везде у нас враги -
пендосцы да бандеровцы.
Не слушай. Выключи. Беги.
Свой ум дороже ценится.

Скажите мне, в конце концов:
неужто тема повести,
что стал последним мост Немцов
форпостом нашей совести?
Неужто сводится призыв
к меньшому поколению
к тому, что надо все призы
спасать сопротивления?
Неужто всей борьбы итог,
финал больших затей,
что кто-нибудь принес цветок
и впредь доволен тем?

10.

Ожидает общий мрак, наверно
всю страну страшней иной холеры.
Обращусь теперь одновременно
к молодежи и пенсионерам.

Пусть судьба у нас теперь туманна,
только в ней нет места дням пустым.
Взгляд куда ни киньте - нет гуманней
коллектива, что хранит цветы.

Их желание неистребимо
всей душой поддерживать протест,
и людей совсем незаменимых
более всего, конечно, здесь.

Ни к чему обидные словечки.
Всем уже давно пора понять:
сколько раз спасали ведра, свечки -
смысл имеет это выяснять?

Сколько распустившихся бутонов
и еще молоденьких цветков
спас герой джедайских лет преклонных
галактический Вадим Цветков?

Положенье сколько раз исправил
и была ли помощь впредь верней
той, что оказал апостол Павел
пополам с великой Карине?

И не меньше оказала помощь
первая садовница моста
умница Татьяна Тихонович,
женщина, чье кредо - красота.

Кто иной бы подопнул собрата,
чтобы дело спорилось шустрее?
Не найдется лучше модератор,
чем дипломатичный С. Киреев.

А ещё есть парень интересный,
начисто лишён любых оков,
Собеседник просто расчудесный -
развесёлый Павел Такмаков.

Пусть наш общий хор порой не слажен,
но с табличкой "Не влезай - убьет"
Кирцер Михаил отпор окажет
всякому, кто к нам с мечом придет.

Случай удовольствие доставит
восхвалять героев славных тех,
но перечисленьем долгим занят,
я рискую дальше множить текст.

Потому приходится прерваться,
но, скучая на своем посту,
я хотел бы дальше оставаться
на далеком и святом мосту,

где курантов башенные блюдца
меряют мой путь туда-сюда,
и покуда ходят поезда,
не забыть бы мне сюда вернуться.

февраль-март 2018 г.