Красный Луг

    Лидия Ефремовна жила одна, в небольшой деревне невдалеке от районного центра. Эта деревенька состояла из двух улиц, расположенных в виде буквы "Г",
одна шла вдоль тракта, на котором располагалась деревня, а другая, длинная, уходила в сторону леса. Это было отделение колхоза, в основном тут были фермы, с дойным стадом и молодняком, свинарники, ну, и мехдвор - тракторы, грузовики и комбайны. Название было у деревушки вроде и звучное, но какое-то несуразное - Красный Луг. Луг, кажется, должен быть зелёным, цветочным, летним... ещё каким-нибудь, но тут дело было в том, что "красный" не обозначал цвет, а это издавна была его политическая окраска, т.е. не белый...

    Дома были некоторые колхозные, двухквартирные, а кое у кого были свои. В  таком доме на двоих хозяев с одной стороны была начальная школа, в которой и учеников-то было по пальцам сосчитать, но учились в две смены: с утра первый и третий в одном помещении, а с обеда второй и четвёртый классы. Учительница была Лидия Ефремовна, одна на всех, и жила она через стенку, в этом же доме. Даже когда ей по возрасту назначили пенсию, она всё-равно продолжала работать в школе.

    В деревне у всех были большие хозяйства с разносортным домашним скотом и птицей: и визжали и хрюкали, и мычали и лаяли, и кудахтали, голосили и крякали. Возле домов были большущие огороды. Не потому, что в семьях было семеро по лавкам, а картошкой кормили и свиней, и коров, смешивая с травой или комбикормами, осенью можно было сдать урожай картофеля в заготконтору и получить неплохие деньги.

    Когда наступала пора пахать землю по весне, то заезжали с крайнего огорода на тракторе и вспахивали подряд все огороды, потом ставили заборы на место. Сажали картофель тоже под плуг, т.е. запрягали лошадь с плугом и за ней в борозду бросали семенную, пророщенную картошку. Таким же образом и окучивали в начале лета, чтоб изжить сорняки и взрыхлить землю вокруг начинающей расти ботвы. В общем, была обычная жизнь сибирской деревушки с давным-давно налаженным бытом и привычными устоями.

    У Лидии Ефремовны хозяйства, как понималось в деревенских масштабах, не было, так, "для задора"...- десятка полтора курочек, парочка поросят да козы.
Огород она садила, как и все; один был небольшой со всякой зеленью, капустой, огурцами в парнике, мясистыми рясными помидорами, фасолью, тыквой и редькой. А большой, до самого кустарника на опушке леса, засаживала картошкой, хотя одной-то ей много ли было надо... Осенью картошку сдавала, как и прочие сельчане. Огородничать она была мастерица, всё у неё росло за милую душу... Этой премудрости она обучилась с детства, со времён войны, когда мать была день-деньской на работе, а она, совсем ещё маленькая, должна была управляться с огородом и домом.

    Лес обступал деревушку с трёх сторон. Она как бы выскочила из лесу да и замерла, остановившись перед трактом. Понятно, что лес угощал всеми своими
ягодами и грибами, лечил травами. Уходя подальше в тайгу, "били шишку" - так
называлась добыча кедровых орех. А совсем близко от деревни протекала река,
которая кормила рыбой. Ягодные кустарники начинались прямо за огородами, конечно, поспевать на них ничего не успевало - ребятня обдирала всё подчистую
чуть ли не с листьями, и никого не брал "ни понос, ни золотуха"...

    Народу в деревеньке было немного, каждый знал друг друга, да и многие ещё были всякими, близкими и дальними, родственниками: сватами, кумовьями или свояками. Работали кто тут же, в отделении колхоза, а кто ездил в районный центр за шесть километров. Рядом со зданием школы, на пригорочке, стоял деревенский клуб - просторный рубленый дом с высоким крылечком, вечерами иногда привозили и крутили кино, собирались просто так после работы, когда управлялись с домашними делами. Иногда молодёжь даже устраивала танцы под музыку с пластинок. А на той части деревни, где улица тянулась вдоль тракта, был магазин сельпо, в нём было всё необходимое для первейших сельских нужд.

    Каждое лето приезжали к Лидии Ефремовне внуки. Дочь жила далеко, на другом краю страны, поэтому приезжали семьёй только в отпуск, раз в год.
Детишкам, рождённым в городе, было в гостях у бабушки, конечно, скучно. В хорошую погоду ходили в лес за земляникой, малиной и смородиной. Внучка любила собирать лесные неброские, но с необыкновенным ароматом, цветочки. Её любознательность была безгранична, и в каждой травинке, в насекомых она находила непознанный мир и засыпала бабушку вопросами. На её счастье, Лидия
Ефремовна многие годы, будучи моложе, преподавала биологию в средней школе и
к огромному удивлению и восхищению маленькой внучки знала ответы на любые вопросы.

    Ещё было очень необычное занятие, с которым в городе уж никак не было возможности столкнуться, - пасти козочек на опушке леса. Маленькие козлята были игривыми проказниками, они не ходили, а только скакали и передвигались вприпрыжку. Всё время норовили отстать или убежать в сторону. Вожаком стада помимо бабушки был ещё рогатый и серьёзный козёл-папа. Козочки щипали траву
и молодые веточки, бабушка следила, чтоб они не объедали горькие кустарники, иначе молоко станет горчить и его нельзя будет использовать для питья. С непривычки козье молоко, слишком жирное по составу, ребятишкам не понравилось
и показалось с каким-то неприятным запахом, хотя у бабушки уж всё было стерильно чистое. Но вскоре стали по чуть-чуть добавлять в чай, а потом и просто пить холодненькое с удовольствием. Очень вкусный сыр из козьего молока варила бабушка.

    Внук был на шесть лет младше внучки, спокойный, взрослый и рассудительный не по годам. Он всегда был чем-то занят, играл, что-то мастерил, рисовал...
Его словно не было в доме, не требовал никакого повышенного внимания, не зудел нытьём, как многие малыши. Гулять в лес так гулять... Правда досаждал всякий лесной гнус: днём кусались мелкие мошки, а к вечеру облепливали кровопийцы-комары, мази почти не спасали. Поэтому вечером, перед тем, как ложиться спать, чтоб ночью не чесались комариные шишки-укусы, бабушка солью натирала ручки и ножки детворе, немного заставляла потерпеть, а уже потом тщательно обмывала детей водичкой и укладывала в постель.

    Когда отпуск заканчивался, Лидия Ефремовна начинала уже тосковать загодя, хотя дети с внучатами ещё гостили у неё. Но дни пролетали так быстро, и она
опять оставалась в своих четырёх стенах одна. Наверное, чтоб скрасить это своё уныние, она разговаривала с козами и курицами, когда кормила их. А в огороде вслух вела беседы с огурцами, чего же это им не хватает, влаги, солнца или совести...- всё в цвету и усищи распустили, а завязи-то кот наплакал... Нахваливала капусту, опрыскивая её раствором от гусениц: - Вот
какая ты у меня красавица... листва ровная да сочная, потуже закручивайся...

    Ещё было у неё два кота, которые жили своей независимой жизнью. Летом их почти не было видно. Приходили к своим мискам попить молока, промышляли где-то ночами на охоте мышей, а днём зачастую ловили зазевавшихся птиц: то воробьёв, а то порой и голубей. Спали днём в огороде в тенёчке, под ботвой, где-нибудь под крышей на сухой соломе. Зимой вот они уж редко из дому вылазили на свет Божий, "просвежиться" разве иной раз, пробегут по снежной тропинке в ограде, взгромоздятся на столбик у ворот, нахохлятся, посидят на морозе да ветру маленечко и домой катятся клубком. Не любители зимней поры.

    Но самый дорогой, добрый и умный, вполне полноправный член семьи был небольшой пёсик Мишка. Он жил в доме, был привилегированным деревенским псом.
Окраса был рыженького, ушки всегда что-то выслушивали и то беспокойно торчали на макушке, то, подрагивая, свисали вниз, готовые в любой миг подскочить и вновь прислушаться. А какие умные и "говорящие" были глаза...- в них было всё
написано: любовь и преданность, и понимание, и возбуждение, настороженность и чувство опасности. Мишка не отставал от своей хозяйки ни на шаг. Они вместе
ходили в райцентр "по делам": на почту, в райсобес за пенсией, в поликлинику
или в магазины. Мишка везде терпеливо ждал на крылечке или рядом, в сторонке от входа, столько времени, сколько понадобится. А потом с радостью встречал, подпрыгивая, повизгивая, виляя лохматым хвостом и норовя лизнуть в лицо.
Спать Мишке разрешалось везде: и на диване в зале, и на сундуке возле тёплой
печки, и в ногах Лидии Ефремовны на кровати. Любовь была взаимной, и она согревала им обоим души в длинные зимние холода.

    Здоровье у Лидии Ефремовны было уже незавидное, сердцем она мучилась с молодых лет, а тут и давление стало прыгать вверх-вниз, и всякие возрастные
болячки стали давать себя знать. Без лекарств жизнь теперь не обходилась.

    Она общалась по-соседски с завклубом Галей, которая жила в соседнем доме, рядом со школой, и с Надей, живущей напротив. Они к ней вечерком заходили попить чаю и выкладывали все дневные новости, с обсуждения которых начиналось каждое рабочее утро на ферме. Обе соседки были намного моложе, дети у них были ещё подростками, но дружбу сильно-то не с кем было водить, а словом переброситься каждому человеку с кем-то хочется.
    У Нади муж был механизатор, работящий и спокойный, в доме был достаток и благополучие. Надя была за мужем, как за каменной стеной, а он во всём жену
слушал и потакал ей.
    У Гали же такого про мужа сказать было нельзя. Весь какой-то крученый, "скользкий", работал на ферме рабочим, ухаживал за скотом, и работать совсем не любил и не хотел. Часто выпивал, а в подпитии Галю поколачивал, да так, что та среди ночи прибегала к Лидии Ефремовне. Детей, слава Богу, не трогал.

    Как-то пришлось Лидии Ефремовне поехать в ближайший город по причине
своего нездоровья, дали направление в районной поликлинике. В таких случаях
она оставляла ключи соседкам, чтоб протапливали печь, (зимой в деревне нельзя не топить печь ежедневно,) и кормили её нехитрое хозяйство. Вернулась она домой дня через три. И сразу что-то заныло сердце, предчувствуя недоброе: её
не встречал Мишка. Надя ответила, что где-то бегал тут... Подождала его и, не дождавшись, пошла искать по деревне. Лидия Ефремовна обошла улицы, сходила к ферме, опять прошлась меж дворов... На Мишку это не было похоже, он каким-то шестым собачьим чувством знал всё наперёд и, если его не брала хозяйка с собой в райцентр, он всегда выбегал ей навстречу далеко за деревню. И к ночи,
и на другой день Мишка не пришёл. Лидия Ефремовна, наплакавшись, смирилась...

    Уже прошло много времени с момента пропажи любимой собачки. Было лето.
В огородах всё росло-благоухало. Лидии Ефремовне понадобилась зачем-то Надя.
Муж сказал, что она управляется в огороде, и показал, в каком конце между грядок та стоит в любимой позе огородника-дачника. Лидия Ефремовна не спеша направилась туда к соседке, проходя мимо бани, она случайно бросила взглядом на стену: наверху, почти под крышей, на гвозде в брёвнах висела высохшая
шкурка Мишки... Ноги подкосились, голова закружилась и всё поплыло перед глазами. Лидия Ефремовна еле-еле нашла в себе силы не упасть, повернулась и побрела в высокой ботве из злополучного огорода. Она учила детей этих живодёров... Она привечала соседку за столом, всегда от всей души угощая, чем Бог послал. У них дом был - полная чаша, чего только пожелают. Вот пожелали из Мишки сшить шапку-ушанку. И ничем уже не наполнить пустые душонки таких
существ, их даже людьми нельзя назвать, и гниль разъест их самих изнутри...

    Так в очередной раз вера в людей у Лидии Ефремовны была растоптана.
В сердце скреблась когтями боль. В глазах стояли Мишкины глазёнки, он доверял человеку, который кормил и был хозяйкиным другом. Лидия Ефремовна сжалась, словно это с неё сдирают шкуру... Она недоумевала, что произошло с людьми, какими мерками мерить такое падение духовности, человечности. Одно твёрдо усвоила: нет зверя страшнее человека.

                30.03.2018г.