***

Только теперь я понимаю,
Что рукописи не горят.
Их, облизываясь, сжирает пламя
И само,
обжигаясь,
хочет плакать.
Девочка, которая любила
Всем тем, что в робком дыхании
Говорило, пошла по бульвару
Назад.
Она не пела больше в полушёпот
И не играла на фортепьяно,
Как раньше, когда жила,
Не зная ни боли, ни предательства, ни обмана.
Девочка бежит назад.
Туда, где её слово вливалось
В прекрасный дикий сад,
Где береза напевала ей на ухо,
Что скоро солнце уйдёт в кровать,
Где она с дождем, как с супругом,
Принималась
медленно
танцевать.
Девочка готова обменять желтый мир
На полку с книгами и старое
Платье бабушки,
и на кота, рыжего,
с самыми
мягкими
лапами.
Девочка хочет сохранить веру в то,
Что утопии будут всегда,
Но моей героине суждено знать:
Замятин теперь реализм,
Доведённый до абсурда.
Да.
Девочке худо.
Она уже шла и не думала ни о чем.
Теперь девочка сидит перед огнём,
И в сухих солёных щеках- пожар.
Девочка достаёт стихи
И молча отдаёт на смерть.
Рифмы плачут, и жалобный стон
Проносится в голове.
Девочка на мокром полу сидит у огня.
И сегодня я понял,
Что рукописи не горят.