полу-ночь станков. блоки полнились пытками тихими

у Платонова был единственный Котлован на всю повесть,

а у нас блоки на каждые пятьдесят километров,
машинки Зингера, выстрелы в небо, 
хруст под ногами грязного снега.   

ребёнок в хрущёвки собрал последнего ангела    
из засаленного и старого конструктора lego, 
велосипеды - искорёженные спицы, 
синицы падают с веток в усохшее горло, 
в пивнушку идут, что бы снова напиться, 

это, как же его, Сверхчеловек по Ницше,   
проведён от шеи до шеи хрустальной нитью, 
ведь витиеваты ходы катакомб, в сосудах, 
если за тридцать, встаёт каждый тромб, 
полиция свистнет - ты мёртв,   
сегрегация суточных камер,   

пытают пытают пытают, 

давай на слякоть выкидывай тайны, 

выдумывай,
пой истину, 
пей исповедь, 
получай в зубы 
из его жесткого
сапога, 
как собака лай, 
вой Сатана! -

нам бы в последнем крике 
птицами стать,

отстаньте отстаньте отстаньте

от нас!

в последнем хоре земном мы содрогаемся   
хрустом костей, воплями, визгами, глазами, 
как серебро пред Лунного света очами, 
мы хотим улететь в самое синее небо,

что сложного оставить нас?
вам и так довольно восторгов топтать
наше каждое новое лето,
запихивать в бобики, 
будто мы тут совсем голые
и совсем без билета,

но нет!   

мы дети ветра!
а для вас, кто?
недомерки!
полу-люди и скот, 
на пособии, 
за чертой,
будто землю под нами
рыл крот, 

вы шилом нас 
и рты на замок,

кричите следом
в уходящую тень - не разевайте пасть,
в горле застрянет комок!

и человек за чертой делает последний глоток 
перед своими вечными, неуклюжими,
в механизмах судьбы

пытками пытками пытками,

а нам

в последнем крике
птицами стать
и в небо криками

тихими тихими тихими.