Легенда о Дэйви Джонсе

Пой, шкатулка волшебная, старую песнь о прекраснейшей деве
Чей неистовый нрав был подобен затейливым легким ветрам
И лихом капитане, что бурному морю с рождения верен.
Пусть мелодия дивными нотами льется, вплетаясь в века,

Да историю сложит о том, как под килем вздымаются волны,
Бури рвут паруса, восстают ото сна грозовые шторма,
Вдаль за стаями птиц устремляются грезы, легки, быстроходны,
А соленые брызги, дробясь о борта, окропляют штурвал.

Не одну сотню лет будет песня звучать в кабаках и тавернах,
А услышав ее, и мальчишка, и старец тот час загрустит.
На тончайших, невидимых струнах души оживают легенды —
Не по силам глазам разглядеть нарисованных сердцем картин.

Молодой капитан и команде и делу был искренне предан,
А фортуны рука неизменно его за собою вела.
Хищно скалился Роджер с флагштока в предчувствии новой победы,
Содрогались купцы, чуть завидев вдали черно-красный фрегат.

Но пират, что свободой дышал и крещен был рассветным приливом,
Мог ли думать о том, что отнюдь не в сражении встретит беду?
Синеокая дочь океана порывиста и горделива,
Вдруг украла покой и в мучительный плен обратила мечту.

О, владычица призрачной, хитрой удачи, морская богиня!
Позабыл и веселье, и ром, пышногрудых оставил подруг
Молодой капитан. Лишь с безмолвной тоской по лазоревой сини
Долго взглядом блуждал. И тогда, разделяя меж душами грусть,

Человеку явилась бессмертная, чувственной страстью ответив.
Разгорелась любовь, превращаясь то в штиль, то в шальной ураган.
Но хозяйке лазоревых вод не грозит приближение смерти,
А людская дорога по этому свету весьма коротка.

Потому договор предложила любимому дева-стихия.
Правда будет за вечную жизнь справедливо высокой цена:
Десять лет, не сходя с корабля, помогать упокоиться в мире
Утонувшим, а выйти на берег лишь на день возможность дана.

Согласился на сделку мужчина. Года в ожидании встречи
Незаметно промчались: платился по сроку назначенный долг.
Но натура любимой, увы, оказалась цинично-беспечной:
В час условленной встречи один из двоих на свиданье пришел.

И разгневался он, проклиная со зла переменчивых женщин.
На осколки разбились надежды, рождая внутри пустоту.
Из груди своей вырезал сердце живое. Пусть молит, трепещет —
Крепко скован каленым железом и спрятан дубовый сундук.

В путь отчалило судно. Забыла команда слова уговора
И оставила дело, которое вечно клялась исполнять.
Но за дерзость такую ужасной расплаты был крест уготован:
Превратились в чудовищ матросы и в призрак остов корабля.

Стал жесток капитан. Кровожаден, безжалостен, скор на расправу.
О Летучем Голландце все воды окрест облетела молва.
А богиня, услышав о том, разозлилась, рвала и метала:
Поднимались шторма, разбиваясь о скалы, бесилась волна.

Бушевали моря, не давая ни сна, ни пути, ни покоя —
Гибли в бурях суда. И пиратское братство решилось конец
Положить бесконтрольному гневу могучей хозяйки прибоя:
Заключить вольный яростный дух в человеческой плоти-тюрьме.

Но на целой земле лишь один все о таинстве ведал старинном
И во власти его помешать иль помочь было деву пленить.
Хладнокровно вонзился предательский нож в неприкрытую спину —
Нет обиды страшнее восставшей из пепла сгоревшей любви.

С той поры капитан — океанских широт ужасающий призрак,
А богиня до времени — узница плоти да топких болот.
Но чем боле во мраке каюты орган в горькой песне неистов,
Тем сильней в старой хижине дрожью исходит дверное стекло.

Так злодейка-судьба шутит равно легко и с людьми и с богами,
Проверяет на прочность, едва ли отраду даруя взамен.
Только правду и долю свою все равно по себе выбирает
Каждый сам, закаляя упрямый характер в нелегкой борьбе.

Да, невесел итог, но не лей горьких слез, золотая легенда,
Ведь шкатулки мелодия сможет всегда от печали согреть,
Оживая для тех, кто влюблен и любви до тех пор будет предан
Пока верное чувствам горячее сердце стучит в сундуке.