Прости мне любовь покаянную - глава шестая

     Дмитрий издали увидел Игната на крыльце дома. Сидел он на ступеньках с опущенной головой, нахохлившись.

     Знать, беда у сына, - подумалось Дмитрию. - Завсегда так грустит. Отдав вожжи одной из бабёнок, чтобы та развезла всех по домам, спрыгнул с телеги и быстрым шагом направился к дому.

     - Что случилось Игнат? - спросил у сына, присаживаясь рядом.

     - Степанида наша Наталью Николаевну из дому выгнала. Орала тут, как скаженная, слова всякие гадкие говорила, до слёз учительницу довела, - ответил Игнат, заплакав горючими слезами. - Учительница ей говорит, чтобы меня к себе забрала, а Стешка ей в ответ, что этот урод и сам посидит дома. Тять, я правда урод? Чего она так? Они в дом к себе перестали меня пускать. Маманя с ней уже говорила об этом раньше. Скандалили они жуть! Степанида тогда ругала маманю за моё рождение, дураками вас называла. Грозилась  не взять меня к себе, ежели вы умрете.

     - Ты посиди, Игнатушка, я к ней схожу. Посмотрим, чего она мне скажет, - ответил Дмитрий и пошёл к дому дочери, не замечая кнута в своей руке.         

     Степанида возилась во дворе, головы даже не повернула на стук калитки. Зять Андрей сидел на скамейке у дома во хмелю. Рядом с ним сидели внуки, давно нечесаные, в грязной одежке, с немытыми мордашками.

     - Что это было, Степанида? Ты зачем так обидела Игнатку? А с учительницей почему так себя повела? - тихо спросил Дмитрий, подойдя к дочери.

     - А чо, правда глаза колет? Всё село уже гудит, как в дому у родителей новая хозяйка заправляет, исподнее твоё стирает, Игната обглаживает. Пришла я, а на нём рубаха чистая, сидит за столом причесанный, задачки решает и она, учителька, рядком. Мамани всего месяц дома нет и на тебе, нарисовалась краля в городских платьях. Ещё тебя просто Дмитрием называет. Я и Тимохе об том рассказала. Ежели раньше промолчала вам с маманей, то теперь в глаза тебе скажу. Чего надо было Игната рожать, постыдились бы голов своих седых. Тебе сорок семь лет было, когда он народился на потеху всего села. На войну он не пригоден, а детей строгать, силёнка нашлась...

     Дмитрий и сам не понял, как рука опустила на спину Степаниды кнут, огрев её в полную силу. Стегнув пару раз, Дмитрий остановился, услышав плач внуков.

     - Не прощу тебе этих слов до самой смерти моей! К дому моему близко не подходи! Своих детей отмой и обстирай, волосёнки причеши, срамно глядеть! Разве так вас мать держала? Со всем справлялась, везде чистота и порядок был. Мужу рубаху чистую дай, волосья ему обстриги, он старее старика замшелого смотрится. Как жить мне - я сам решу. Или мы с матерью вам чего недодали? Дом твой от первого бревна до последнего мною собран. Что внутри его, тоже мы с матерью дали. А теперь тебе Игнатушка поперёк горла стал? - Сказал Дмитрий и пошёл со двора. Вслед ему доносился голос зятя:

     - Чего натворила, чёртова баба! Схлопотала от отца и поделом тебе, не будешь нос свой совать куды не след ...

     Шёл Дмитрий домой по улице знакомой, а ничего не узнавал. Вспоминал, как тяжко им с Дарьей далось поднять пятерых детей. Вся жизнь их прошла в трудах и заботах. Шутка ли, четыре дома поднять за короткую жизнь. Дети только пыжились и злились, а толку от них было мало. Ночами Дарья стегала на станке всем одеяла. Гусей стада держала, чтобы перинами всех обеспечить, носки и варежки вязала охапками. В сорок семь стариками записали. Игнатка им помехой оказался. Не иначе, делить добро родительское собрались.

     Месяц Дарьи нет дома, уже можно будет навестить, пожалуй, пустят к жене, осужденной, - подумал Дмитрий, подходя к дому. Сын по-прежнему сидел на крыльце с ведром для дойки коровы.

     Ранним утром с Игнатом поехали на сенокос. Наталья только кивнула издали и села на другую подводу. Бабы шушукались меж собой, всё село знало о скандале в семье Осташовых, косились на учительницу. Председатель пообещал дать Дмитрию три дня отдыха через неделю. Решили они ехать с Игнатом. По дороге домой, на обед, Дмитрий обратился к Наталье с просьбой присмотреть за домом, сказав, что надо им с сыном навестить Дарью.

      - Хорошо, Дмитрий Игнатович! Мне не трудно будет, управлюсь, - громко ответила Наталья. - Может что из гостинцев домашних приготовить, так я могу пирогов с ягодами испечь, ватрушек, яиц вкрутую сварить, сахару надо бы взять и заварки, что-нибудь с огорода. В тюрьмах голодно, у меня отца арестовывали, когда я маленькой была, мы с маменькой набегались тогда. У моей мамы можно остановиться в Омске, она будет рада. Двое нас на земле осталось. Брат и папа погибли в первый год войны.

     Но ехать пришлось через два дня. Пришло письмо из тюремной больницы, в котором сообщалось о тяжёлом заболевании Дарьи. Наспех собравшись, Дмитрий уехал один, оставив Игната на пепечении Натальи. Он зашёл к сыновьям и предупредил, чтобы их никто не беспокоил. Тимоха со Степаном лишь кивали головами в знак согласия, перечить отцу уже никто не посмел.

     В Омске он первым делом пошёл в тюрьму. К жене его сразу не пустили, пообещав пропуск на другой день. Он легко нашёл мать Натальи по адресу на конверте, в которое Наталья вложила письмо. Встретила его та приветливо.
Сухонькая, с седыми волосами, скрученными узлом на затылке. Представилась Ксенией Ярославной. Квартирка была маленькой, из двух комнат. По их убранству Дмитрий сразу угадал комнату Натальи. За ужином мать Натальи, с интересом разглядывая гостя, спросила:

     - А сколько вам годков, Дмитрий Игнатович? Из-за ваших седых волос трудно определить возраст.

     - В аккурат вчера пятьдесят пять стукнуло. Стар уже, Ксения Ярославовна, - ответил Дмитрий, допивая чай.

     - Так вы младше меня на целых десять лет. Наташенька наш поздний ребёнок.
Мы с мужем учительствовали и сын был педагогом. А что же вы такой седой? Лицо у вас молодое, больше сорока пяти и не дашь. Статны, подтянуты, - с удивлением в голосе уточнила Ксения Ярославовна.

     Впервые, за много лет молчания, рассказал ей Дмитрий о пережитом на пепелище дома Крюковых. В волнении он вставал, ходил по комнате. Рассказ его был долог, но мать Натальи его слушала, не перебивая, лишь изредка тяжко вздыхая и покачивая головой. Он рассказал ей о жизни после, о своих детях, о Дарье, о скандале со Степанидой. Ему стало легче дышать, отпустила боль в сердце, вошедшая туда, давно, на пепелище.

     - Вам, Дмитрий, позвольте мне вас так называть, надо было раньше выговориться. Вы столько лет жили с этим. Вам удалось побывать ещё раз в тех местах? - тихо заговорила Ксения Ярославовна после его рассказа.

     - В том-то и дело, что нет, а это гложет, терзает душу. Надо бы съездить, но всё дела и заботы, - устало ответил Дмитрий.

     - Успеете съездить, какие ваши годы. Вы очень устали, голубчик. Пойдемте, я постелю вам в комнате Наташеньки. Вам выспаться надо, завтра трудный день.Я сама там иногда отдыхаю. Светлый она человечек у меня. Каждая вещичка в комнате бережёт тепло её души, - предложила Ксения Ярославовна.

     Он уснул сразу, едва положил голову на подушку. Снилась река в солнечных бликах. Пароход вёз его вдаль. И казалось ему во сне, что лет ему ещё очень мало.

     Разбудила его Ксения Ярославовна рано. Попив чаю, вышли вдвоём из дома. Дмитрий был рад этому. Шли молча до самой тюрьмы. Прохладный ветер гнал по земле жёлтые листья. Раньше такого не было в эту пору. Наступала осенняя пора, даря новые краски, но не было в сердце боли по уходящему лету.

     Не покидали мысли о сыне младшем, о Дарье. Что там, впереди, и почему так спешно его вызвало тюремное начальство...

Продолжение следует:

http://www.stihi.ru/2018/03/24/8564