Гигантоман

Певец с вокалом в три октавы,
Как композитор, Амадей,
пять тысяч лоз вкопал упрямо
всего то за  рабочий  день.

И вот счастливчик сел в Нью Йорке
в одну из самых грязных луж.
Среди прохожих, рядом тёлки.
Ему приятен тёлок душ.

Здесь не московские бабессы
с красивой кривостью зубов.
Никто не лезет в поэтэссы,
У каждой виден бюст здоров.

Все узнают его, Андрюша,
Мы ай лав ю,  Ты хев биг хер.
Он может каждую покушать.
В трусах от холода махер.

Их вкусы с ним их и манеры
лишь о свободе говорят.
Здесь сопли, слюни - не примеры.
За демократию солдат.

Они хитясты и сисясты,
без комплексов и нет зачим.
Они свободой головасты.
Давай, Андрюша, полежим.

Они поднимутся стеною,
попробуй Трамп их укорить.
Они - Америки герои.
Их хочется боготворить.

Старик, подумал о себе он,
привычно выпучив глаза,
Как много потерял я девок
за годы, что прожил зазря.

В Москве - лишь плебс, мордовороты,
о стрингах пошлый разговор,
не понимают повороты,
забыли перемен простор.

Я выступлю в Карнеги-холле.
Здесь Ниагарский водопад.
Где искупаюсь голым вволю.
И виски мне - родной собрат.

Как надоела мне водяра,
сивушных масел аромат.
От них страдает из гитара.
Стал пессимистом, виноват.

В десятках величайших штатов
могу забацать я туры.
Репертуар достойным станет
Отброшусь от совка муры.

Срублю бабла воз на халяву.
Куплю достойное авто.
Накрою для друзей поляну.
Что не обиделся никто.

Все воплощение увидят.
Весь Мир. Россия, ахнет: гад.
Никто меня тут не обидит.
Я. как ребёнок и солдат.

За демократию воюю,
лишь правду чистую пою.
Я здесь ничем не забалую.
Американцев уж люблю.

Сенсацией на пол минуты
стал Макаревич на буднях.
Нью йоркцы это шалопуты.
Им скука кажется в гостях.

Ещё один кретин приехал.
Разинул в восхищеньи рот.
Нашел для радости потеху.
Конечно русский, раз урод.

Никто не поспешил с контрактом.
Всех кулинарщик рассмешил.
И половым последним актом
полиции тон нагрешил.

Цивилизация, гадёныш.
Узнал культуру, а потом
ищи в штатах своих сокровищ.
И не веди себя скотом.