Эдгар Аллан По. Улялюма

Неба купол был пепельным, скорбным,
    Были листья хрустящи вдвойне -
    Увядающи были вдвойне;
Была ночь, был Октябрь холодным,
    Год забыт был, без значимых вех.
Это было у озера Обер,
    У туманов лесистого Вейр,
Ниже влажного озера Обер,
    Средь деревьев нечистого Вейр.

Как-то здесь, я бродил вдоль Титанов
    Кипарисов – и рядом мой дух;
    Кипарисов – и рядом Психея, мой дух.
То был день, когда сердце дышало вулканом,
    Словно реки огня, что текут,
    Беспокойною лавой текут,
Как потоки их серы, что с Яна
    Прямо в Северный Полюс текут
(Он кряхтит всякий раз, когда с Яна,
    В его земли потоки текут.)

Разговор наш был важным, серьезным,
    Мысли были дрожащи, в тоске,
    Мысли прошлого были в тоске,
Мы не знали, что поздняя осень,
    Не заметили ночь всех ночей
    (О действительно, ночь всех ночей!),
Не заметили тусклое озеро Обер
    (Хотя как-то однажды спускались к воде)
Мы забыли и озеро Обер,
    И деревья нечистого Вейр.

И сейчас, когда ночь увядала,
    Звездный компас приветствовал утренний лик,
    Звездный компас предсказывал утренний лик;
Вдалеке небо тихо рождало
    Жидковатый, расплывчатый диск,
Удивительный месяц рогатый
    Из него с двоерожьем возник,
Бриллиантами вышитый месяц Астарты,
    Двоерожьем отличный от многих других.

И сказал я: "Теплее Дианы,
    В небе вздохов кружится она,
    В землях вздохов пирует она;
Она видит, что слёзы идти не устанут
    По щеке, что живыми червями полна.
    И плывет к нам вдоль звездного Льва
Чтобы светом у млечной канавы
    Показать на тропу в неба храм,
    Воды Леты покоятся там,
Яркоглазым своим, несмотря на
    Звёзды Льва, посветить взглядом нам
Из-за логова Льва, приплыла к нам,
    С белоокой любовью она.

Но Психея, подняв вверх свой перстень
    Лишь сказала: «не верю я свету звезды,
    Жаль, не верю я бледности этой звезды.
Поспешим, не задержимся здесь мы!
    Ох, лети! Полетим! Мы должны!"
В страхе молвила; крыльям же плесться
    Позволяла по грязям земным.
В муке всхлипнула; перьям же плесться
    Позволяла по грязям земным,
    Так печально по грязям земным!

Отвечал я: - "Все это - лишь грёзы,
    Так идем же на трепетный свет!
    Окунемся в прозрачный сей свет!
Лучезарен пророк благородства,
    Красотой и Надеждой сей ночью согрет.
    Посмотри! – он в мерцания ночи одет;
Ах, мы может им верить, серьёзно!
    Знай, дадут они верный ответ!
    Можем верить мерцающим звёздам,
Что не могут не дать нам ответ,
    Пока ночь льёт мерцающий свет" -

Утешал я Психею, целуя,
    Извлекал её хмурости плод,
    Поражал её хмурости плод.
Всю аллею прошли мы, тоскуя,
    Но привлёк нас к могиле проход.
    К некой важной могиле проход.
«Расшифруй же, сестрица» - молю я -
    «Что за надпись скрывает проход?»
"Улялюмы..." - в ответ: - "Улялюмы..."
Склеп утраты твоей - Улялюмы!"

Стало сердце бледно, беспокойно,
    Стали листья хрустящи, вдвойне -
    Увядающи стали, вдвойне.
Я вскричал: - «ведь Октябрь холодным
    Был в тот год и в ту ночь всех ночей!
Я спускался – спускался я к водам...
Бремя страшное нёс к этим водам,
    В прошлогоднюю ночь всех ночей!
Что за бес меня вёл к этим водам?
Что за демону было угодно
    Заблудить меня светом лучей?
Да, узнал теперь тусклое Обер
    И туманы лесистого Вейр!
Да, узнал теперь влажное Обер,
    И деревья нечистого Вейр".

И тогда мы, - вдвоем мы - шепнули:
    «— Может быть это нечисть лесов? —
    Эта жалкая нечисть лесов -
Заперла нам наш путь, и свернула
    От хранящейся тайны лесов  —
    От того, что в пучине лесов?
Что за спектр они притянули
    С лунных душ, с их предадских оков —
Сей планетный, греховно сияющий улей
   С душ планетных, с их адских оков?»