Луи Брайль

... и я ослеп. И время понеслось
таким путём, каким речные карпы
несутся наутёк.   
                Способны ль карты
предсказывать несчастья в дальнем прошлом?
На дне зрачка - полсотни пенелоп,
ждут просветленья.
                Маленькая площадь
сегодня так полна, в преддверьи действа!
Но мне доступен только перископ
чужого переигранного детства.




И вот предхолмье, вырвавшись из лап
глубокой тьмы, кричит холму: "Мой лекарь,
из фонарей хоть несколько молекул
дай выкрасть беспрепятственно!
                Их силы
достанет дописать одну из глав,
в которой участь куврского сына
равна, по сути, правильности ночи".
И деку скрипки щупая, как гладь
не то руки, ни то - деви'чьей ножки,





я предлагаю миру, так сказать,
свои миры вне видимости.
                Впрочем,
и жизнь - слепа. И, ставя тонкий прочерк
на юном соглядатае, не морщит
высокий лоб! Мой разум, как лоза.
Но тело, в неком смысле, - просто мощи,
что силятся создать рельеф из точек.
Я помню смерть. Она глядит в глаза
ребёнка, чья сетчатка много тоньше...




И это, я! И вскрикивая как
в тот вечер. В мастерской. В далёком Кувре.
Я предлагаю жизни (старой курве!)
десятки лет - за взгляд на ту же площадь.
Но, нет! Её костлявая рука
не тронет мир, что споро станет площе.
И в нём проснётся горестная живость.
И мама снова крикнет: "Великан!"
И я пробью ладонь отцовским шилом.*







*Брайль начал слепнуть в результате воспаления глаз, начавшегося оттого, что, будучи мальчиком, он поранился шилом.