Деревенские элегии
Солнце к закату плывет, но жара еще держится долго.
Томно вздыхают листы за день уставших дерев.
В яркой зеленой траве таятся длинные тени.
Мухи устало жужжат, глухо цикады поют.
Словно в истоме мой сад, но, кажется, близится вечер,
Скоро наступит и ночь – можно тогда и уснуть.
Так провожу свои дни, без смысла, в медлительной лени.
Утро сменяется днем, вечер же – ночью без сна.
Ночи разбиты и дни, аттическим вазам подобно.
Мысли мои – черепки. Надпись одна лишь на всех –
Имя, которое всех бессонных элегий причина,
Вечный источник моей неугасимой любви.
Даже деревья в саду наполнены имени звуком,
Даже тени в траве сладостно шепчут его,
Даже прозрачный ручей лепечет волною влюбленной
Звуки, что сладко звучат, яд разливая кругом...
Немудрено, ведь в саду невидимым призраком бродит
Образ, возлюбленный мной, образ, живущий в мечтах.
Не удивился бы я, когда твое отраженье
Вдруг, над ручьем наклонясь, встретил бы перед собой...
II.
К вечеру стало светло. Целый день бесконечным казался,
Нитями связан дождя, в серый укутан мешок...
Нынче ж, как вечер пришел, из-за каменной серости солнце
Бронзовой змейкой ползет, спрятав тоскливый свой взгляд.
Я в такие часы размышленьям люблю предаваться...
Так... Ни о чем... Иль стихи вдруг начинаю марать.
Так ли, иначе ль – стихи об одном только пишут поэты:
Пишут всегда о себе, жизнь их – с собою роман.
Вот и в тебе я любил не богов бессмертных творенье –
Видел творенье свое, это творенье любил.
Видно, за это и был я бессмертными проклят богами...
………………………………………………………
Что же? Прошла и любовь. Затерялась в минувших мгновеньях,
Словно песчинка на дне быстротекущей реки.
Образ же, созданный мной, не исчезнет в забвения водах, –
Он и меня, и тебя в вечности переживет.
Что нам с тобой до него? Мне желание тщетное славы
Сердца не греет уже. Брось же мечтанья и ты.
Может быть, вспомнят о нас... Ну и что же? А дальше, что дальше?
Нас уж не будет тогда. Что нам до тщетных похвал!
Мы ниоткуда пришли и снова туда возвратимся, –
Так одуванчика цвет ветром уносится вдаль.
III.
Кирион:
Что еще надо тебе, мой единственный друг и любимый?
Уединившись, живи от суеты вдалеке,
Воздухом чистым дыши, наслаждайся и небом, и солнцем,
Звуками темных лесов, звуками ярких полей,
Видами, с детства родными, дарящими успокоенье...
С гладкой поверхности вод мне улыбайся, как встарь,
Милой улыбкой своей, без следа меланхолии черной.
Ты на земле – полубог. Будь же как древний Орфей!
Отраженье в воде:
Ах, мой единственный друг и возлюбленный, чьим отраженьем
Был и останусь всегда! Как я могу не грустить?
Здесь, вдалеке от людей, что толпою презренной зовешь ты,
В уединенье своем я – меланхолии раб.
Тысячу раз ты прав: спасение в уединенье,
Только, наверное, я – слишком еще человек...
Зная заранее, что возвращусь я ни с чем из Аида,
Снова и снова, один, я бы спускался туда.
IV.
Полночи близится час, приближается полночь Вселенной,
Час, о котором еще в детстве мне виделись сны.
Звездных движенье часов, Вселенной сердцебиенье
С каждой секундой быстрей, чаще и – рвется вперед,
К смерти, к покою, к молчанью иль, может быть, только к началу...
Нам ничего не дано в этой Вселенной познать.
Снова и снова в ушах это тиканье, это биенье –
Боги! – как пенье сирен. Если бы воск мог помочь!
Снова... И кажется мне, что теперь я свихнусь непременно.
Тиканье звездных часов не умолкает в ушах.
Скрежет, и крики, и плач, и смех, и звон колокольный –
Перекрывая весь шум, тиканье это звучит.
Скоро и полночь пробьет. И времени больше не будет.
Перед последним броском замерло море на миг...
Свидетельство о публикации №118031900596