Неделя минус день в психушке
Записи начала вести не сразу. По определённым причинам. Диалоги записывались на ходу. Возможны неточности, но в целом – персонажи и события реальны. Всё написано на скорую руку. Без исправлений. Как есть. Даже не перечитывала. Возможно, позже отредактирую. Заметите ошибки или опечатки – сообщите, если не сложно.
«В том, что я доктор, а вы душевно больной, нет ни нравственности, ни логики, а одна только пустая случайность». – А. П. Чехов «Палата №6».
Первый день. Поступление.
Иронично. Всегда было интересно побывать в психушке, но именно понаблюдать за происходящим в коридорах холодных таинственных стен, пообщаться с их жителями, с докторами. Моя тяга к экспериментам… Но ни один эксперимент не проходит так эффективно, как эксперимент изнутри, когда ты изучаешь ту или иную систему, становясь её частью, сливаясь с ней. Что я раньше и делала. Однако в психушку попадать в качестве пациента в моих (по крайней мере, ближайших) планах не было. Это был тот самый жизненный опыт, провести который я предполагала в качестве именно наблюдателя. Но судьба посмеялась над моими планами. Посмеялась ли я вместе с ней или разозлилась? Посмотрим.
Предыстория весьма скучна и примитивна. Просто сидела у старого знакомого в гостях, с нами было ещё три человека: два парня и девушка. Без имён. Не хочу. Он предложил мне таблетки. 5 штук. Не помню названия. За день до этого он сам их употреблял, я видела эффект, немного сомневалась, но любопытство победило. Однако я хотела выпить 2-3 штуки, но он настоял на 5. сделал он это специально, чтобы меня вынесло в далёкий космос, или же просто не подумал, не рассчитал, что на мой вес и мой рост этого будет, мягко говоря, слишком много, - не мне судить. В голове его я не живу, к счастью. Другому парню он дал 11 штук, девочка и третий парень не пили, не пил и он сам. Объяснил это тем, что ему потом по делам нужно ехать в м6сте с тем, вторым парнем, а девочка еще маленькая. Вчера, по его рассказу, мама застала его под эффектом и заставила пить воду, чтобы промыть желудок. Пить второй день подряд он не может, да еще и мама скоро придет, да и дела. Однако нас под приходом он отправил в центр, с нами поехала девочка, которая должна была присмотреть за нами. По дороге меня так накрыло…тошнило, я открывала окно, меня рвало прям на проезжую часть. Мне было всё равно, что там кто подумает. И сейчас всё равно, будут ли осуждать, иначе я побоялась бы выкладывать это на всеобщее обозрение. Мне жаль людей, которые осуждают и роются в чужих жизнях, выискивая тёмные углы, показывают их другим и кричат о них! Неужели своих мало. Смешные и жалкие. Моя цель - поделиться не столько своим состоянием, сколько рассказать о состоянии места, куда я попала. И как страшно в нашей стране оказаться в руках врачей, которые должны лечить. Должны. Но калечить у них получается лучше. Небольшое отступление. Продолжим.
С горем пополам мы добрались до центра! Из кафе вышел парень, которого мы должны были забрать и поехать в гости к тому, что был под 11-ью таблетками. Он вышел с компанией. Уже прощался с ними, чтобы поехать с нами на такси. Вызвали такси. И тут началось… Мне стало так плохо… Тошнило, шатало, голова кружилась, слёзы текли, я говорила что-то, наподобие: «Меня не там высадили. Это не моя планета. Я не хочу здесь жить. Люди уроды. Я просила рождать меня? Почему мы все здесь, в чём смысл жизни? И т.д.» Второй неадекват вообще приставал к людям и читал заклинания. Нас унесло… Ребята все сначала пытались нам помочь. Меня успокаивали две девочки, приносили воды. Я ушла за какой-то ларёк, села на снег, начала рыдать. Постоянно рвало. Всё было смутно. Я с трудом разбирала слова, которые мне говорят, меня трясло, какие-то нервные тики по всему телу. Прохожие оборачивались на мои рыдания и на крики второго неадеквата, который бегал и что-то всё кричал. Ребята постепенно стали уходить. Испугались. Потому что кто-то из прохожих хотел вызвать полицию… Я не помню точно, что было, помню: меня поднял Парень, за которым мы приехали, стал уводить куда-то, говорил, что сюда полиция едет… Все остальные разъехались. Он один тащил нас двоих и усмирял. Ему было тоже страшно, но он нас не бросил. Отвёл в какой-то двор, посадил меня на лестницу. Второй неадекват ходил и кричал что-то – ничего нового. Потом я встала..меня снова и снова рвало, я загибалась. Помню, ругалась, что мусорки не подписаны: где пластик, где дерево, где стекло. Везти меня куда-то было нереально. Таксисты отказывались нас брать. Этот Парень вызвал скорую. Врачи посадили меня в машину. Он спросил, можно ли поехать со мной. Не разрешили. И вот тут-тог и началось безумие… Неадекватность врачей с моими психами и истерикой и близко не стояли. Это врачи? Я даже поинтересовалась их документами. Что за люди работают в скорой? Но я тогда ещё не знала, что то были черти, ведущие в настоящую преисподнюю. «Так! Имя!»
- Маша, - говорю. Конечно, Маша. Больше всего я не хотела, чтобы они пробили мои данные и отвезли домой. В таком состоянии показываться маме я не могла! Пугать её…нет уж.
Врач – мужчина 35 лет, с бородой, в очках, крупного телосложения. Постоянно записывал что-то. Не сильно давил на меня. Старался говорить сдержанно.
Мед. сестра – женщина среднего роста, слегка полненькая, с бледно-рыжим цветом волос и стрижкой, похожей на мокрую шерсть пуделя.
Вот она рычала только так. Кричала. Давила. Мне жутко плохо. Я прошу дать мне время придти в себя, поспать, проблеваться! Она дёргает и всё что-то спрашивает. Достала! Стала на неё орать:
- Отпустите меня! Вы не имеете права держать человека против воли! Я вас не вызывала и не просила о помощи!
- Если я тебя отпущу, ты там убьёшься где-нибудь!
- Ну и что? Это моя жизнь! Хочу – живу. Хочу – умираю. Право на смерть имею такое же, как и право на жизнь! – вот это было немного зря. Врач всё записывал. А я уже на эмоциях была, мне хотелось даже ударить её!
- Имя твое?? А ну приди в себя! – и толкает
- Не трогайте меня! Я не обязана вам сообщать свои данные! – что-то еще кричала…
- А ну заткнись, ****ая ***ня!
- Что? – тут я с крика перешла на высокомерно-сердобольную лирику… - вы же врачи… как вы так можете общаться с человеком? Мне нужно придти в себя. Отвезите в отделение. Промойте желудок. Я высплюсь, всё расскажу. Мне плохо. Голова кружится. Тошнит.
В общем, ничего они от меня не добились, как и я от них. Отвезли в отделение. Странное помещение. Сидят два врача: женщины. Фу, я всё больше и больше убеждаюсь, что женщины тупее и дурнее мужчин. В плане профессионализма уж точно. Хотя и врач там один, походящий по виду больше на гопника, тоже редкостной свиньёй оказался. Привели меня, значит, сняли куртку, забрали рюкзак. Стали прессовать. «Кто ты? Откуда? Что употребляла?» А я только и говорю: «Дайте прилечь, промойте желудок, я не в состоянии вести беседы. И НЕ звоните маме. Спать мне не дали: поднимали, трясли, допрашивали; желудок не промыли; маме позвонили. Как позе оказалось, сообщили, что везут…да-да, в психушку. На каких основаниях? Истерика. Да. Больше всего я просила даже не покоя, а листок и ручку. Безумно хотелось записывать! Всё! Мысли потоками лились, бурлили, но платина непонимания и идиотских уставов мешала пучине слов вырваться на бумагу! «Будьте людьми. Листочик и ручку. Пожалуйста». «Не положено по уставу». А матом, блять, ругаться на больного положено! Суки. Из-за невозможности выразиться в стихах и рассказах, я стала выражать мысли вслух. Ох, даже на минуту почувствовала себя лектором на паре по философии. Что я им только не рассказывала… И про осознанных психов, и про их жестокость, выражаемую в хладнокровности. Вместо того, чтобы попытаться успокоить человека, мягко поговорить, они давят, кричат, оскорбляют. Если бы хоть кто-нибудь по-доброму спросил, что случилось, я бы и рассказала, но на их агрессию бунтовала только сильнее! Потом уснула резко. Очнулась – смотрят на меня. Как в зоопарке. Один улыбался. «На, потеряла заколку,» - кинул в ноги. Как собаке. «Да я даже поднимать не буду. От такого морального урода». Грубость, насмешки над слабыми… Может, в больницы идут работать скрытые садисты, чтобы легально издеваться над людьми? Я знала, что лучше бы мне подчиниться и тихо, смирно отвечать на всех вопросы. Но внутри поднялся такой протест, что я уже без тормозов начала говорить им в лицо, всё, что думаю! Ух! Как хорошо и легко мне стало. Но за это пришлось заплатить. Сейчас могу сказать: оно того стоило. Правда. Не жалею ни об одном поступке и ни об одном слове. Они перестали смеяться. Ещё бы. На их давления мои рыдания не перешли в смирение, а перешли в самую что ни на есть революцию! В одном лице. В одном беззащитном слабом лице. Такая умилительная отважность. «Я людей из суицида вытаскивала лучше, чем вы меня пытаетесь вытащить из психоза. Помогала справляться с депрессией. А вы только раздражаете больше». На что более-менее человечный врач мне сказал спокойно и серьёзно: «У Вас у самой проблемы. Другим помогаете, а себя спасти не можете». Тут я протрезвела. Наконец-то. Диалог. «Вы правы. А ведь так всегда, неправда ли? Сапожник без сапог. Более того, я думаю, именно ощутившие боль в руке могут лучше других вылечить руку. Родившиеся с дефектами, идут в пластические хирурги. Люди с проблемной кожей идут в дерматологи. А почему? Да потому что они, как никто другие, понимают проблему, с которой к ним приходит нуждающийся. Но сами себе часто не могут помочь. Я знаю, что такое разочарование в жизни, вот и могу помочь разочарованным. А кто поможет мне? Вопрос».
Потом я ещё что-то говорила, говорила…мысли путались… но я уже не видела на лице врачей насмешек. Однако и понимания не получила. Снова они пристали с вопросами. И я топила сама себя ответами… На вопросы о жизни отвечала бесстыдно честно: абсурд, смешная игра, бессмыслица. Они уже не искали мне место в палате в общей поликлинике, они уже звонили в отделение Загородного сада… Сложнее всего было объяснить им, что я не псих, когда я и без таблеток странная. В здравом уме это более-менее получается скрывать, казаться нормальной, но под алкоголем и другими действующими на мозг веществами, довольно сложно. «Все музыканты, писатели, учёные, художники и т.п. – психи. Вот в политику идут нормальные. Нормальные сидят в офисах, работают с штампованными документами, где востребована больше внимательность, нежели ум. Нормальные становятся врачами, как вы вот. Хотя нет. Вы тоже ненормальные. Нормальные сюда не пойдут. Да и что вообще есть «норма». Самое аморфное понятие. Как красота или счастье… Мне плохо. Вырвет сейчас прям здесь – и не жалко. На этой планете не жалко. Была бы на Марсе, не сделала бы так». У меня отобрали телефон, рюкзак. Я уже поняла, к чему дело идёт. «Позвоните, - говорю, - маме. Пусть она меня заберёт». «ПозвОнишь потом сама». «ПозвонИшь!» - тоже мне, криворотые. «На, - говорят, - одень куртку».
- Это не моя. Где моя?
- Твою мы забрали.
- Дайте мне мою куртку!
- Одень эту.
- Надень!
Накинули на меня синюю тряпку, повели в машину.
Думала, посплю в дороге. Только прилегла – приехали. Вышли из машины. Вели меня шестеро санитаров. Это мне потом уже рассказали. Видимо, всё-таки буянила сильно. Ведут по лестнице. Решётки везде.
- Ты хоть понимаешь, куда тебя привезли?
- Тюрьма? – спрашиваю.
- Что, если решётки, значит стразу тюрьма?
- Стереотип.
- Стереотип.
- Значит, дурка.
- Да.
- Тоже стереотип, но ведь сработал.
И вроде бы я даже не буянила особо. Любопытно больше было. Пока не открылась дверь в приёмное отделение… ойойой. Затолкнули, значит, меня в жёлтый светлый коридор. Смотрю: две женщины (фу, снова женщины) сидят за столом с какими-то коробочками. А вдоль коридора очередь… Один карикатурнее другого… Мужчина с веселым выражением лица, шмыгающий носом, овощной паренёк, с буквой «у» на губах, маленькая тоненькая девочка с улыбкой на полл лица, грустные женщины, гипнотизирующие взглядом воздух… Тут у меня опять началась паника. И понеслась! Ко мне подошла санитарка, снимает ботинки, я говорю: «Я сюда не хочу, согласия не давала на госпитализацию, отведите меня домой!» Она начала успокаивать меня, говорить, что тут мне помогут… Я спросила только: «Поспать дадите? И ручку с листочком!!!»
- Дадим, дадим – таким добрым голосом…
- А вы хороший человек?
- Хороший – по-доброму так.
- А я?
- А ты ещё лучше.
- Нет, я плохая. Отпустите меня. Я хорошая, потому что люблю людей, но плохая, потому что маму заставлю переживать, если она узнает. Не говорите ей, где я!
Санитарка сняла мне ботинки, ногой отодвинула к шкафу.
- Почему ногой? Зачем вы так? Дайте я сама уберу нормально.
- Вот, одень эти тапки.
- Надень.
Надев тапки, я ещё раз осмотрела очередь. Наверное, в их глазах я была ещё странней, чем они в моих. Казалась им дикаркой, только что вытащенной из леса. Многие смотрели равнодушно, кто-то вообще не смотрел, одна улыбалась… «Чего ты смеёшься?» - с наездом обратилась к ней я. Она перестала улыбаться. Потом я начала подбегать к людям в очереди и спрашивать: «Здесь что, таблетками поят, уколы колют? В еду подсыпают что-то? А опыты ставят?» Меня отвели в палату, как я потом узнала, острую, для особо опасных. Вот это да. И чем же я показалась опасна? Вопросами? Просьбами отпустить меня домой? Я легла на кровать. Безумно хотелось спать. Но ещё больше хотелось листочка и ручки. Ах, как ломало от не возможности записывать мысли!!!! Ко мне подошли два санитара, стали привязывать к кровати. Чего?? Зачем? «Я же спокойно лежу! Зачем?? Я же не убегаю! Наоборот – спать хочу!» «Надо зафиксировать запястья, капельницу будем ставить» равнодушно ответила санитарка. «Какую капельницу? Вы не имеете права! Я не подписывала согласия! Я в суд на вас подам. Никаких таблеток и уколов без моего согласия вы не имеете права давать и ставить!» Привязали руки, ноги к кровати, ушли. Слышу разговор в коридоре: «Она говорит, что ничего не подписывала, не вправе ничего делать». Меня оставили в покое. Капельницу не поставили. Ушли. А мне плохо… Вот-вот вырвет. Желудок так и не промыли. Суки. Блять! Воды даже не дали! Воды! Проблеваться мне надо, а не на кровати привязанной лежать! «Принесите тазик!» - кричу. Реакции нет. Ну и хер с вами. Блюю на пол. Бегут с тряпками и тазиком. Ох уж эти люди. А воды так и не дали. Даже два пальца в рот не сунуть, чтоб проблеваться как следует. Руки привязаны! Ахахах. Мне стало смешно. Я снова предприняла попытки в просьбе дать мне листочик и ручку! «Буду кровью на простыне писать». Почему-то эта просьба всем казалась весьма странной. О мне подбежала маленькая девочка с длинными чёрными волосами. Худая…точно тростинка. Алёна. Стала успокаивать меня, говорить, что утром развяжут, накормят, дадут листочик. Что-то ещё тараторила, тараторила…что-то успокоительно-безумное. Потом зашла Лиза. Лиза. Лиза. Всё. Тут пауза. Я замерла:
- Кто ты?
- Лиза. А ты?
- Наташа.
Я впилась взглядом в неё: карие чуть грустные глаза, но взгляд такой уверенный, с небольшой робостью. Смуглая кожа, чёрные кудрявые волосы. Но всё это не то, не то. Что-то в ней было. «Кто она?» - вертелось у меня в голове. Я точно встретила земляка на чужой планете. Точно зарядилась силами. И стала задавать примитивные вопросы, будто мы не в психушке столкнулись, а только что познакомились на улице в какую-нибудь среду, в солнечный день.
- Ты кто? – вопрос этот звучал настолько абстрактно… что значит кто? Человек, студент, музыкант, шизофреник, атеист, верующий…ну что я имела в виду? Однако только это и вырвалось.
- Я цыганка.
- Ого! – я аж приподнялась, как могла, на кровати, - как интересно! Расскажи мне о цыганах. Это такой далёкий и неизвестный мне народ. Расскажи.
- Расскажу завтра, - она улыбнулась. Такая теплая улыбка. Я успокоилась. Она расскажет. И она тут. Я не одна. Как такое бывает? Как называется? Родственная душа?
Мы ещё поговорили о чём-то… Оказалось, она тоже пишет. Я спросила, как её найти в вконтакте. Потом объявили отбой. Всех выгнали из палаты. Лизу тоже. Со мной остались только особо опасные. Я, смирившись, что листочка с ручкой мне не дадут, погрузилась в долгожданный сон, пытаясь сохранить в памяти название аккаунта Лизы.
Всю ночь блевала. Часа в 2 проснулась от того, что онемела правая рука, запрокинутая за голову. Стала призывать к помощи:
- Дежурный врач! Дежурный врач! Подойдите! Ослабьте мне вязки. Я кистей рук не чувствую.
- Чего тебе? – зашёл врач.
- Отвяжите меня. Я же не убегаю. Мне больно. Руки затекли.
- Утром развяжем.
- Дайте листочек! Умоляю! Будьте людьми! Я как-нибудь напишу, изогнусь.
- Два часа ночи! Какой листочик?
Мне послышалось, или эта женщина всерьёз преподнесла данный аргумент как логическое объяснение, почему мне нельзя взять листочик и ручку?
- Два часа ночи! Самое время писать!
- Спи давай.
Тут на меня посыпались недовольные крики одной из моих сосоедок по палате. Недавно она разгоняла людей, собравшихся поглазеть на вновь поступившего кадра, но вот уже и сам кадр попал под её строгий нрав. Размахивая халатом, она встала. Вышла в коридор. Жаловалась, что я спать не даю. Морковка проснулась… Ну, это такая девочка в оранжевом свитере. Она всё любит складывать! Если заправить её постель и нарочно оставить складку, и не дать ей подойти и всё исправить, она может заплакать. Она расправляет и заправляет постель. Расправляет и заправляет. Кстати, внешность такая необычная…модельная. Проснулась Алёна, стала говорить. Что мне поможет Бог и что-то про то, что её голова недовольна криками. Проснулся дедушка, начал мычать. В общем, я разбудила всю палату. Потом всё отделение. И мне поставили укол. Неболючий. Злилась. Негодовала. А потом даже благодарна была. Хоть посплю. Забуду о том, что руки привязаны, что живот болит и что не написать об этом! Страшней всего на тот момент была не психушка, не связанные руки и ноги, не укол, а невозможность писать об этом. Я ещё что-то говорила, сочиняла вслух… Алёна сказала, что если я не замолчу, мне привяжут всё тело и сделают ещё укол. Я постаралась успокоиться. Уснула.
Второй день. Адаптация.
Проснулась от того, что почувствовала тело свободным. Меня развязали. Здорово. Можно ещё поспать. «О, ну ты как?» - тоненький гнусливый голосок надавил на виски. Алёна. «Я хорошо. Спать хочу», - отвечаю.
- Ага! А нам всю ночь спать не давала.
- Так я хотела писать, а мне не дали листочек и ручку. Обещали психолога, помню; помню, руки болели…а где Лиза?
- Она в другой палате. Мы в острой. Она в обычной.
В психбольнице острая палата. Это как острый соус в перце?
- А что с тобой? Ты здесь как? – первый день у меня стал днём знакомства. Я всех спрашивала, почему они здесь. Интересно, интересно.
- А я мужа жду.
- Мужа?
- Да. У меня муж. Наврус.
Наврус… Вроде это какой-то мусульманский праздник…точно не помню.
- Почему ты его здесь ждёшь? Как попала сюда?
- Мама умерла, когда мне было два года. На моих глазах. Три удара в спину.
- Убийцу нашли?
- Нашли.
- А папа?
- Папа в тюрьме по трём статьям. На пожизненном заключении. За убийство. Меня отдали в детский дом «Малютка». Нас там били железом до крови, унижали. С детства у меня прозвище «помойка».
- И ты до совершеннолетия там жила, а потом?
- Нет, меня оттуда забрала молодая девушка, 17-ти лет. Сказала, что она моя мать. Потом мачеха связалась с алкашом, от которого родила ребёнка.
Алёне на тот момент было 7 лет. В возрасте 15-ти лет она часто наблюдала сексуальные сцены беременной мачехи с мужем и подругой, пьянки, ругань и прочую вакханалию. Парня Навруза она называла мужем. И Называет. Её рассказы о пошлых играх с ним я упущу. Да и не факт, что он были. Не факт, что и навруз есть. В дни посещений она закатывает истерики врачам, ругаясь, что её не пустили к мужу! Она видела его машину, видела его в приёмной, но ей не открыли дверь. Врачи объясняют, что пока что не положено… Но на самом деле к ней уже года 4 никто не приходит. Все подыгрывают. Лучше пусть орёт матом и рыдает из-за того, что их любви препятствуют, чем впадёт в глубокую депрессию, осознав, что Навруз не приходит, что его…не…существует. Ещё она упоминала некую Ларису – подругу мачехи, которая избивала её и сломала позвоночник. Это может быть правдой, об этом может свидетельствовать катетер в спине. Причин, по которым она оказалась здесь, думаю, предостаточно. Тем более, что рассказала Алёна далеко не всё, что-то выдумала, что-то вообще не помнит. Грозовую тучу – женщину, указывающую всем их права и обязанности прокуренным голосом, перевели в другую палату. На её место положили женщину-зомби. Хотя зомби там много…она похожа на труп невесты из мультфильма Тима Бёртона.
- А с вами что? – поинтересовалась я.
- Во всём виноват эгоизм. Я мыла кастрюли с чистящим средством. С хлоркой. Потом пришла домой, приготовила щи в кастрюле. И вылила их в унитаз! Я испугалась, что хлорка могла остаться на руках, я могла отравить всех. Я ни о ком не думаю. Даже ребёнок не нужен мне. И муж. Я не люблю их.
Затем она резко встала и начала приседать.
В палату зашла Лиза. Я была рада её видеть. Кто бы мог подумать (да могла я, могла подумать, догадывалась), что наша дружба сыграет против меня в глазах врачей. Я связалась с…ненормальной. Ха. Да там все ненормальные! Да. Но. Есть просто шизофреники и эмоционально неустойчивые, а есть такие интересные случаи…и, конечно же, я выбрала самый интересный, сама того не понимая. Тянет меня. Тянет. К неадекватным. Или их ко мне. Или это всё скука. Любопытство. Неважно! Пришла Лиза – вот, что было важно. Она села на кровать, рядом со мной:
- Как ты себя чувствуешь? Пришла в себя? – голос такой низкий, приятный, бархатный. Картавит. Как же мне нравится картавость.
- Ооой, да. Вот пытаюсь понять, что к чему.
- Ну, ты в психушке, поздравляю!
- Спасибо.
- Что с тобой вчера было, ты под чем была? – она спрашивала с таким неподдельным интересом и заботой, смотрела в глаза так, что даже немного смущала. Красивая. Да. Но не внешняя красота, хотя она тоже имелась, меня влекла. Что-то другое. Изнутри.
- Я напилась таблеток. Меня унесло. Мы находились в центре города. Я не могла придти в себя. Мне вызвали скорую… В скорой ничего лучше не придумали, как отвезти меня сюда. А я буянила, да? Помню, что много кричала и возмущалась.
- Да тебя шестеро человек привело, связали, укол сделали. Ты бегала, спрашивала, что здесь, колют ли тут, подмешивают ли в еду таблетки, можно ли позвать адвоката, угрожала и подняла на ноги всё отделение.
- Да? Ну это нормальная реакция человека на приезд в психушку. Они должны были промыть мне желудок, дать проспаться. Такими темпами можно всех пьяниц, которые неадекватно себя ведут, в дурку отправлять. Сколько человек балуются шишками, травкой, табаком, всех сюда? Что за бред? Я адекватный человек.
- Да я поняла. Я вижу. У тебя свои ресницы?
- Да.
- Красивые.
- Спасибо. А ты, кстати, как сюда попала?
- О, это долгая история. Диагноз: психо-эмоциональная неустойчивость. А так, много всего, тебе лучше не знать.
- Быть может, - улыбаюсь. Начинаю рассказывать ей что-то, жалуюсь, выплёскиваю накопившиеся эмоции, на фоне что-то вещает Алена, женщина-зомби приседает, дедуля спит, морковка складывает полотенце…уже…не знаю, который раз. Бедные перфекционисты. В мире всё так неидеально. А уж в филиале загородного сада. Ох, Морковочка. Но ей нравится. Это главное. Мы разговаривали, разговаривали, обо всём подряд. Лиза мне рассказала про цыган. Про то, как мама оставила её младенцем у пруда в апреле, одна женщина подобрала и оставила себе. Она росла в семье приёмных родителей. Они любили её. Заботились. Всё было хорошо. Я рассказывала ей о том, как долгое время с двух лет жила в церкви, впервые напилась летом прошлого года, даже матом не ругалась никогда, потом ушла из церкви, закончила университет, сдала диплом, переехала в Петербург, как влюбилась в этот город, как мечтаю туда вернуться. Я заметила, что Лиза часто смотрит мне на губы, когда я говорю. То в глаза, то на губы. И почему-то смотрит с некой тоской что ли. Я почувствовала, что что-то её ко мне тянет, что она больше не слушает, а слышит, что сейчас ей интересна просто я, а не моё прошлое и даже настоящее. Я делала вид, что ничего не замечаю. Мы мило беседовали, смеялись. Она кидала обрывки фраз между разговорами: «Я хочу…», «вот я…», «я не могу тебя просто слушать…». Конечно, я всё поняла. Она как бы между делом спросила меня, не нравятся ли мне девочки? Я сказала, что нет, но к людям с нетрадиционной ориентацией отношусь абсолютно адекватно.
- А ты би? – я решила поддержать тему. Видела, что она хочет что-то сказать, но ей сложно.
- Нет. Мне нравятся девушки.
- А, поняла.
- Не совсем ты меня поняла.
- Это как?
- Я не лесбиянка.
- Но ведь тебе нравятся девушки.
- Да. Но я не совсем девушка… То есть совсем не девушка. Нет. Зачем я тебе это рассказываю. Мне сложно. Я проверял твою реакцию, и ты так спокойно реагируешь на разного вида отклонения от нормы…
- Да что такое норма? Не произноси при мне этих пошлостей!
- А родители у тебя знают, что ты здесь?
- Наверное. Больше всего не хотела, чтобы мама узнала… Она переживать будет.
- Не волнуйся. Придёт, увидитесь, всё ей объяснишь, - интересно, но повадки у Лизы, как и голос, были мужские. Это придавало ей некий шарм.
- Да. Но лучше бы она не знала.
- Вот…
- Что?
- Хочу тебя поцеловать, но понимаю, что нельзя. Не могу.
Я только улыбнулась на это. Она взяла листочек, написала на нём: ты мне нравишься.
- Да я поняла, - сказала я вслух.
- Что ты подумала вообще, когда вчера впервые меня увидела?
- Сумасшедшая, но симпатичная.
- Санитарки с новой смены тоже утром подошли, посмотрели: «О, красивая, редко такие поступают». Хотя ты тоже вот красивая.
- Спасибо. Но мне не нравится этот комплимент.
- Почему?
- Потому что. Бабский комплимент. Вам, женщинам, он нравится.
- А ты не такая?
- Не такой.
- Не такой?
- Не хотел говорить.
- Не говори.
- Да просто ты притягиваешь, не знаю, что это. Вот как увидел тебя, сразу понял, что будем общаться. Но проблема в том, что меня тянет к тебе не просто, как к другу, а как мужчину к женщине.
- Мужчину?
- Да, я парень. Это патология. Внешне – вылитая девушка.
- Но это же женское отделение. Как тебя сюда пустили. И этого дедулю?
- Это баба Нина. А меня пустили, потому что в мужском отделении были бы проблемы, ведь внешне я – вылитая девушка.
В палату зашла ещё одна девушка – Саша.
- Привет, а ты кто? – я начала разговор.
- Саша. А ты Наташа, новенькая? Как себя чувствуешь?
- Уже лучше. А с тобой что не так?
- А с тобой? Расскажи о себе.
- Если коротко… Ходила в церковь, училась, закончила гимназию, университет, сдала диплом, поработала по специальности, писала стихи, прозу, философией и психологией увлекалась, копалась в себе, во внутреннем мире других людей, была примерной девочкой, но постоянно бунтовала, особенно внутри себя, переехала в Петербург, ушла из церкви, связалась с фриками. Я много фантазирую, иногда фантазии выскакивают в эту реальность, и я вижу выдуманные мной объекты, без алкоголя и т.д., но это нельзя назвать глюками. Я просто жила себе в своём придуманном мире, и в одну ничем не примечательную среду попробовала таблеточки…и вот я тут.
- Весело. А я жила в общаге, много выпивала. Постоянно выпивала. Вела беспорядочную половую жизнь. Когда приехала сюда, засунула колпачок от помады…понимаешь, куда. Рассказала об этом врачам. Они не поняли.
Рассказала так же о том, что у неё внутри умерло трое детей. Или они ещё живы? Она спрашивала, могут ли они ещё быть живы? Ей назначили лечение.
Знаете, удивлённые взгляды в психушке – редкость. Сначала ты недоумеваешь от увиденного и услышанного, потом смеёшься над некоторыми историями, потом воспринимаешь шокирующую информацию с таким же спокойствием, как информацию о погоде за окном. Может, удивишься или возмутишься иногда, что в марте всё ещё снег, а так – ничего особенного.
Я решила выйти из палаты, посмотреть, где нахожусь вообще, не помешало бы поговорить с врачами. Лиза пошла со мной. Она весь день была рядом. Точнее, не Лиза, а Паша. Но подробней об этом позже. У выхода из палаты сидели дежурные санитары и приветствовали меня:
- Ну что, красавица, как ты? Как сюда вообще попала?
Рассказала им кратко, что да как было. Спросила, с кем можно поговорить о том, что со мной будет дальше? Сказали, что надо ждать врача. Врачи будут только после праздников – в понедельник. Дежурный врач придет в воскресенье. А сейчас только среда… До осмотра врача мне не будут давать никаких таблеток, не будут колоть уколы, если, конечно, не буду буянить. А мне и не хотелось буянить. Мне вдруг стало весело и интересно. Удивительно, как любопытство во мне всегда побеждало страх. Да, я переживала за ситуацию в целом, за маму. Но…а кто это? А это? А у тебя что? А почему он мычит? Что с ним? Интерес интересом, всё бы ничего, но я ещё тогда не столкнулась с жестокостью лечащего персонала. Но пока мне было весело. Да. Я попала в психушку и мне было весело. Мы с Лизой гуляли по больнице, общались, шутили. Потом я вспомнила, что в скорой у меня отобрали вещи: куртку, пиджак, рюкзак и телефон. Пошла выяснять, где они могут быть. Оказалось, телефонами пользоваться вообще нельзя. Вещи где-то в сейфах, рюкзак в приемной в шкафу… Одна добрая санитарка провела меня в приёмную, чтобы я посмотрела, есть ли там мой рюкзак, я зашла, а там…моя мама с братом! Случайность?? Именно в тот самый момент, когда тайком провели туда меня, зашли они! А так меня бы не выпустили к ним. Я ведь из острой палаты! Мама прежде должна поговорить с врачом лично! Мама увидела меня и расплакалась. Я сразу сказала ей, что всё, что наговорили врачи про суицид – полный бред. Как оказалось позже, они такого ей наплели… врать тут умеют. И ложь, к сожалению, редко всплывает. Пациентам они говорят, что родители не хотят их забирать, а родителям, что пациенты сами ушли из дома и не любят их. Такое было. Я пишу здесь то, что видела своими глазами, с чем столкнулась лично. Так вот. Санитарка разрешила нам пообщаться 2-3 минуты. Брат обнял меня, на его глазах тоже были слёзы. Мама смотрит на меня, плачет. И я заплакала, когда увидела, как она переживает. Усугублял ситуацию ещё тот факт, что я не до конца отошла от таблеток и укола. Ничего не ела. Меня шатало, глаза бегали врассыпную. «Ты ведь неадекватная сейчас, - сказала мама,- что с тобой тут делали?» Да ничего. Я отравилась, меня привезли сюда, привязали, потом укол, но сейчас всё хорошо». Да…речь не из лучших. Но мама успокоилась, когда я сказала, что не пыталась покончить с собой. Ей-то наговорили, что я чуть ли не умерла. Запугали, нарисовали меня таким весьма колоритным психом. Меня загнали обратно в отделение. Мама ушла. Сказали, можно будет придти завтра, в часы посещения. Итак пошли навстречу, так как я из острой палаты и мне нельзя на люди…ну, к нормальным людям. Хе-хе. Вернулась в отделение. Подошла к зеркалу. Действительно: неадекват. Глаза в кучу. Растрепанная, тушь по лицу размазана, ещё джинсы эти рваные, к которым все прикапываются, о стены бьюсь, хожу-качаюсь. Ну чем не житель Загородного сада? Причесалась. Умылась. Подолша к зеркалу. Там Настя (ничего интересного рассказать не могу). «Ну и вид у меня,» - говорю. «Ничего, в психушке можно и так походить» - улыбается Настя.
Весь день как в тумане прошёл.
Туалеты здесь не огорожены… Садитесь, люди добрые, как в зале заседания, справляйте нужду, глядя друг на друга.
Ванная комната такая же. Без шторок и ограждений. Ванна, биде, душевая. Подмывайтесь, милости просим. А мыться – так ждите среды. По средам баня. Общая, конечно же. Есть тут ещё пятая комната. Где стоит шкаф с книгами. Сначала обрадовалась, увидев их. Но отбросив десяток любовных романов и Ленинских речей, поняла, что здесь ловить нечего. Есть телевизор. Лучше бы его не было. Русская поп музыка и русские мелодрамы – словно вишенка на торте психушки. День прошёл комом. Лиза ловила меня в коридоре, я всё ещё шаталась. Не отошла окончательно. Мне сказали, что завтра придет врач. Поговорит со мной. Скорей бы завтра!
Третий день. Осознание.
Я проснулась от того, что кто-то пристально на меня смотрел. Открываю глаза – сидит Паша (Лиза). Смотрит с таким любопытством и нежностью.
- Я тебя разбудил? Ждал, когда ты проснёшься. Час с лишним ждал.
- Ого! Зачем?
- Сама не понимаешь?
На третий день я проснулась абсолютно адекватной. Алёна с самого утра покатилась с катушек… Просто поток бреда.
Лиза не выдержала:
- Рот закрой – почки простудишь!
- Иди на ***, я в свитере!
Мне вдруг захотелось снова уснуть.
Алёна, конечно, надоедает и раздражает, но её жаль… Мачеха бегала с ножом по комнате, ребёнок рыдал, Алёна отняла у неё нож, а подруга снимала на камеру её с ножом и кричащего ребёнка. Сказала, что докажет, что она сумасшедшая. Все эти истории из уст людей, представлены в том виде, в каком они были переданы мне. Правда это или ложь – не знаю. Но состояние больных может говорить о том, что, если это и не правда, то правда, быть может, ещё хуже.
Опять Алёна истерит и кричит, что её не пустили к мужу. Решила сказать ей, что муж не приходил. Зря. Всё-таки ложь во спасение порой необходима.
Женщина-зомби приседает – ничего нового. Говорит, что с мужем не спит, что секс – это грязь. Все тут помешаны на этом что ли?
Спасала адекватное общение с Лизой, которая снова сидела со мной. И рассказывала о себе – Паше. Всё было нормально. Жил в Пречистом. Учился. В 9 классе начались проблемы. Гормональный сбой. Всё больше он стал походить на девочку. Его отвезли в Москву на лечение. Пролежал в больнице пол года. Гермафродитизм – одновременное или последовательное наличие у организма мужских и женских половых признаков и репродуктивных органов. Поставили на учёт в больницу. В том числе, в психиатрическую. Объяснить данную патологию было довольно сложно. В Пречистое Паша вернулся Лизой. О том, кто на самом деле Лиза, знали только самые близкие друзья, для остальных Паша пропал, переехал в Москву, кто-то говорил, что он женился… Для отвода глаз Лиза заключила фиктивный брак с другом. По новым документам он женщина и женат. Конечно, ему бы хотелось с помощью таблеток, катетеров вылечиться и снова стать Пашей. Но пока только так. Есть друг, который в неё влюблён, от этого Паше тошно…
По дороге в туалет встретила женщину, которая убеждала меня, что голоса в голове говорят ей о настоящих богах. Я даже не заметила ничего странного в этих словах. Здесь эта норма. Вот. Опять это противное определение.
В этот день меня перевели из острой палаты в обычную. Ну, как в обычную… Здесь разве есть что-то обычное?
В голову мысли странные лезут… Случайность случайностью, господин Чехов, но попадают сюда всё-таки неспроста.
Сидела в палате Паши. Опасно, конечно с ним. Повадки его, взгляды, голос – мужские. И смотрит он на меня не просто как на интересного собеседника, а мне так…любопытно. С нами в палате сидели две бабушки. Одна убила мужа, была признана невменяемой, отправлена сюда. Кстати, она тут не одна такая, со статьёй. Рассказали мне, как привязали однажды полную женщину к кровати, она кричала, говорила, что верёвки сильно давят. Утром не проснулась. У другой гонорея на ноге была. Лечили кое-как или не лечили. Сгнила вся нога. Потом тело почернело. Умерла. Девочка сбежала как-то. Вообще, поликлиника несёт за неё ответственность, с ней могло случиться всё, что угодно. Стали искать? Нет, выписали задним числом. Меня вообще удивляет методика лечения в данной больнице. С пациентами не разговаривают! Я за два дня поговорила с ними больше, чем врачи за неделю. Врач приходит на 2-3 минуты, беглым взглядом окидывает больного, задаёт пару вопросов, сам на вопросы отвечает невнятно или не отвечает. Уходит. Выписывает таблетки. Пациенты пьют таблетки. Если буянят, получают укол или привязку к кровати, периодически сдают анализы. Всё. А психологи… Здесь же лежат душевнобольные! Общение! Внимание! Не подзатыльники и крики с матом, если что-то не так пошло, а общение! Их определение сумасшествия само по себе сумасшедшее. Засмеялся – неадекватный. Чего ржёшь? Заплакал – депрессия, состояние близко к суициду. Не выражаешь никаких эмоций – овощ. Да что с этими врачами не так? Больные куда приличней себя ведут.
Что-то меня в третий день всё раздражает! Особенно мед. персонал. Обращение к людям, как к собакам: «Нельзя! Уйди! Закрой! Отстань!» И они шугаются. А иногда так ласково: «Мой милый, мой хороший». И они хвостиком виляют. Бррр. И никто об этом не пишет. Говорят. Тихо, громко, передают истории, терпят, не терпят. Но не пишут. Может, только здесь. И самое страшное – статус человека из психушки висит на тебе. Что бы ты ни сказал, априори воспринимается как некий бред. Ночью, когда я только сюда приехала, они казались мне такими хорошими, милыми. А теперь я смотрю на них, как на совершенно других людей. Они неосознанно оторваны от реальности. Почти все озабочены. И постепенно неприязнь затмевает былую вселенскую любовь, смешиваясь с жалостью. Интерес смещается скукой и желанием быстрей покинуть это нудное место. Нет, жалость побеждает всё. Такая искренняя жалость. Но ни мне, ни им она не приятна.
Сегодня ко мне приходила мама. Она разговаривала с врачом. После я разговаривала с врачом. Объяснила ей всю ситуацию. Она сказала, что скорее всего, я действительно попала сюда по ошибке и делать мне здесь нечего. Но необходимо сдать анализы. Я подписала согласие на обработку анализов. Потом оказалось, что это было согласие на госпитализацию. Нормально. Только на третий день… Да, я как всегда, со своей доверчивостью людям. Лечения мне никакого не назначили. Сказали, что завтра сдаю кровь, придут результаты – и я свободна. Вообще, это всё странно. У них нет моих документов, нет согласия родственников на моё лечение, наоборот, мама утверждает, что я здорова и хочет меня забрать. Лечения у меня нет. Диагноза тоже. Я тут как фантом. Просто нахожусь. Может, в дурках и правила соответствующие… Ладно, один день – не беда. Сдам я эти анализы. С мамой увиделась. Пообщались. Она уже там войной готова была идти. И в полицию, и в прокуратуру. Но после разговора с врачом и убедившись, что меня ничем не пичкают, успокоилась и согласилась подождать до завтра.
Лиза написала записку… «Ты мне нравишься. Веришь в любовь с первых трёх секунд?» Да что ж такое! Я же хотела с ней дружить. Мне больше и пообщаться толком не с кем. А ещё хуже – я вижу в ней Пашу. Ну просто красивый парень, очень похожий на девушку. Она попросила ответить на записку. Я сказала, что отвечу, но позже. Моя тяга к играм. Безобидным. Глупым. А тут ещё так скучно. Скоро отбой. «Сейчас по палатам загонят,» - говорит Лиза. «Ну, я пойду,» - целую её в щёчку. Дружеский поцелуй. Но я же знаю, что она, он воспримет его за ответ. Однако я отвечаю за свои поступки, а не за то, как их воспринимают другие. Ну и зачем я это делаю? Спать!
Четвёртый день. Психушка.
С утра слышу голос «Где Наташа? Где Наташа? Такая темненькая…» Лиза ищет. Или Паша. Поспала немного, вышла. Сидит на кушетке в коридоре, рядом с палатой. Здороваюсь, иду умываться.
Меня снова перевели в другую палату. Врач распорядилась. Давай, говорит, к адекватным. Перевели в палату к девочкам 16-30 лет. Можно пообщаться. О больнице. Они много интересных историй знают. А в основном, конечно, сплетни, мальчики, жалобы на лечение. Скукота. Ухожу в пятую комнату писать рассказ. Заходит Паша. Садится рядом.
- Вчера, когда ты попрощалась со мной, я ещё 30 секунд стоял, осозновал, что произошло… Потом закричал на всю палату: «Это было круто!» Я улыбнулась и отвернулась. Да, меня тянет к человеку. Но к человеку. К личности. Этот жест для меня ничего не значил. Для него, неё значил. Хотя, уверена, это честная игра. К тому же, отбросив развлечения разума, я понимала, что он мне не нравится, как мужчина. И это не из-за того, что с ним что-то не так. Просто я понимание часто путаю с симпатией. Он говорил, что я какая-то особенная, что смогла понять его… Думаю, тоже на понимании запнулся и свернул не туда. Он стал клонить к разговору о том, что я ему симпатично, а я в ответ стала давить вопросами. Специально. Мне всё-таки не верилось, что у него действительно патология. Но на все вопросы Паша отвечал уверено и даже убедительно. Впрочем, какая разница. И Паша, и Лиза – просто мой друг. Я так и сказала, дабы не пудрить парню…девушке…человеку(!) мозг.
Он потянулся, чтобы поцеловать, я увернулась. Уткнулась в листочки. Как его раздражали эти мои листочки!
Кажется, я сошла с ума: разочаровалась в психически больных. Они все дети. А детям свойственны фантазии, даже самые неадекватные. Особенно неадекватные. Так вот, проблема в том, что я воспринимаю их как взрослых. Ещё один странный момент: когда все ведут себя неадекватно, твоё адекватное поведение воспринимается как сумаксшествие; ты сам вдруг начинаешь задумываться: может, со мной что-то не так? И тут всё решается нормой. Что взято за норму, то разумно и правильно, а что выходит из нормы – странно и неприемлемо. Вот в сумасшедшем доме здоровый и считается порой психом. Они даже смотрят на тебя то ли с опаской, то ли с любопытством. А ещё смеются иногда друг над другом, называя кого-то из своих поехавшим. Видимо съезжающий с одних катушек хихикает над съезжающим с других. Почему бы и нет. Почему и нет. А ещё, они ведь не будут бунтовать. Имеется ввиду, по-настоящему: не капризничать, а именно бунтовать. Одни и не додумаются, другие не посмеют настоять на своём. Они не имеют голосов, разве что – в голове. Как это грустно! Где врачи? Почему они ходят по кабинетам, пьют кофе или сидят на кушетках? Где общение с пациентами, где? Четвёртый день. Я узнала о многих то, что они даже доктору не говорят, потому что не доверяют. Я об этом даже писать не буду. Впрочем, для вас они всё равно все рандомные.
Обед. Алёне не хватило места в столовой. Она на повышенных тонах стала жаловаться. Санитарка накричала на неё и ударила. По спине. По повреждённой. Как щенка выгнала из столовой и сказала, ждать. Чего ждать? Она ест во вторую смену, а третей нет. Некоторые возмущаются, но их не бьют, потому что к ним ходят родственники и друзья и могут об этом узнать. А к Алёне никто не ходит. У Лизы разболелось ухо. Ей что-то закапали. Она лежит, просит врача. Не вызывают. Гнойный отит. Открыли окна. Холодно. Лиза укрылась, чем могла. Санитарам, мед. сёстрам всё равно.
Вчера поступила новенькая. Инопланетянка. Иначе не скажешь. Ходит потерянная. Вот-вот испарится от недоумевания. Потеряшка. Подхожу к ней:
- Тебя как зовут?
- Катя. А тебя?
- Наташа.
- Что здесь происходит? Мы где? Это шоу? Когда это закончится?
Тут подошла Лиза. Катя спросила:
- Здесь все сумасшедшие?
- Неееет! – в один голос.
Я продолжила с ней диалог:
- Ты здесь как оказалась?
- У меня ребёнка украли.
- Кто украл?
- Незнакомый человек.
- Где? На улице?
- Нет. Мы были в странном помещении. Вам лучше не знать.
- Это какая-то секта?
- Ты думаешь?
- Что там происходит? Обряды, ритуалы, молитвы.
- Это масоны.
- Масоны? А где они собираются в Ярославле?
- Я из Северодвинска. Они ставили на мне опыты, выжигали кожу треугольником.
- Зачем?
- Чтобы я могла всё видеть.
- И ты стала видеть?
- Нет.
- Ты понимаешь, что это гипноз, обман? Тебя вводили в транс и управляли сознанием. Ты такая худая. Тебе запрещали е6сть?
- Да. Забудь. Нет. Всё. У меня просто шизофрения.
- Так никаких масонов нет?
- Есть.
- Где?
- Может быть, на Луне?
- Кто тебя сюда привёз?
- Муж. Я жду его, - плачет, - я хочу увидеть ребёнка.
- Так ребёнок с мужем?
- Да.
- А почему муж тебя сюда привёз?
- Ему кажется, что мне что-то мерещится. Они едят людей. Через атомный реактор высасывают души. Дом стоял в металле, там кто-то умер.
- Ты говорила, ты тут из-за шизофрении…
- Побоялась. Думала, они меня найдут. Они хотели отправить меня на опыты в космос.
Тут подошла баба Нина, похожая на дедулю.
- А вот он ворует мои сны, - показала катя на Нину.
- Это не он.
- Этот дедушка.
- Это бабушка.
- Чего врёшь. У меня родимое пятно на спине. Меня убьют? Я наполовину мертва.
Потом Катя говорила о ребенке, постоянно плакала. Ей сразу прописали таблетки. Я даже не знала, как помочь общением. Успокаивала только тем, что никто её не найдёт, а муж приедет скоро. Лизу она называла Вааса и утверждала, что она принимала у неё роды. Лизу она за всё время конкретно достала, та скрывалась от инопланетянки как могла. Даже грубо посылала. Я просила быть мягче, но она объясняла резкое поведение тем, что лечится уже на протяжении нескольких лет и что столько подобных кадров через неё прошло уже, что невыносимо слушать, голова трещит. Её можно понять. Это я пока что как в музее тут.
Пришла мама. Пообщались. Завтра у меня возьмут кровь из вены, в обед домой. Мама принесла мне вкусняшек. Выхожу из приёмной, санитарка кричит в спину:
- Ты куда? Это у тебя передачка?
- Да.
- Проверенная?
- Да.
- И куда ты её несёшь? Неси в палату.
- А можно мне туда пойти?
- Можно…. Наташа, стой! Подойди сюда. Ты с Лизой пошла делиться?
- Да.
- Не надо. Она с тобой не поделиться, когда у неё будет.
Как же мне в тот момент стало противно и стыдно за них. Фуууу. Что это?
- Но она со мной уже делилась.
- Нет. Ты просто её плохо знаешь. Отрдай лучше шоколад мед. сёстрам и врачам.
- Я сама разберусь.
Ушла.
С Лизой уютно. Прячешься от внешнего безумия и разговариваешь о жизни, о ерунде… но как-то спокойно и плавно. Хотя она бывает очень импульсивной. Иногда встаёт резко и говорит: «Я для тебя просто интересный экспонат». Кто ж спорит, Лиз, ты интересна, как необычный человек. И случай твой интересен. Но ты мне стала интересна ещё до того, как всплыли подробности о твоей необычной жизни. Мне понравилась личность. Я почувствовала родство некое. Да ты мой единственный собеседник тут.
Та тишина и тот покой, которые появляются, когда мы общаемся, спасает меня от всего этого безумия, которое всё меньше удивляет и всё больше наводит тоску.
Тяжёлый день. И Санитары орут хуже больных.
Пишу в 5 палате.
Всё чушь. Мы все без исключения больны. Просто кого-то поймали, кого-то нет. Словно сети закинули в море: часть рыбы поймали, часть продолжает жить на воле. Сети не делают рыбу лучше или хуже. И всё дело случая. Вероятность быть пойманным одинакова для всех. Разве что некоторые сами тянутся к сетям, клюют на наживку. Часто ловят сбившихся с пути, раненных. Пойманных выбрасывают на сушу. Рыбы дёргаются, истерично прыгают – их называют сумасшедшими. Существо, Выброшенное из зоны своего обитания, в чужую, неизвестную местность, ведёт себя как сумасшедшее – и это нормально. Было бы странно увидеть рыбу на суше, плывущую, как ни в чём не бывало, по песку.
Пятый день. Туманный.
В два часа ночи к нам в палату ворвалась Алёна и закричала: «Подъём!» Соня выгнала её. Алёна до утра ходила по коридору, пела песни, говорила, что пахнет деревом, а голова – малиной, просила людей в голове помолчать. Люди, видимо, у неё там невоспитанные живут. Как ей помочь? Как помочь нам? Где общение? За 4 дня ни одного психолога. Людям нечем заняться. Ни развлекательных программ, ни зарядки, только телевизор…и то – на пару часов.
Алёна так истерила, что её привязали. Эта смена отличилась неадекватностью. Они и матом орали, и били Алёну. Перед тем как пришла другая смена, её развязали.
Катя, словно призрак, подкрадывалась ко мне с вопросом: «Это какой-то квест?» «Да, - говорю, - ты должна его пройти.
Поступила новенькая. Или правильней сказать – новая. Уменьшительно-ласкательные суффиксы не сочитаются с её массой. Такой XXL смешарик. Смешар. Смешил он нас профессионально и регулярно. О ней позже.
У нас взяли кровь. Пришли врачи. Моя врач сегодня выходная… Анализы все сданы. Лечение мне не назначено. Сказали, выпишут завтра. А я уже сегодня уехать настроилась. Позже стало известно, что маме моей наговорили про меня такого… Даже я так о себе не сочиняю. Но она, естественно, не поверила. Сочинять здесь любят. На завтрак не ходила. Уже третий день не хожу в столовую. Точнее, хожу для вида. Вчера узнала, что в кашу добавляют какие-то бады, от которых полнеешь. Делается это для того, чтобы все думали, что пациентов хорошо кормят.
Люди лежат здесь месяцами, годами. Некоторые с детства лечатся, раз в год на 1-3 месяца ложатся на обследование. Тут даже бывшая жена Обамы есть. Сейчас она замужем за Медведевым. Говорит, не помнит, с какой она планеты. Кстати, тема с планетами и ощущением, что ты ею ошибся, очень распространена. Если я ощущаю чуждость, но осознаю, что и как, то некоторые искренне убеждены, что перепутали орбиту. Пациенты из острых палат путают свои спальные места, часто заходят в чужие палаты, скитаются по коридору полузомбированные, что-то шепчут, улыбаются, но чаще без каких-либо эмоций бесцельно бродят от двери до двери. Есть адекватные. Ну как адекватные… Те, с кем можно построить более-менее конструктивный диалог. С некоторыми даже получалось едва прикоснуться к вопросам философии. Но в основном общение строится на рассказах о себе, о других, на жалобах и мечтаниях о выписке.
10 утра. Скука. Не удивляет уже ничего: ни психи психов, ни ор врачей, ни рассказы (правдивые и неправдивые). Удивляет только любое проявление адекватности, особенно если исходит она от врачей. Лиза заходила. Или Паша. Да прекрасно я понимаю, что это девушка. И никакой патологии нет. Но если ей так нравится. Как говорил Довлатов: «Бескорыстное враньё – это не ложь, это поэзия». А я люблю поэзию. Да и сама сочиняю. Да и мне нравится Паша. Хороший парень. Даже очень. Понимающий. Только вот проблема в общении появляется. Его постоянно тянет ко мне, он хочет поцеловать, а я отстраняюсь. Меня порой тоже тянет. Видимо, я всё же не полностью нормальна. Да и что есть норма? Снова она. Но вообще, тянет-то меня к личности. Никогда даже не думала поцеловать девушку… Нет. Но иногда, чувствуя симпатию к личности, я забывала, какого она рода. Будто у души нет пола. Может, так оно и есть. Может, различие только в теле. А влюбиться в душу – это как влюбиться в море, в ветер, в картину, в музыку. Можно было бы поцеловать любимую песню, обязательно поцеловала бы. Лиза зашла в палату. Что-то про Машу сказала. Это девушка, с которой она раньше встречалась. Вчера она вернулась с выходных. Лиза теперь часто при мне упоминает её и смотрит на реакцию. Я эти трюки с 5 класса помню, меня они улыбают. Знаю, какую реакцию от меня ждут. Не получат. Про Машу знаю мало. Она почти ни с кем не общается. Ходит молча по коридору. Мне рассказывали, что у неё сложная ситуация. Маша поджигала себя в туалете, пила шампуни, что-то ещё вытворяла. И я ни разу не видела, чтобы с ней общался психолог. Пусть я и вижу её только второй день. Но ведь когда у человека такая депрессия, помощь ему нужна несколько раз в день.
Катя поговорила с врачом. Та сказала, что дозвонилась до её мужа, и он скоро приедет. Катя подписала какие-то бумаги, после чего Соня на неё наорала. Она подписала согласие на лечение, на обследование мозга и т.д. В общем, посадила себя надолго.
Решила пройтись по коридору. Встретила Лизу. Она сказала, что её скоро выписывают. Как же часто здесь это говорят… В руках у неё был исписанный лист. Точно. Она же пишет мелодраму. Попросила почитать. Пошли к ней в палату. Я села на кровать, она встала у окна. Романтичные герои любовной истории медленно потянули меня в свой вечерний омут. Странно. А с виду такая мужественная, грубоватая, дерзкая, никогда не плачет, сильная - настоящий пацан. А внутри, оказывается, хрупкая девочка. Интересное сочетание, интересное… Рассказ меня обидел. Ну это не та Лиза, не Паша. Кто-то ещё, кто-то третий, кто это пишет? Я даже пожалела, что решила почитать.
Вернулась к себе в палату. Ни о чём. Глупые разговоры. Спасибо Гоголю. Отвлекает.
Приходила мама. Дошла до главного врача. Она там подняла на уши всё отделение. Была настроена забрать меня сегодня! Оказывается, главный врач даже не подозревает, какой дурдом творится в его психушке. Заведующая даже не вышла к маме. Эта цаца со стеклянными глазами и гнусливым пафосным голосочком даже не соизволила объяснить, что и как родственнику пациента. Главный врач её отсчитал, но всё. Что удалось решить – это обещание результатов анализов завтра и заключение моего врача, у которого сегодня выходной. Результаты, так, к слову, в собственной лаборатории поликлиники приходят в течении 2-3 часов после поступления анализов. То есть они готовы уже по факту. Маму убедили, что всё решится завтра. Мне сказали, чтобы потерпела ещё денёк. Знаете, сначала я во все эти обещания верила… Но сколько здесь тех, кого неделями выписывают «завтра». Меня не выпустили к маме, только передали пакет с одеждой. И сказали, чтобы не усугубляла положение… Понятно, что они имеют в виду. Шаг влево – ещё неделю лежишь, шаг вправо – таблетки. Уколы. Если незаконно держать здорового человека без документов и согласия родственников, то можно ведь сделать его больным и тогда всё будет законно. Я понимала эту систему. Понимала, что нужно с ними аккуратней, но не боялась говорить правду. Я спрашивала и мед сестёр и заведующую: «На каком основании меня здесь держат? У меня нет лечения. Нет диагноза. У вас нет моих документов. Я просто фантом». В ответ слышала несвязные отрывки: «Так положено. Не просто. Причина есть. Завтра посмотрим». Чего??? После чего от меня уходили, игнорировали, в кабинет не6 пускали. Ой, и хрен с вами. Там вон бомба в красном спортивном костюме такое вытворяет опять, пойду лучше её послушаю. Недавно заходила к нам в палату. Села на кровать. На пол кровати. Молча. Сидит. Катя её спрашивает:
- Вы почему за мной ходите?
- А? Что? Да я вот, пришла посмотреть, есть ли кровать на воскресенье.
- Как вас зовут?
- Не скажу.
- Как так? Что же это? Нужно быть откровенными. Вы храпите. Я живу с вами в палате. Вы мне мешаете спать.
- Я за вами не хожу. Эх, на солнышке бы позагорать.
- Зачем вы сюда пришли?
- Просто.
- Просто? Вот я встала. Я просто встала? Не бывает ничего просто. А если я вам кулак покажу?
Смотрим: спит. Так и общалась с нами. Говорит, говорит, потом уснёт, проснётся, как ни в чём не бывало, снова говорит. Катя опять начала:
- Вы храпите. Смотрите, как надо дышать: Омммм, омммм…
- Омммм.
(дурдОММ).
И вот эта бомба то тихая такая…то как начнёт буянить! Её даже санитары боятся. Она прикоснётся – у тебя перелом.
Как-то сидим в палате, слышим крики, шум. Выходим, смотрим: все столпились у туалета для врачей. Стучат в дверь, орут. Оказалось, бомба закрылась там. Они, конечно перепугались. А вдруг суицид? Ломились, ломились. Бесполезно. Угрожали, визжали. Никакой реакции. Потом дверь открылась, бомба вышла, как ни в чём не бывало, пропустила в туалет врачей. И что они там увидели? Она насрала им в биде. Они ей орут: «Ты что творишь??» А она спокойным голосом: «Я правильно всё сделала». И пошла в палату спать. Мы аплодировали ей в спину.
На обед я не пошла. Санитары это заметили, сказали, что, если не буду есть, пролежу здесь дольше. Ох уж эти угрозы. Пошла во вторую смену. Поковыряла кашу. Отнесла. «Ты же ничего не съела!» Как они мне надоели. Ушла в палату. Какая-то тоска напала дикая. Алёна бегает по коридору, просит секса, всё говорит, что деревом пахнет, что у неё в животе Навруз. Просит людей в голове заткнуться. Бомба открывающая окна, потом закрывающая, когда на неё уже все наорут, и с серьёзным видом говорящая: «Вы что? Оно не было открыто. Идите попейте таблеток. Вы с ума сошли! Путающая палаты бабушка-туман. Даже не представляю, сколько процентов происходящего вокруг неё из 100 она воспринимает? 20? 15? А то и меньше. Её привязывают на ночь к кровати, потому что она постоянно падает. Катя, с вечной просьбой вернуть ей шестимесячного ребёнка… И прочая колоритная массовка. Не пустили к маме. У врача выходной. Тоска. Тоска. Дурдом не давит – он как внешний шум, как скрип веток в лесу во время ветра. Пустота внутри давит. Оглушает. Выхожу в коридор. За столом у санитарной сидит Лиза. Пишет. Дико хочется подойти и обнять. Вообще, я не люблю обнимашки и прочие телесные контакты с неизвестными людьми. Но тона кажется своей. Каплю понимания. Каплю родственной души. Только не пойми меня неправильно, Лиза. Я не хочу мучить Пашу. Подошла к ней.
- Не занята?
- Нет, не особо. А что?
- Пообщаться хотела. А ты всё пишешь…
- Ты тоже доставала меня со своей писаниной!
Признаться честно, было такое. Я там как корреспондент ходила, записывала за всеми фразы, описывала ситуации. Листы прятала, частями передавала маме. Вот если бы врачи прочитали… Однажды сидела на кушетке с Лизой и Катей, общались, я держала в руке листы, уже забыв про них. Заговорилась с Катей, смотрю: Лиза читает что-то на согнутом листе. Посмотрела на меня, как обиженный кот, и отвернулась. А написано там было следующее: похоже, я начала забывать, что нахожусь в психушке и что Лиза – это Лиза, а не Паша.
Я ничего не сказала в оправдание. Мы часто заводили с ней этот разговор. Истории о фиктивном браке, патологии, даже история о том, как её чуть не изнасиловали, но друзья спасли и потом ржали над нелепостью ситуации, казались очень правдоподобными. И названия болезней, препаратов, которыми она лечится, рассказы о похожих случаях… Но не парень она. Хотя я много раз говорила: «Если бы я узнала, что ты всё-таки Лиза, а не Паша, или наоборот, ничего бы не изменилось». Но она упорно была Пашей. И постоянно поправляла меня: не пошла, а пошёл; не смотрела, а смотрел и т.д.
Так вот. Лиза оставила свои листочки и пошла со мной. Тоска постепенно исчезала. Мы пришли к ней в палату. Все спали. Шёл тихий час. Сели к ней на кровать. Я обняла его. Он удивился, тоже обнял. Тепло. И спокойно. Но ненадолго. Он захотел поцеловать, я увернулась. Паша начал петь. Песни собственного сочинения. Я пыталась читать свои стихи, помнила их наизусть плохо. Мы просто говорили. Молчали. Молчать с этим человеком мне было тоже комфортно.
Катю перевели в нашу палату.
С Лизой произошёл небольшой конфликт. Из-за моей излишней прямолинейности и её увлечённостью интригами. Моя прямота не раз меня подводила. Но я ни о чём не жалею. Хотя Паши и Лизы не хватает. Не выдержала. Вышла в коридор. Сидит, пишет. Кому я вру? Не нужна она мне. Или всё-таки нужен…Как она говорит? «Я для тебя просто интересный экспонат, да?» Нет. Мне с тобой хорошо. Это безобидно. Это просто общение. И это ненадолго. Мы скоро выпишемся. Или просто надоедим друг другу. Но пока что ты мне нужна! Он часто говорил, что вообще меня не понимает. Подойду сзади, положу руки на плечи, скажу, что ты снова меня не понял. Л! Так и сделала. «ПонялА» - говорит. Вот именно. Поняла, но не понял. Но это мне и на руку.
К нам в палату перевели Катю.
Или я говорила уже об этом? Не перечитываю написанное. Да, у Сони есть телефон. Даже два телефона. Я позвонила маме. Она сказала, что завтра придёт за мной с Лерой (моей двоюродной сестрой). Я успокоила её тем, что у меня все хорошо. Она так возмущалась работой врачей… Ой, мама, сколько всего ты не знаешь… Катя позвонила мужу. До этого мы все ей говорили, чтобы она разводилась с ним. Он её бьёт. Ещё и в психушку сдал! Но потом Катя пришла в себя и сказала, что несла бред. Не знаю, разбираться даже пытаться не буду. Муж был в шоке. Он вообще не знал, в каком она отделении даже. А врачи сказали, что он знает… что за несостыковки? Все стали звонить.
Скорее бы утро. Завтра домой. Буду скучать… честно. Но оставаться не хочу!
6 день. Психи лечат психов.
Утро. Взяли кровь из пальца. Утром Соня звонила мужу Кати. Вчера врачи выдали следующую версию: Катя ехала на поезде в Ярославль, перепутав его с Тулой. С поезда её сняли санитары и привезли сюда. Муж приехал на следующий день с передачкой, его не пустили, Передачку не взяли. Кате сказали, что никто не приезжал, а мужу объяснили, что она находится в критическом состоянии, у неё послеродовая депрессия. Сам муж и катя пришедшая в себя рассказывают, что всё на самом деле было так: Они ехали в Ярославль, чтобы отдохнуть. По дороге у Кати началась истерика. Их остановили сотрудники ГИБДД. Спросили, всё ли в порядке с женщиной, что случилось? Муж объяснил, что это послеродовая депрессия, такое бывает, она скоро придёт в себя. Ему не поверили. Вызвали в психушку, насильно увезли её. Мужу с маленькой дочкой пришлось вернуться в Тулу, чтобы оставить ребенка родителям. Сам собирался обратно в Ярославль, разбираться, что произошло. Он даже не знал, что её уже таблетками поют и лечат вовсю.
Соня предупредила нас, чтобы мы не ходили сегодня к гинекологу. Несколько лет назад её отец подавал на этого врача в суд. Её отстранили от работы на год. Но так как никто идти сюда работать не хотел, вернули.
Санитары улыбаются мне, говорят, что скоро меня отпустят. Здесь Есть хорошие люди. Но их, к сожалению, мало. Знаю одного приятного врача, двух-трех приятных санитаров, одну нормальную мед сестру. Но в основном – психи ещё те.
Мою маму знает всё отделение. Скоро им предстоит узнать её ещё лучше.
Меня стараются не трогать. Да и не за что, в общем-то.
Пришёл врач. Прям как с обложки журнала «Всё о косметике». Губы накачены, брови накрашены, взгляд слегка надменный, тон высокомерный. Как она разговаривает… Что? Это врач? Девушка, вы критикуете плохой маникюр в салоне красоты или помогаете людям? Кстати, перед ней заходил очень милый врач. Приятная девушка. Мягко говорила, аккуратно так спрашивала, пыталась вникнуть в проблему. Моя врач сначала поговорила с Анжеликой. Сказала, что та плохо себя ведёт, видимо, домой не хочет. Далее последовали некие нелогические цепочки: тебе дают таблетки, от которых хочется спать, как ты будешь учиться? А если выпишем, принимать не будешь. Итак. Во первых – она не учится, так как лежит в больнице. Во вторых – зачем ей принимать таблетки, от которых невозможно учиться? Оставим это. Просто оставим.
Поворачивается ко мне:
- У вас как?
- Нормально. Жду вас, чтобы выписали.
- Вас обследовали? Какие процедуры были?
- Анализы сдала.
- А терапевт вас осматривал?
- Нет. Вчера приходила моя мама, разговаривала с глав. врачом (у моей врачихи округлились глаза), спрашивала, когда меня отпустят. Сказали, что завтра. Вот я и жду. Мне так-то здесь делать нечего.
- Ну, так-то да, - она резко отвернулась к окну, отбросив назад волосы, - если второй раз не попадёшь, если опять не будешь употреблять таблетки.
- Так меня выпишут? Когда собираться?
- Я ещё должна поговорить с заведующей. Она решает.
Ушла. Вообще, я намерена просить, чтобы моё отбывание здесь онулировали, т.к. поступила я сюда по ошибке, и даже лечения у меня никакого не было, и диагноза, только подозрение на суицидальное поведение, но без подтверждений, кроме выкриков под таблетками, попыток суицида не было, мало материала для диагноза, документов моих тоже никаких здесь не было, хотя маму просили принести паспорт. Да, да, уже. Статус лежащей в психушке может помешать мне в дальнейшем с устройством на работу.
Жду, когда врач поговорит с заведующей. В 10 открывается посетительная. Мама придёт с Лерой. Жду. Просто жду.
Невозможность контролировать ситуацию выводит из себя. Гоголь со своими «Записками сумасшедшего» и «Носом» не сильно разряжает атмосферу. А читать больше нечего! Не любовные же романы и политические брошюры, которыми заставлен шкаф в 5-ой. Да и Гоголь весьма приятен, но всё же, приятнее на свободе. Свобода… Ещё одно аморфное понятие. Относительное. Как ваша эта…норма.
Кто-то спалил, что у Сони телефон. Устроили шмон.
Я подошла к заведующей, стоящей в обнимку с бумагами. Спросила, что насчёт выписки. Она стеклянными глазами посмотрела на меня и лениво ответила:
- Твой врач должен поговорить с твоей мамой.
- Она вчера приходила, говорила с глав. врачом, обещали, что сегодня выпишут.
- Никто ничего не обещал. Придут результаты анализов, врач посмотрит, поговорит с мамой, всё решит.
- Мне сказали, что вы должны решить. Смысл мне здесь находиться? У меня даже лечения нет. Я здесь просто так.
- Просто так у нас не лежат.
- Так на улице много пьяных, которые ведут себя неадекватно. Всех в психушку надо? У меня работа. Меня там потеряли.
- Можем выписать справку.
- Из психушки?
- Да, - ехидно улыбается.
Да что с неё взять. Результаты анализов были готовы ещё вчера в обед. Разговаривать с человеком, который нагло врёт в глаза. Как оказалось потом, она говорила моей маме, что я больная. Что сразу подружилась с цыганочкой – Лизой, а она ненормальная. И я ненормальная. Я знала, что моё общение с Лизой интерпретируют именно так. Как предсказуемо и глупо. Да с самым неадекватным психом в этой больнице приятней общаться, чем с этими сучками.
Обшмонали нас. И всё отделение заодно. нашли несколько пачек сигарет. Телефон не нашли. Мы выдохнули. Но тут в нашу палату заходит цаца-заведующая и говорит: «Соня, либо ты отдаёшь телефон, либо мы переводим тебя в острую палату. Я знаю, что телефон у тебя. Твоя мама сообщила, что ты ей смс отправляла в 4 утра». Хороша мама. Соня отдала оба телефона, за что мы, конечно, её отругали (по-доброму). Видимо, она с испугу… Мама странная. Сама передала ей тайком телефон, сама спалила. Или тут опять что-то не так. Хотя упекла Соню в психушку именно мама. Вот это страшно – когда тебя упекают родственники. Без их согласия ты не выйдешь. Тут меня вытащить пытаются – не получается. А когда тебя мать сама привела… Ещё грустно за тех, к кому вообще не ходит никто, кто из детского дома. Они там просто сами за себя. И никто не пустит их к глав. врачу, не позволит докопаться до истины.
Телефоны строго запрещены. Конечно! Вдруг мы позвоним кому-то и расскажем, что здесь на самом деле происходит, а это не совпадёт с той «правдой», которую уже сочинили врачи. Не переписывать же сценарий из-за каких-то психов.
Снова ожидание. Острое. Терпкое. Нудное.
Я злая! Всё раздражает! Никого не хочу видеть! Хочу уйти! Главное – держать себя в руках. А так хочется высказать всё! Зачем я здесь нахожусь? Кто-то кричит: «Я расторгну договор о лечении!» А мне и расторгать-то нечего! Документов моих здесь нет! Лечения нет! Я просто вашу еду, ссу в ваш унитаз и трачу вашу воду! Зачем? Я искренне не понимаю этих сумасшедших врачей. Или им государство платит за каждого числящегося пациента? Например, назначили пациенту «Х» 5 таблеток, а по факту ему дают 3. Остальные на продажу. Всего пациентов почти весь алфавит, так что прибыль хорошая выходит. Но я даже не числюсь! Меня фактически тут нет! Нет документов. Можно данные любого человека написать и сказать, что он здесь лежит. У них нет даже ксерокопии документов.
На меня выделяют еду? А я, можно сказать, не ем. Тощая, бледная, без кофе из-за пониженного давления сонная хожу. Теперь ещё и скалюсь, прожигаю пустоту глазами, сдерживая эмоции. Мне кажется, любого мо… Вызвали! Мама пришла! С Лерой. Обнялись, пообщались. Мама сказала, что врач с ней не общался. Я передала, что мне сообщили, что результаты анализов ещё не готовы! Хотя я их сдавала вчера утром. И всегда они здесь обрабатывались в течение 2-3 часов. Лера уже хотела вызывать полицию. Они приехали на машине. Предлагали мне бежать. Начались разборки. Мы потребовали врача. Пока ждали её, Лера узнала у своего друга, что в полицию звонить бесполезно: они не вмешиваются в дела медицины. К Лизе пришёл муж. Она была рада его видеть. Обняла, поцеловала. Помниться мне, это Пашин старый друг, заключивший с ней фиктивный брак (по старой дружбе), который они вот-вот должны расторгнуть. Интересно, она сама понимает, что Паши никогда не было, и Лиза не сместила его, она всегда была единственной обладательницей тела. Но да ладно. Сейчас не об этом. Пришёл мой врач. «Результаты анализов не готовы ещё. Нужно до пятницы подождать». Тут мама с Лерой стали наезжать на неё, давить: «Такого быть не может! Вы незаконно держите здорового человека в психушке!» Она замялась. Сказала, что пойдет, позвонит в лабораторию, уточнит. Ахахахахахахахахах! ААААААА! Да как так? Серьёзно??? А до этого ты чем занималась? Ждали мы её больше часа! Хм, я за это время неплохую пьесу сочинить могу и даже время на репетицию останется. Пока ждали её, думали, что можно сделать. Уже искали адвоката, хотели звонить в прокуратуру. Лера всё сбежать предлагала. Забегает Лиза: «Машку…Машку… В острую перевели. Связали. Она только что сбежать пыталась. Стояли на площадке, курили, и она как рванёт, её поймали, притащили в отделение и под укол». Пришла врач с заведующей. Меня попросили выйти. Мне всегда было интересно, почему пациентов просят выйти? Что такого обо мне могут сказать они, чего не знаю о себе я. Они там долго находились. Я слышала шум, крики. Вышла Лиза. «Твоя сестра, - говорит, - накинулась на заведующую. Я её еле оттащила. Тихо, говорю, а то и тебя подложат, привяжут. Она успокоилась. Ну они и дали им там жару!» Вышли…Или даже выбежали врач с заведующей. Заведующая потрёпанная, трясётся, кричит мне: «У вас родственники неадекватные!» Я быстро переварила услышанное и увиденное, догнала своего врача, спрашиваю:
- Что в итоге? Результаты анализов уже готовы! Я их вчера утром сдавала!
- Да, у вас анемия.
- Я знаю. Это низкий уровень гемоглобина. Но с этим не лежат в психушке!
- Да.
- Что да?
- Анализы показали, что наркотических средств в организме не было. Всё в порядке.
- Тогда зачем я здесь?
- У вас было истерическое состояние.
- Это было под таблетками. Всех, кто курит травку, тоже сюда? Эффект прошёл. Я адекватная.
- Да, у вас хорошее состояние. Я понаблюдаю за вами до пятницы. Если не повториться ничего подобного, то отпустим. Держать мы вас здесь не будем.
- Как это повторится?? Я же говорю, это под таблетками было!
- Мне необходимо убедиться, что это единичный случай, а не закономерность.
- Вам повторить? Я под кайфом была. Кайф прошёл. Это повторится, только если вы мне дадите дури. У меня нет документов здесь. Я не лечусь никак. Смысл меня держать?
- Нужно, чтобы анализы до конца проверили…
- Результаты вчера уже пришли!
- Это не совсем то, там ещё надо другое…
Ушла.
Я за эти 6 дней большего бреда не слышала, чем то, что услышала сейчас. Плохой сценарий. Отвратительная игра. Как оказалось, роли они провалили конкретно. В приёмной, когда меня попросили выйти и с мамой и Лерой общались мой врач и заведующая, такой театр погорелых артистов был… Они убеждали мою маму, что я больная. Что я сказала, что мне надоели дети, а мать мешает мне жить. Мама спросила: «Когда это было: под таблетками в бреду?» «Нет, вчера,» - отвечает. Тут мама не выдержала, повысила голос: «Да что вы врёте! Что сочиняете??» Дальше заведующая несла такую пургу… Пересказывала разговор моей мамы с врачом. Мама на врача смотрит ошарашено: «Вы как так всё перевернули? Все мои слова? Я вообще не имела ввиду ничего подобного!» Врач растерянная стояла молча. Заведующая снова запела песню про анализы и суицидальные наклонности. Собиралась уйти. Тут Лера остановила её и пошёл прессинг:
- Вы никуда отсюда не уйдёте, пока не принесёте нам результаты анализов! Пока не выпишите её!
- Я сейчас полицию вызову!
- Давайте. Я могу вызвать. 02?
- Отпустите меня!
- Вы не имеете права держать здесь здорового человека без согласия родственников, без документов. Главного врача зовите!
Тут Лиза оттащила Леру от заведующей, они с врачом выбежали из приёмной в отделение, где их поймала я. Мама с Лерой сказали, что придут ещё в 4. С 4 до 6 теперь часы приёма, после тихого часа. Я не выдержала. Разревелась. До пятницы тут сидеть. Завтра баня общая… Весело. Плакала я не из-за того, что тошно было находиться здесь. Нет. Я даже привыкла уже к некоторым. Провести в психушке ещё 4 дня – пустяки. Я думала, что теперь у меня может появиться диагноз. Вдруг. А почему нет? Им же видней. Я же дружу с ненормальной цыганочкой, в бреду кричала, что жизнь не имеет смысла. А что, имеет? И какой? Они мне скажут, интересно. Пришла врач в палату. Позвала. Повела в кабинет.
Захожу. Сидит заведующая, подозрительно тихая. Врач скромно села рядом. Мне предложили сесть. А напротив меня – мужчина. Лет 45-ти.
- Здравствуйте, Наталья.
- Здравствуйте, - честно говоря, очень приятный человек, располагает к себе.
- Вам правда 27?
- Да.
- Не скажешь. Выглядите на 18-19, - улыбается.
- Спасибо.
- Ну как вам тут, как атмосфера, нравится?
- Да как сказать… Непривычно.
- Почему вы не работаете по специальности?
Что? Честно говоря этот вопрос выбил меня из колеи. Причём тут вообще это??
- Я работала по специальности.
- Почему ушли. Что вообще хотели, как шли к этому?
- Шла долго. Ещё со школы. Потом гимназия, физ-мат класс, потом Демидовский университет, сдала диплом, затем работала в микроэлектронной компании… Вам это правда интересно?
- Конечно.
- Да знаю, что не интересно. Но раз положено вам слушать, а мне говорить, то пожалуйста… Так вот, того, что искала, я не нашла в этой фирме. Переехала в Петербург. И там – ничего.
- И вы впали в депрессию?
- Да не сказала бы. Расстроилась. Разочаровалась.
- И кем работали в Питере?
- Бариста.
- Почему не по специальности?
- Во-первых, я приехала туда одна, на первое время нашла работу в кафе, чтобы на что-то жить. Меня там не ждали в НИИ с распростёртыми объятиями, им и своих хватает. Работала бариста, параллельно искала что-нибудь по специальности. Но нано технологии у нас в стране не развиты, в НИИ начинающим учёным платят 5600. Я оставила на время науку и просто жила в Питере, писала стихи, ходила по выставкам, погрузилась в культурную жизнь.
- А в Ярославль чего вернулись?
- По семейным обстоятельствам.
- Назад собираетесь?
- Да, в мае.
- у вас такая насыщенная жизнь! Теперь вот и в психушке побывали. Вот я хочу сюда попасть – не могу, а вы-то как попали?
Рассказала историю про таблетки.
- Вот вам бы семью заводить, детей. Я, конечно, понимаю, всё это противные стереотипы. Но так уж веселиться-то зачем?
- Так веселиться пол мира. Как говорил Чехов: «Всё определяет случайность». Вы представляете, сколько людей по справедливости должно здесь сидеть сейчас перед вами? Если всех забрать, кто перепил, обкурился, травки понюхал и т.д.
- Но попали именно вы. Как вам везёт.
- Не то слово.
- Зато какой опыт!
- Не спорю.
- А если вот вам предложат работу хорошую по специальности, а тут такое пятно… Психушка.
- Мне сказали, что это нигде не афишируется, только по запросу полиции…
- Да. Но всё же.
- У меня даже диагноза нет.
- Так мы придумаем.
- Что…? Как?...
- Вот вы над своей жизнью шутите, а сами шуток не понимаете. Можно глупый вопрос?
- Да.
- Ещё таблетки эти пить будете?
- Нет.
- Наталья, вы общались с заместителем главного врача поликлиники. Было очень приятно. Можете идти.
- Взаимно. До свидания.
Меня вывел мой врач. Сказала, чтобы собирала вещи. Выписывают.
- Как? Сегодня?
- Да.
-Спасибо!
Я даже её обняла. Она опешила. Я думала, что мой врач поспособствовала тому, чтобы со мной пообщался заместитель главного. А потом поняла, что их просто прижали. Они уже не знали, как выкручиваться, как врать. Анализы хорошие. Лечения нет. Документов нет. Как оправдать моё принудительное отбывание здесь – неизвестно. Прижали, как оказалось, их с двух сторон: с моей и со стороны Кати. Муж её приехал и глазам своим не поверил. У него есть связи какие-то, он быстренько всё разрулил, тоже пошёл к главному врачу. За всё время, которое я провела здесь, впервые мне встретился нормальный сотрудник. И это был мужчина. Влетело, наверное, этим сказочницам. Катю тоже выписали. Я радостная забежала в палату, ликуя, что ухожу скоро! Девчонки обрадовались за меня, но потом грустные сидели со мной. Пока я собирала вещи. «Мы будем скучать. С тобой весело было». Лизу в коридоре поймала с криками: «Меня выпиииисывают сегодня!» Она не обрадовалась. Обняла меня. Пошли ко мне в палату. Я всем раздала еду, салфетки, бумагу. Всё, что могло им пригодиться. Сидели в палате, общались, смеялись. Так светло стало. И вместе с этим грустно… Я к ним привыкла. Они непригодны для социума? Ерунда. Это социум не достоин их! Знаете, в чём главный плюс этих людей? Они не осуждают тебя. И даже если ты расскажешь им страшную тайну о себе, поймут, посочувствуют, попытаются помочь, но не будут тыкать пальцем, давить на больное. Они сами со своими странностями. И знают, какого это – быть не таким, как все. Поэтому не смеются над проблемами и особенностями других. Разве что иногда над бомбой, которая делает зарядку в 5 комнате перед телевизором, прыгая рядом со стулом, при этом ржёт сама; или друг над другом, когда чего-нибудь учудят. Но никогда не высмеивают и не ставят крест на ком-то. Может, у них не всё в порядке с головой, но в сердцах порядок имеется.
Меня толпой провожали до выхода. Санитары кричали: «Доброго пути. И чтобы больше тебя не видели!» Пока ждала родителей, подошли две сотрудницы:
- Надо кое-куда съездить. Одевайся.
- У меня куртка на складе.
- Склад закрыт. Надень любую другую. Мы туда и обратно.
- А куда.
- Увидишь.
Так, приехали… Что опять?
- Куда едем?
- За деньгами.
Мне дали какую-то куртку. Лиза дала свои кроссовки. Точнее, Пашины. Мужские. Чёрные 41-го размера. Вышли на улицу, сели в машину.
Оказалось, дело вот в чём: в куртке у меня было 50 рублей. А все изъятые при поступлении деньги отдаются в бухгалтерию. Мне необходимо было приехать туда с сотрудником, который подтвердит мою личность. Зачем с нами поехала ещё одна женщина – не знаю. Она сама не знает. Ну, это тут в норме. Вернули мне 50 рублей под расписку. Приехали в психушку. Вернули мне телефон, ключи. Я зарядила телефон, уточнила, когда за мной приедут. Куртку и рюкзак не вернули: склад уже был закрыт. Сказали, что можно завтра забрать. Не страшно. Меня заберут на машине. Приехали мама с Лерой. Хотели с врачом увидеться, подарить конфеты, так как я думала, что это она замглава позвала… но врачи все испарились. Заведующая тоже. Результаты анализов нам так и не отдали. И справку не выписали. Получается, я будто там и не лежала. Нормально. Вообще, мама хотела дальше пойти, потребовать результаты, объяснения, почему меня здесь держали! Но они не вышли из кабинета. А что они сделают? Признать, что держали здорового человека против воли, не разобравшись сразу. В чём дело? Это статья. Хороший результат анализов и отсутствие лечения - подтверждение. Поэтому не результатов вам, ни справки. И докажи теперь, что ты тут лежал. Смешно. Пытались доказать, что я тут лежу по веским причинам, в итоге – сделали так, что будто бы я и не попадала к ним. Переиграли сценку. Ну неплохо, неплохо. Но смешно.
Маме была благодарна и Лере. Но, честно говоря, я предпочла бы пролежать там ещё недельку, чем тревожить мамины нервы.
Приехала домой. Какие ощущения? Да никаких. Будто и не уезжала.
7 день. Дома.
Немного не хватает их. Была бы возможность, навещала бы психушку. Ходила бы туда, как на прогулку. Написала смс Лизе: скучаю. Да много по кому скучаю. Даже по тем, с кем не общалась, кто просто периодически проходил мимо, даже не замечая меня. Снова обычная жизнь.
На свободе не меньше психов – вот что я заметила.
7.03 - 13.03.2018г..
Свидетельство о публикации №118031411802