ОБСЕ, ПАСЕ и некрофилия

ВЛАДИСЛАВ КОНДРАТЬЕВ

                ОБСЕ, ПАСЕ и “НЕКРОФИЛИЯ”               

           Поэт Кондратьев не просто запретил Макрону появляться на заседаниях Большой Тройки, даже и в качестве приглашённого гостя, но и объяснил, почему это сделал: Макрон – президент Франции, а во Франции – Париж, а в нём – Елисейские поля, а они – пристанище в царстве мёртвых, следовательно, Франция – страна мёртвых, а Макрон – президент нежити и сам нежить. И не только поэт Кондратьев президенту нечисти всё это прямо в лицо сказал, но и доказал логически, построив простой категорический (иначе называемый Аристотелевым) силлогизм.

           Против силлогизма, да ещё и Аристотелева, а, главное, против могучей воли поэта Кондратьева Макрон не устоял и укатил на такси восвояси. Но, прежде, чем добраться до дому, Макрон заскочил на часок к Меркель. Та встретила его с распростёртыми объятиями, с чисто немецким гостеприимством – не то, что чаю, стакана воды не предложила. Да Макрону и не до воды было, хоть в горле и пересохло. Он, как увидел Меркель, чувств не сдержал, расплакался.

           Та – давай успокаивать, нос вытирать передником, спрашивает, что, да как? Макрон носом шмыгает сквозь всхлипывания, рассказывает:

           – Я только что узнал из достоверного источника, что я – президент нежити и сам – нежить.

           А Меркель, даром, что немка, сразу с немецкой недоверчивостью спрашивает:

           – А откуда ты это знаешь?

           А Макрон уже и говорить не может, рыданиями давиться и слышно только:

           – Аристотель… силлогизм… Силлогизм… Аристотель…

           Меркель, как только услыхала, что источник осведомлённости Макрона какой-то грек, так даже расхохоталась:

           – Аристотель? Какой-то там грек. Да греки – известные бузотёры, вечно колобродят, воду мутят. Набрали кредитов, а отдавать не хотят, говорят – нечем. То Ципрас бузу затеет, то вот, теперь, – этот твой Аристотель. Тоже, видать, типчик. Тот ещё тип. Почище Ципраса будет. Ты ему больше верь. Он тебе ещё и не такое наплетёт. И потом, кто такой Аристотель? Не знаю я никакого Аристотеля. Меркель не обязана всех знать. И ты – не обязан. Ну, успокойся, не плачь, а с Аристотелем я сама поговорю. Приедет он ко мне новые кредиты клянчить, я ему и припомню все его силлогизмы. Он эти свои силлогизмы потом даже туристам на сувениры не втюхает. Ох, уж эти греки. Прямо беда с ними.

           А Макрон только громче плачет и сквозь всхлипывания слышно:

           – Кондратьев… Кондратьев…

           – Что – Кондратьев? Кондратьев – тоже грек?

           – Поэт. Поэт Кондратьев.

           – Ну, поэт. Что – поэт?

           – Поэт Кондратьев говорит, что я – нежить и президент нежити.

           Тут Меркель и села, где стояла – так у неё ноги подломились. Побледнела она и говорит:

           – Так прямо и сказал, что нежить?

           – Так прямо и сказал.

           – Может быть, ты его не так понял?

           – Да нет, так.

           Покачала Меркель головой сокрушённо, молвила слабым голоском:

           – Да-а-а-а… Дела. Это – уже хуже дело, что поэт Кондратьев так сказал. С ним даже Трамп ничего не может поделать. Хотел как-то переупрямить, да где там? Тут, уж ты меня, Макрончик, извини, но я бессильна. Ничего не попишешь, ты – нежить. Смирись. Тебе легче будет.

           Макрон уж и сам понял, что ничего не поделаешь и не попишешь. А как дальше жить, если ты нежить, непонятно. А тут и Меркель оптимизма не добавила:

           – Так это, что же получается? Если вы – нежить, то кто мы? Мы и в Евросоюзе вместе, и в ОБСЕ, и в ПАСЕ.

           – Вот такие мы обсеки-пасеки. – грустно пошутил Макрон. – Это я и сам понимаю, это и без поэта Кондратьева мне ясно.

           – Да, – согласилась Меркель, – и вы, и мы – нежить. Ничего с этим не поделаешь.

           Загрустили оба, пригорюнились. Сидят на завалинке, вздыхают. Вдруг Меркель взбодрилась. Видимо, полночь пробило. Вот она и говорит, да весело так:

           – А, с другой стороны, нет места для печали. Коль скоро и мы – нежить, так я права, что открыла двери Евросоюза для беженцев из Африки и Азии.

           А Макрон так расстроился, что он – нежить, что не сразу и понял, куда Меркель гнёт, подумал, что старушка, узнав, кто она есть на самом деле, с ума спятила. Меркель же говорит:

           – Думаешь, почему я говорю, что права в вопросе беженцев?

           – Почему?

           – Потому.

           – А-а-а-а…

           – Потому, что поэт Кондратьев ни Африку, ни Азию царством мёртвых не называл?

           – Не называл?

           – А что из этого выходит?

           – Что выходит?

           – Что я, в наше царство мёртвых, не зря беженцев впустила. Они теперь, что делают?

           – А что они делают? Они что-то делают?

           – Они к нашим женщинам пристают. Вливают, так сказать, свежую, а, главное, живую, кровь в наши мёртвые европейские тела. Уж ты мне верь. Уж я знаю толк в формате эс ист фантастиш. Нам всем от этого только польза будет. А пойду-ка я в Рейхстаг… тьфу, чёрт, всё никак не привыкну, что его в бундестаг и, простите, бундесрат, переименовали; всыплю я этой оппозиции, которая меня за политику открытых дверей критиковала. Йа-йа, эс ист фантастиш.

           Макрон тоже повеселел. А потом задумался и говорит:

           – Так что же это за эс ист фантастиш получается? Это же некрофилия получается?

           А Меркель только руками развела и всплеснула. Дескать, а что я могу поделать? Все мы здесь, обсеки-пасеки, некрофилы.

© 13.03.2018 Владислав Кондратьев
Свидетельство о публикации: izba-2018-2223108
© Copyright: Владислав Олегович Кондратьев, 2018
Свидетельство о публикации №218031301434