Ноа ноа
Всё не о нём, и это не о ней.
Она хранит судьбы ржаную кроху,
Тиха в спокойной верности своей,
А верности такой, что мухи дохнут.
И дохнут куры, споря о трухе
На жерди неоправданно высокой,
Но спор не о соседском петухе –
О золотой орлице волоокой,
Сияющей избыточным теплом,
Волнующейся взором неуёмным,
Обманутой скукоженным крылом
Искомой, исчерневшей до вороны.
Маруду можа вошы заядуць –
Цаглінкаю ў падпечку цёплым хатка,
Дзе болей за арламі не лятуць –
Бялявае гадуюць варанятка.
Хаваючы падпаліны свае,
Ды іншыя замазваючы вершы,
Ільсняна пер’е прыскам саграе
І кажа: нехта мусіць быць дурнейшы.
И правда: кто-то должен быть глупей,
Упрятанней невсхожего горошка,
Отдавшего замазкой для щелей
Упрямое своё “ниразу больше”.
“Ниразу больше” – меньшее за ней.
(Где всё о нём, объемлюще и веско)
Прозрачным утром солнечный елей
Продёрнет крылья золотистым блеском,
Распластанные свету под горой,
Что под орлицей ницая простёрлась.
Пришла сама. Ни воин, ни герой.
Протест победы. Власть. И своевольность.
Свидетельство о публикации №118031311272