Метафора синхронного перерождения

Метафора синхронного перерождения.
Ассоциации от рассказа Сергея Пупышева «Метелица», опубликованного в его недавно вышедшей в свет книге «Один глоток жизни».

Не часто, читая что-то из современной литературы, хочется воскликнуть: «КОСМИЧЕСКИЙ АПОФЕОЗ! Соитие  импульсов ирреального с реальным!» Сразу вспоминается наш Львович на фестивале «Петроглиф» в  Медгоре. И кажется, что именно там, на утренней заре, со спиннингом через плечо и связкой только что выловленных щук к нашему завтраку, подсмотрел он этот свой высоко поэтичный рассказ «Метелица». Увидел, как  на торчащем из воды древесном корне зарождается бабочка подёнка. Может, и не там, может, и ещё раньше, как в самом сюжете рассказа. Но именно видение чего-то едва зарождающегося, умение зафиксировать поток хрупкого земного созерцания и возвеличить его, вознести до глобального философского осмысления бытия – шлейфом тянулось по утреннему берегу. Но вот. Предрассветное утро. Древесный корень, торчащий из воды. И она:

«Мрачно-серая личинка подёнки медленно выползла на него из воды, остановилась, будто задумалась на мгновение, затем дрогнул, лопнул старый ужасный покров, появилась головка, спинка и что-то, пока ещё скомканное за спиной. Прямо на глазах, мелко дрожа, это «что-то» крепло, расправлялось, превращаясь в чудесные белоснежные крылья – рождалась эфемерная прелестная бабочка. Ещё миг – и она, взлетая, в первом полёте сбрасывала надоевшую за долгую подводную жизнь оболочку…»

На закате рождается бабочка подёнка. На рассвете – умирает. И через этот образ опрокидывается однозначность привычных утверждений. И задумываешься, почему возможно и так: Закат – Рождение, Восход – Смерть. И уже через призму иного взгляда видится само человеческое существование. И если человеку удаётся так же сбросить с себя оболочку стереотипно губительного самосознания, то возникает некая сила рывка: из мрака  -  в свет! Погружение в безысходность заскорузлой памяти вдруг обретает обратное движение. И тогда происходит волнующее, волшебное ОНО -  будто из недр самой смерти, из её опустошающей, убийственно беспросветной глубины с неистовой скоростью вырывается жизнь.


«Я не знаю, сколько стоял без движения. Зависло, остановилось время. Вокруг – лишь бесконечное порхание бабочек и больше ничего… Казалось, вся эта карусельная круговерть унесла меня в край далёкого детства. Вокруг мотыльками порхали мои желания, белоснежным вихрем кружились несбыточные мечты. Хотелось выскользнуть из своего надоевшего кокона, разорвать связанную с землёй пуповину и, переродившись, взмыть, расправить крылья и закружиться в этом изящном безгрешном танце…»

И вот она – дивная метафора синхронного перерождения! Перерождение кокона в бабочку. Перерождение некогда успешного, а ныне покинутого и подавленного, запертого в своём сознании гиганта. Трилистник, сплетённый из нити экзистенциального сознания. Человек, созерцающий рождение бабочки, осмысляет жизнь. Бабочка, сбрасывая  остатки кокона, расправляет крылья. Отчаявшийся гигант, утративший ток жизни, обретает новый голос. И сначала голос этот слабо пробивается в шорохе белокрылой метелицы, но вдруг набирает силу. Летящие на свет костра бабочки гибнут, но создаваемая ими волшебная картина белоснежного кружения находит свое продолжение в обретаемом человеком голосе. Созерцаемая картина увиденного становится продолжением рождённого  рассказа с усиливающимся, почти органным звучанием всего восхитительного от малости земного до небесных высот.

«Он пел! Несомненно, он пел! Этот огромный, раздавленный одиночеством хмурый гигант оказался в самом центре живого шелестящего облака. Сначала голос неуверенно дрожал и еле пробивался в ночи. Но всё менялось, крепчал, набирая полную силу, голос. И тут началось! Река вскипела от обилия кормящейся рыбы. Высокими сильными нотами выпрыгивала рыбная мелочь. Тяжело, низко бухала, поедая павших мотыльков, крупная рыба. А он пел, всё громче и лучше…»

Я специально не раскрываю содержание рассказа. Привожу лишь три импрессионистских  отрывка, представляя, как они воплотились бы на холсте под кистью знаменитого Клода Моне. Специально не передаю всего потока нахлынувших мыслей и ощущений. Просто хочу не мешать читателю самому увидеть всё, ощутить, почувствовать и  влиться в поток экзистенциального сознания.