Как все

   На фото, сделанном 7 декабря 2019 года, "моя" Мелия ацедарах. Зелёная. Рядом фото обычного дерева (голого!) той же породы, в тот же день.

   Как-то оно встало на моём пути. Как бездомный котёнок. Смотрит он на тебя, а в глазах просьба, слёзы, гордость. Души неприкаянность. Но природы красота! Даже в этом. И с тех пор я не могу идти мимо спокойно. Оно относится всё к тому же семейству любимых мной дерев - Мелия ацедарах, о них я уже писал («Снег идёт»). Весной оно цветёт в мае в тёплую погоду сиреневыми дивно пахучими цветочками-звёздочками на тоненьких ножках в гроздьях (из-за этого немцы называют его персидской сиренью, и мне, маленькому, когда-то так сказала, но не немка, а просто так, моя бабка бакинская, только, сказала, не персидская, а кавказская). К осени из этих цветочков вырастают плоды – зелёные твёрдые шарики диаметром с сантиметр. Мы ими в детстве кидали друг в друга. Или насаживали мякотью на проволоку, являющуюся частью пружинного самодельного пистолета.

  Искали упругую проволоку с миллиметр диаметром, такую, чтобы после сгибания возвращалась почти в то же положение, потом с трудностями гнули её всё-таки. Если проволока попадалась совсем упругая, её гнуть не получалось. Первый пистолет гнул мне отец. Детство своё довоенное вспоминал, поди.

  Раньше ещё как-то преемственность между поколениями была. От отца – к сыну, от сына – к внуку. Теперь уже нет. Распалась связь времён. Наши дети уже не знают Ручейка, Амура, игру в чижика, Штандр, лапту, казаков-разбойников, ловитки, скакалку, классики. Ничего из того не знают. Кто виноват? Средства массовой коммуникации, прогресс в целом? Становимся всё более роботизированными. И игры под стать. Равнодушно стреляем, равнодушно убиваем. Вот только масла долить.

  Там была пружинистая ручка с петелькой, из петельки выскакивал заправленный в неё конец проволоки, когда начинаешь кистью сдавливать ручку. Чтобы конец хорошо выскакивал и выпрямлялся, за несколько сантиметров до конца его сгибали дополнительно в два-три оборота, получалась пружина. Ну, вот и всё, если поняли. На проволоку насаживали тот самый зелёный шарик. Конец её, преодолевая сопротивление пружины, заправляли в петельку – пистолет был снаряжен. Потом сжимаешь кисть и проволоку заодно, конец выскакивает из петельки и распрямляется с силой, шарик летит в лоб противника.

  Дерево стоит на пути к секонд-хенду, когда идёшь мимо Республиканской библиотеки по улице Хагани (был давно такой поэт). Оно зеленее всех и пушистее.
  Ведь вокруг всё голенькое, не считая вечнозелёных. Те не в счёт. Стоят себе и стоят. Как бы равнодушные к прелестям переменчивой погоды. Всё повидавшие: и засуху, и оледенения. Мудрые. А этих каждый год обманывают. То весна в январе, то зима в мае. И кое-кто верит.
 
  Как-то одной зимой, года два или три назад, оно стояло совершенно зелёным и пушистым до февраля, а я мимо шёл и восторгался-удивлялся. Не знаю, что уж там в том месте под землёй происходит, может тёплая жила какая идёт. Кругом же все, как всегда для такого времени. А оно нет. Не хочет. Листья все живые и даже молоденькие попадаются.

  Пока не ударил мороз и не выпал снег, неожиданный для наших краёв. Так бывает. Десять, пятнадцать градусов тепла, ветер с Аравийской пустыни пыль несёт, а потом раз и ноль, минус пять и ветер с Арктики или степей Казахстана. Ну вот, в тот февраль и тарарахнуло ветром с морозом.

  Вот, видно, соки его сочные бежали, бежали и замёрзли внутри, разорвали кору. Листья все так и повисли, умерли в расцвете лет. Потом кто-то сердобольный в нескольких местах наложил дощечки к стволу и стянул их проволокой. Чтобы кора не упала, а держалась.  А я мимо иду. Мимо библиотеки в секонд-хенд. Дощечки, проволока. Как Высоцкого на Ваганьковском. Скрутили. Прикрутили. И оформили. Теперь надо так. Вроде ты как скрученный и успокоенный. Кто на кладбище, кто на дороге стоит.

  И опять, уже года три после скрутки прошло, и опять оно зеленее всех вокруг и пушистей. Опять иду мимо, здороваюсь, разговариваю. Осень кончается уже. А на него опять весело смотреть. Как чистая болонка. Не грязная, а вот именно чистая, так что хочется взяться за эту шерстку. Грязных да немытых много вокруг. Уже осень поздняя же! А оно радуется лиственной своей семье. Всё уже пожелтело, отжелтело, облетело. Почти. Висят одинокие. А оно пушистое, глазок не видно, даже этих шариков почти не видно. Одни листочки. И их как будто даже прибывает.

  Но всё-таки уже не так. Надломили неподатливость. В январе нынешнего, 18-го, года оно начало понемногу облетать. Я его в декабре всё хотел сфотографировать на фоне других облетевших. Ведь природная аномалия! Моя любимая.

  Всё хожу мимо, уже середина февраля. Уже 14-е. Где-то решили, что у русских и иже с ними, теперь должен быть в этот день праздник. Как и Хеллоуин, как и Рождество до Нового года. Так ведь вся Европа живёт. Иностранцев же много, они культуру принесли, они нас учат. Только не меня.

  Дерево сейчас стоит голенькое, я иду, радуюсь за него. Хоть зима и 6-8 плюс в этом году, а не дай бог, случись что? Второго ледникового периода ведь оно не выдержит. И я говорю ему: «Ну что ты, будь как все. Видишь, они мудрые вокруг, жизнь знают, не высовываются. И ты будь. Ну, хоть для них. Я-то про тебя всё знаю».