3. Первый трактор

Леонид Зенин

3. Первый трактор

  Наступило лето. Июньское солнце палило нещадно. После первых грозовых дождей зыбило воздух над полями. Двумя полосами растянулся лес на горизонте. Становилось душно... Тетка уехала в Москву, у ней кончился отпуск. Приехал отец: жизнь стала проще и легче... О сгоревшей машине я в какой-то мере забыл. Большую часть времени мы с Володькой проводили у нас во дворе. Но жара с каждым днем усиливалась, и вонь от навоза стала просачиваться в каждый уголок двора, отвратительный запах бил в нос. Играть во дворе стало невозможно: мы уходили в старый заросший школьный сад, который располагался рядом с пионерским лагерем. Потом барахтались в мелкой заводи речки. К обеду, обычно, возвращались домой потные, разомлевшие, с желанием напиться воды и утолить голод.
  Бабка лежала на своей кровати, уперев в потолок черные ямы полузакрытых глаз. Она тяжело дышала и бормотала однообразные по звучанию, непонятные слова. Мать собирала на стол обед. Мы наперегонки с Санькой усаживались на скамейки, хватали деревянные обгрызенные ложки. Все наше внимание приковывала общая глиняная миска, до краев наполненная густыми мясными щами, которые дышали жаром, разнося по комнате, приятный запах капусты и вареной говядины. Отец пришел с усадьбы, он отбивал косу, помыл руки и сел за стол. Мы притихли.
  Бабка сидела на печке и ворочала носом, она говела и презрительно скашивала лицо в нашу сторону. Мы, в предчувствии приятной трапезы, тихо стучали ногами и ложками. Я, как ястреб, нацелился на большой кусок мяса, случайно оставшийся в жиже. И как только начали, есть, с жадностью запустил ложку в гущу. С каждой секундой я терял терпение, спешил зачерпнуть быстрее и больше в поисках затерявшегося куска. Неожиданно перед моими глазами блеснула жирная ложка с прилипшей капустой, и брызги от удара разлетелись в стороны.
— Надо совесть иметь. Всем много хочется, — сказала мать.
На некоторое время я приостановил прыть в еде. Но терпение меня покинуло, когда мать вывалила с квадратной доски нарезанные куски мяса, перемешанные с костями. Мясо летело в желудок непрожеванными кусками, а мать улыбалась и снисходительно журила:
— Потише, потише. Ведь всем хватит. Как не стыдно.
Действительно, проглотив несколько кусков, я стал пореже опускать ложку в миску: мать подложила еще мяса. Теперь я ел не спеша и все прислушивался к доносившемуся из окна далекому странному звуку, похожему на вой... От внезапного крика за окном я даже поперхнулся...
— Лёнька! Трактор! Трактор фарзон! Народу!.. Все село там, — услышал я. Володька, мой закадычный друг, прыгал под окном.
— Ма... — жалостно протянул я и положил ложку на стол. — Пойду, наелся.
— А картошка, а свекольник?
— Потом свекольник.
— Фарзон красный — молотилку тащит! — возбужденно кричал Володька.
  Мать одобрительно кивнула головой, предупредив, чтоб я не попал под трактор. Ей тоже не терпелось увидеть первый трактор, натуженный вой которого доносился с конца села. Она несколько минут спустя вышла за мной следом.
  Зрелище невероятное. Огромная движущаяся толпа окружила кольцом окутанный белым вонючим дымом трактор «Путиловец» и большую, как дом, молотилку на железных колесах. Трактор завывал, упирался и как-будто просил по — мощи. Высокие, в рост человека, с косыми широкими зубьями задние колёса еле переваливались. Я пробрался в первую шеренгу и застыл в удивлении перед странным неживым чудовищем. Металлический стук невидимых деталей двигателя, скрежет металла, бульканье воды и шипение пара заставили меня оцепенеть... Широко открыв рот, я только вздохнул:
— Махина какая! — и боязливо прижался к чьей-то спине. Мне казалось, что дрожащий двигатель трактора, дыша жаром, рассыплется по частям и обожжет окружающих раскаленными искрами. Но, взглянув на веселое, улыбающееся лицо Ваньки — «купца», я пришел в восторг и радость: огромный черный руль, красное лицо с пятнами прилипшего мазута, белые оскаленные зубы, кожаная замасленная кепка.
  Восхищенный до слез, я с завистью и гордостью смотрел на Ваньку — «купца» — тракториста, который умеет управлять загадочной машиной. Все любовались, махали руками, фуражками, а он, облокотившись на железное крыло колеса, резво поворачивал голову и что-то кричал в ухо наклонившемуся к нему сзади колхозному бригадиру Алексашке.
— Фарзон! Фарзон! — растягивая последний слог, с радостью выкрикивали мальчишки новое слово.
— Какой фарзон? Наш «Красный путиловец», — недовольно обрывали мужики, отвешивая шлепки и отталкивая мальчишек.
— Тянет же ирод! Смотри, как тянет, целую избу тянет. И сила же! — удивлялись бабы и старики.
  Рядом с молотилкой деловито шли двое механиков с дизельной мельницы, в майках, без кепок, с взлохмаченными волосами: руки их измазаны до локтей — один держал кожаную сумку, другой несколько гаечных ключей.
  Слабосильному трактору было тяжело, огромная молотилка грузла на лугу среди улицы: трактор выл бессильно. В неглубокой дождевой промоине молотилка завязла. Трактор то отцепляли, то прицепляли. Толпа заполняла широкую улицу, сжимаясь вокруг трактора. Наиболее сильные мужики облепили молотилку и трактор: помогали выталкивать.
  Надышавшись вонючего дыма, мужики плевались, а мы, несмотря на шлепки и одергивания, стремились дотронуться до окрашенного металла. Вслед за молотилкой полосой ложилась на зеленую траву черная, как деготь, смазка, видимо, вытиснутая из-под осей колес.
  Зрелище длилось до позднего вечера. Солнце село. Прогнали по улице села коров и овец, а трактор все урчал и медленно волочил тяжелую молотилку на конец села, где строили новый колхозный ток. Люди неохотно расходились по домам, споря и даже ругаясь из-за бога, из-за машин и всех тех событий, которые меняли старый, привычный уклад жизни.

        Продолжение следует...