6. Цифра три - счастливая

6. Цифра три - счастливая

  Когда Наташа окончательно определилась с местом работы в одном из госпиталей, где было отделение детей, Наташу вызвал начальник госпиталя, седой полноватый мужчина непонятной нации, и предложил план поиска сына.
— Все эти мальчики: один в нашем городе, а остальные в разных городах республики и вам, возможно, придется в порядке очереди проехать в эти города. Если повезет, может он находится в нашем городе, и живет в детском доме для сирот, — пояснил начальник госпиталя. — Жить вам после приезда придется на частной квартире, чтоб мальчик привык к вам, а в дальнейшем мы переговорим, как быть и с жильем и с работой. Врачи очень нужны. Как ваше самочувствие, рана не болит, — остановил он внимание на здоровье, в заключение пожал Наташе руку, пожелал доброго пути.

  Большой азиатский город Ташкент, несмотря на свой серый вид, звенел трамвайными песнями, легкою пылью от ветров и жары, красовался деревьями: вечнозелёными туями, каштанами, вьющимся виноградником и стройными тополями с ещё не облетевшими листьями. Наташе несколько раз приходилось ехать через центр города, где цвели красивые клумбы у Большого портрета Сталина и памятника Ленину. Но чаще всего встречался зовущий к Победе плакат художника Тоидзе «Родина-Мать зовет!» с огромной женщиной в ярко-красном одеянии с белым листом плаката военной присяги: «Я гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом...», и далее полный текст военной присяги. Поднятая рука строгой женщины звала за собой черные штыки винтовок. Этот плакат возбуждал у Наташи ненависть к врагам, к фашистам, он напоминал её самою, и ей казалось, что она похожа на эту женщину.

  — Лишь бы найти сына и она отдаст всю энергию лечению раненных и искалеченных войной людей, чтоб скорее настал светлый день Победы, настали спокойные дни жизни и уверенность в завтрашнем дне. — Жажда мира, тоска об уюте, приводила её к таким выводам. Она с особой надеждой, трепетом в сердце подходила к воротам детского дома. Она уже несколько раз сочиняла свои вопросы и свой разговор с заведующей детским домом. Сердце её как будто колотилось, когда она поднималась по парадной лестнице красивого дома с колоннами, когда-то принадлежавшего какому-то богачу, теперь это был приют для детей.

   Время уже подходило к обеду и на улице были только взрослые, работавшие на земле средь деревьев. У одной чёрненькой женщины, выходившей из здания, Наташа спросила, как пройти к заведующей детским домом. Та вежливо ответила, и Наташа уверенно вошла в коридор здания, поправляя на себе платок. Она прочитала табличку на двери — «Заведующая детским домом» и вошла в комнату без стука и предупреждения.
В шкафу рылась русская женщина средних лет, стоявшая на стуле.
— Здравствуйте, — произнесла Наташа.
Та ответила желанно, опускаясь со стула и без всяких официальных церемоний спросила: — Вы по какому вопросу?
— Я ищу сына, — произнесла Наташа.
— Заведующая покачала головой в знак сочувствия, проходя и садясь за стол, указала движением руки и приятным голосом на стул, приглашая сесть.
— Я ищу сына, — волнуясь, повторила Наташа, держа в руках сумку с документами и фото. — Своего сына, Веринова Сергея Николаевича.
— Но у нас Веринов Сергей, кажется, Фёдорович, — ответила заведующая, беря папку и отыскивая список.
— Да, Фёдорович, — подтвердила она, пробежав глазами по списку.
— Но можно его посмотреть? — переспросила Наташа.
— Да... У меня есть групповое любительское фото. — Заведующая открыла другую, более толстую папку в жесткой и цветной обложке. Протянула фото, указав пальцем расположение мальчика. Наташа, словно вонзилась в конец указательного пальца заведующей, где была голова мальчика. На повернутом к ней фото было ясно видно, что это был не её Сережа.
— А возраст вашего сына? — переспросила заведующая.
— Пять лет было ему пятнадцатого июня, — в каком-то страхе и волнении ответила Наташа и, всхлипывая, рассказала коротко о вечере и первых днях войны. — И пока только три мальчика схожи по имени и частично по отчеству.
— Вы не волнуйтесь, мне кажется, вы найдете своего сына. У некоторых до десятка близких однофамильцев и матери находили своих детей.
— Лишь бы жив был.
— Да... — подтвердила заведующая.
Наташа вынула фото и протянула женщине.
— Красивый, — не раздумывая ответила она, — Нет, такого мальчика у нас нет, — вспоминая лица детей, ответила заведующая.
Наташа вздохнула и попросила заведующую, кивнув головой на фото: — Но мне хочется взглянуть на этого Серёжу, чтоб быть уверенной.
— Пожалуйста... Они готовятся к обеду, и вы с нами пообедайте. — Так же ласково и приветливо ответила заведующая.

  Наташа положила сумку с документами на стул, по кивку головы заведующей. Они вышли. Пройдя по коридорам, оказались у столовой, где вкусно пахло горячим обедом. Детей заводили в столовую воспитатели. Они и дети вежливо здоровались с незнакомой женщиной и своей заведующей. Они хорошо знали, что иногда приезжали мамы и забирали своих детей.
— Мы волновать не будем его, — пояснила заведующая. — Ему шесть лет. Мальчик понятливый. Я попрошу воспитательницу остановить группу и проверю, как они помыли руки. Мы делаем такие проверки, чтоб ребята чувствовали ответственность, что это надо делать для их здоровья. Назову Веринова Серёжу, как и других, а вы услышите его голос и увидите. Воспитательница поняла намек заведующей. Дети проходили мимо и показывали ладони.
— Серёжа Веринов, а ты хорошо мыл ручки?
— Да... С мылом, — смело ответил черно-смуглый небольшой мальчик с черными глазами и, повертев ладонями, толкнул впереди идущего.
— Хулиганистый, — заметила заведующая.
— Нет... Не он... Не похож даже, — ответила Наташа, проходя в столовую следом за заведующей.
— Не он, — громом звенели слова в её ушах, но сдерживая себя, она стиснула зубы и потом выразила лицом улыбку, чтоб не было заметно её переживаний.
После обеда она попрощалась с заведующей, приехала домой и стала собираться в дорогу. Ей нравились убедительные слова заведующей, что она найдет сына, как бы тяжело не было. Это придавало уверенность в её поисках.

— И всё-таки за что мне такое наказание? — спрашивала она себя. — В институте учили не верить богу. А мама верила и ушла рано. Она много страдала, и бог облегчил её страдания. А мне такие наказания, мужу, сыну, свекрови и братьям. Измерялось это одним словом — война.

В глубине души Наташа верила, что сын её жив и начальник госпиталя сказал ей, что надо искать и действовать упрямо.

И вот Наташа в дороге. Поезд вёз её в другой азиатский город. Солнца уже не было, по небу плыли серые облака, веяло холодом и сырью. Теперь её стремление было скорее навестить детские дома, где должен был находиться её сын.
— Неужели Гулов обманул её и услал в Среднюю Азию, чтоб она молчала, — такое предположение родилось у неё после того, как она побывала в ближайшем городе, там, в детском доме она повстречалась со вторым своим однофамильцем, высоким мальчиком, блондином Серёжей. Он ничуть не был похож на её сына.
Третий город в Ферганской долине окончательно решит её судьбу и судьбу сына. Она ехала в Ферганскую долину, в маленький городок. Третий город, нечётная цифра придавала её душе надежду. Она верила в нечётные числа три, пять, семь и другие. Она верила в погоду пасмурную, когда идёт дождь. Ей везло при дождливой погоде, ибо маме везло, когда накрапывал дождь или шёл снег.

  На небольшом вокзале она зашла в здание, чтоб справиться о детском доме и тут увидела огромный портрет Буденного с усами, в военной форме, с саблей. Русского населения здесь почти не было. У смуглой метиски — дежурной по вокзалу она узнала, как пройти к детскому дому. Та назвала ей главную Ленинскую улицу и другую, с азиатским названием.
— Идти надо пешком, так как ни каких автобусов в городе не ходит, — пояснила женщина — мулатка на чистом русском языке, показав, в какую сторону идти. Сердце Наташи было в каком-то спокойном, нейтральном состоянии. Она шла по улице и удивлялась увиденному: небольшие домики, окруженные садами серых, еще не сбросивших листьев фруктовых деревьев. Улица немноголюдна. По ней ехала бричка — двухколёска, её лениво тянул маленький ослик, а следом плёлся ишак, по бокам которого стучал азиат в полосатом халате; с белой чалмой на голове. Проходили женщины с накинутой чадрой, а молодые несли на голове большие тазы, накрытые светлыми платками. Мальчики и девочки вели своих братьев и сестёр — всё носило унылый, но своеобразный характер. Русских совсем мало: две-три женщины в юбках и беретах, но в таких же платьях и несколько русых мальчишек в куче смуглых игривых детей. При виде их в душе Наташи запахло осенью. Но, идя по узкой улице, какой-то блеск появился, когда она увидела невысокое длинное здание, похожее на барак, окруженное тополями — это был детский дом. Словно два неба появились у Наташи, одно над головой, другое под ногами. Она будто летела по обычной не заросшей дорожке к небольшой парадной двери, над которой висела обычная, даже бедная, вывеска с надписью, «Детский дом» без номера и названия. Играла музыка, она слышала музыку, звуки то весёлой, то плачущей скрипки.

— Он здесь, он здесь — шептало её сердце, через дрожащие пальцы, которыми она взялась за ручку двери с облезшей и выгоревшей синеватой краской. Она открыла дверь, но музыка продолжала звучать, но более громко и нежно. В длинном коридоре никого не было. Музыка звучала. Одна из дверей открылась и появилась уборщица с тряпкой и ведром с водой. Черноволосая узбечка остановилась в нерешительности, не зная, как поступить перед красивой симпатичной женщиной в костюме и берете.
— Скажите, заведующую как я могу увидеть? — нетерпеливо спросила Наташа.
— Он там, в зале, где музыка играет, — ответила узбечка, поставила ведро и повела Наташу вдоль коридора. — Михаил Павлович любит скрипку и обучает Серёжу играть на ней. Мальчик хорошо играет, — пояснила она, не дожидаясь вопроса и, открыла среднюю дверь.

  В небольшом зале, на сцене, освещенной светом через два больших окна, стоял мальчик и играл на скрипке. Наташа остолбенела. Мальчик закончил мелодию «Сурок» Бетховена. Опустил скрипку и смычок и внимательно смотрел на вошедшую женщину. Заведующий пошел ей навстречу...
— Это мой сын. Серёжа Веринов, — пролепетала она, направляясь к невысокой сцене. Она даже не сказала «Здравствуйте», так была взволнована и уверена, что нашла сына.
— Это Велинов Сергей Николаевич, — вежливо напомнил Михаил Павлович, лысоватый, с сединой мужчина, идя рядом с Наташей и прихрамывая на одну ногу.
— Это ошибка, это Веринов Серёжа, мой сын, — сказала уверенно Наташа, вынимая на ходу фото из сумочки. Она протянула его заведующему.
— Спокойнее, у мальчика разорвётся сердце — тихо произнёс Михаил Павлович, — он очень эмоциональный.
— Веринов Сергей Николаевич, — повторила Наташа, останавливаясь в замешательстве.
— Да, это он, — сказал заведующий, взглянув на фото, и кивнул мальчику, чтоб тот подошёл.

  Серёжа сошёл со сцены и подошёл к матери, внимательно глядя на неё. Их красивые лица, голубые глаза и русые волосы говорили обоим о том, что это мать и сын.
— Серёжа! Сын мой, — произнесла Наташа, обнимая и целуя мальчика.
— Мама. Это ты... Мама. Я тебя ждал. Мама. Красивая мама... Нашла меня.
Они обнимались и целовали друг друга, и рядом с ними стоял заведующий, держа фотографию. Сын взглянул на неё и снова произнёс: — Мама.
И когда они успокоились немного, Серёжа спросил: — А где папа?
— Мы будем искать папу, сынок — ответила Наташа в каком-то тяжелом усталом опьянении.

1956-1995 гг.
Конец третьей части.