На могиле отца

                Могилу отца мы нашли через двадцать
                лет после его гибели на войне.
                1

Отец, прости меня, за то прости,
Что слишком долго шёл к твоей могиле.
Я встретил тыщи холмиков в пути
Без всяких фотографий и фамилий.

И вот стою и говорю с тобой,
Как будто бы с живым на перекрёстке.
… Мне третий год. Ревёт за Волгой бой.
Зенитки с неба отдирают доски.

Я жду тебя. Крадётся в сердце дрожь.
Гляжу в окно, прижавшись к пыльной раме.
И чудится: сейчас качнётся рожь
И вытолкнет тебя навстречу маме.

А мама ходит по меже в платке
И щупает худющие колосья,
Быть может, слыша в давнем далеке
Твоей любимой песни отголосок.

О, как мы ждали вместе с ней тебя!
Наверно, так не ждал никто на свете!
Но никого ни капли не любя,
Стучался болью в грудь военный ветер.

Потом столпились в груду три села,
Прослышав от кого-то про победу.
И мать меня слезами обожгла –
Зашла со мною на могилу к деду…

Тянусь познать неведомую жизнь.
Пришла пора и мне копать и штопать.
А там и поезд прохрипел: “Держись!
Да не плошай, смотри, голубчик, в оба!”

И завертела моря карусель,
И окатила гулом новостройка.
То вверх взлечу, то хлестанусь на мель.
Как видно, Бог испытывал на стойкость.

Я в люди птицей доброту пустил
И серебра из моря поднял тонны.
И не жалел ни времени, ни сил,
Чтоб Родина вздохнула облегчённо.

И вот, как солнце, народился сын
И сразу объявил на всю планету,
Что хочет, как заправский гражданин,
Как я в войну, зайти на холмик к деду.

Я этот миг запомнил навсегда…
Ты где, отец? Тебя найти ж я должен,
Пускай гремят железом холода,
Иль плачет под ногами бездорожье.

Я малышу обязан рассказать,
Как падали бойцы родные в поле,
Как выползали из орбит глаза
У матушек от нестерпимой боли.

Пускай не знает сын в своём пути
Ни свежих рвов, ни обелисков новых,
Чтоб до креста сумел он пронести
Святую память о делах суровых!


                2
                Сестре Марии

Наш отец умирал не в прохладе санбатской,
А на жаркой и жёсткой от боя земле.
Он лежал в сапогах, в гимнастёрке солдатской.
Ни букашки, ни былки – на горькой золе.

Только в грудь уходила когтистая рана,
От которой, как в детстве, нельзя заорать.
Только боль колотилась в висках неустанно:
“Я врага не добил. Не хочу умирать”.

Через бурю свинца, через груду железа,
Огрызаясь огнём, отступила гроза.
Пахло дымом полей, от пожаров облезлых.
Догорали от гнева родные глаза.

О, как всё-таки мало, безжалостно мало
Ты лицом прикасалась к отцовским щекам!
О, как рук его крепких тогда не хватало
В синеглазом Поволжье зелёным лугам!

Там стояла трава – без конца и без края –
В переспелых горошинах белой росы,
Поклонившись дороге, по-вдовьи вздыхая,
Тосковала по звону мужицкой косы.

Там ждала его мама, встречая прохожих, –
Ковылявших с войны молчаливых бойцов.
От работы мужской она лезла из кожи,
Вспоминая его самым нежным словцом.

Там родилась отца незакатная дума.
И туда в этот миг устремилась опять.
Здесь темнели поля сиротливо, угрюмо,
И тянулись к нему – на прощанье обнять.

Уцелевшие птицы вдали загалдели,
Волоча за собою в бессилье крыла.
И металась душа в остывающем теле
На покровской земле, что южнее Орла.
                1985