Сумасбродский гэссеизм

.
                Тоскуку страдиваню я, продрогнув
                злобид холодинокий. Параною.
                Душиб отчайник  похотенью казановой
            лечую. И суицидальше  блицемерю стронценою. 

Глотнув шекспирта чистого и запивши гумилевинчишком,
заев бэконом в качестве гюгорькой бальзакуски,
недоальфонсдоделанный, решил отбрехтовать, не слишком
жюльверный неахматоварно-мандельштампный русский.

Ремболью и сартритом побомаршевав по беранжиру,
сенеказистый, вовенаргонавтик эдгарпошлый,
я понял, что своим проспером меримерить лиру
конфуцно, лаоцзыбко, биэфрейдно и эксгумилево тошно.

Дюмалишенный нежилец, табунин андрежидкий,
моравианалетчик–мопассанитар  отчизны
поэтической,  я понял, лучше жить не прытко,
занявшись лонгфелляцией иль, скажем, хренанизмом.

Плутархиважно,  достоевски, толстойграфски
чтоб, поэтической судьбы не перепелевинить,
расцветки жанмаренго дозадорно в баттискафке,
марчеллобитную замастрояннить и бодлермонтоовидить.

Безвизборно, плейкастанедно, бигмаккартно, леннонстопно
дефолианты строк рожай, паскалясь расторопно
умам, сократным лишь тебе, весенинно зубами,
марксенофобь, не маршакаль, чурайся блейкемии, -
вон, раздолбайрон, посмотри, какая скачет бабель!
Роменролань!!! Охемингуеваю, мама мия!