полотенце

Папа почти не пишет. У брата дизентерия.
Бабушка с ним в больнице, а мама в другой - с ногой.
Меж пристанью и Вселенной, меж домом и хирургией
нас с дедом накрыло лето полынной своей тоской,
своим безнадёжным небом, где жаворонок - как точка,
где дача равна застенкам - Ромео в городе ждёт...
Кровавые пятна ягод. У, прорва! - и даже ночью
перед глазами... Деда, а завтра - на теплоход?
"Да ладно, вернёмся сёдни. Полей-ка из бочки, Натка.
И полотенце то вон оранжевое подай.
Да погоди ты прыгать, не дополола грядку.
Живо! На полседьмого к причалу не опоздать..."
К причалу! И зазвучала - чирикай, речной трамвайчик! -
амнистия для Джульетты, о чём говорить не след...
Прячет за батарею чинарик чернявый мальчик
в подъезде... "Ты полотенце накинь мне на плечи, дед,
я всё-таки обгорела..."

Я всё-таки не сгорела.
Как выяснилось в процессе, я - несгораемый шкаф,
в соседний какой-то космос запущенный неумело,
возможно, что прямо с палубы, до счастья за полшажка.
А дед с пониманием хмыкал, а я его не боялась,
хоть был он начальник треста и ликом как Лев Толстой.
А папа вообще не пишет. Что с нами со всеми сталось?
К причастию - как к причалу, иначе и день пустой...
Да ладно, довольно прыгать, лохматые два балбеса
вернулись уже с прогулки, и лапы у пса в снегу,
ты вытри ему их сразу, там рыжее полотенце
под ванной, сынок... Я в кухне, видишь ведь - не могу.
...Уложены все тетради, окончилось воскресенье.
Волной Беломора сзади невидимо дышит дед.
Джульетта шагнёт из шкафа ровно в день вознесенья
Олимпийского мишки в махровый тугой рассвет.