Сила слова

История – ложь, которую никто не оспаривает.
Наполеон Бонапарт

- Эй, раб, как ты смеешь сидеть в присутствии царя? – услышал Александр голос Неарха. Очнувшись от дум, он увидел полуголого старика в рабском ошейнике, спокойно сидящего на ступенях, ведущих в  гимназию. Жестом Александр остановил взявшегося за рукоять меча друга. Ему не хотелось омрачать свой сегодняшний триумф кровавой расправой над жалким рабом. Царь осмотрелся. На лицах столпившихся вокруг знатных коринфян и депутатов конгресса Эллинского союза он ясно читал жажду скандала. Что-то здесь не так. Не может простой раб вести себя столь нагло, да ещё в присутствии лучших граждан города и гегемона Греции.
Всего два года назад в решающей битве при беотийской Херонее войско Филиппа II разбило объединённые силы коалиции греческих городов. Немалый вклад в победу внесли и воины, командовал которыми восемнадцатилетний сын македонского царя Александр. Здесь, в Коринфе, Филипп II заставил Грецию объединиться под властью македонского гегемона. Был заключён Эллинский союз. Города-государства, вошедшие в него, сохранили внутреннюю автономию. Их представители при необходимости должны собираться на конгресс в Коринфе. Была создана общая армия для противодействия внешним врагам и предотвращения актов агрессии в отношении любого из членов Эллинского союза. Командующим этой армии Филипп II, естественно, объявил себя. Кроме того, македонские гарнизоны остались в Коринфе, Фивах и некоторых других городах.
Два года в Греции было спокойно. Македонцы готовили общую армию к походу в Персию, как вдруг царь Филипп умер. Решив, что молодой наследник македонского престола не сможет оказать серьёзного отпора, греки восстали против македонского господства. Как и ранее зачинщиками намечающейся войны выступили извечные соперники – Фивы и Афины, вынужденно объединившиеся против общего врага.
Но восставшие недооценили Александра. Того готовили к власти с раннего детства. Александр учёл, что Греция стала едина всего лишь два года назад и к тому же не по собственной воле. Многовековая вражда и внутренние противоречия между городами-государствами пока не исчезли, а общая армия продолжала подчиняться македонскому царю.
Приняв власть, Александр срочно созвал в Коринфе конгресс Эллинского союза и пригрозил на нём направить общую армию против мятежников, так как они нарушили договор и, изгнав македонские гарнизоны, проявили явные акты агрессии против одного из членов союза – Македонии. Большинство греческих полисов, осознавших преимущества стабильного мира и спокойствия торговли, не желали новой войны. Они понимали, что если даже удастся изгнать македонцев (что вряд ли), то обретённая вновь независимость неминуемо приведёт к возобновлению междоусобных раздоров и войн.
И вот отгремели яростные споры. Конгресс большинством голосов подтвердил действенность положений Эллинского союза и утвердил его гегемоном нового македонского царя. Мятежники не получили поддержки, и судьба их отныне будет незавидна, это Александр решил твёрдо. Ведь он решил продолжить дело своего отца, Филиппа II. Но двинуть армию на восток, против персов, оставив в тылу тлеющие очаги измены, невозможно! Поэтому урок для потенциальных бунтовщиков должен быть жесток и нагляден. И первой целью, решил Александр, будут Фивы. Это гнездо измены необходимо выжечь дотла.
Перед прощальным пиром македонский царь решил прогуляться по Коринфу, осмотреть его храмы, дворцы, стадион с гимназией, а также поближе познакомиться с лучшими людьми города. Так он объявил окружающим. На самом же деле, Коринф совершенно не интересовал Александра, но нужно было хоть чем-то подсластить горечь поражения грекам, проветрить от споров голову и обдумать дальнейшие действия. И вдруг на пути царя возник этот наглый раб! Как это могло случиться? Ведь дорогу перед Александром и сопровождающей его свитой, состоящей из личной охраны царя, членов Эллинского конгресса и знатных коринфян расчищает от посторонних лиц городская стража!
- Кто ты, старик? – не выдавая беспокойства и гнева, спросил раба Александр.
- Меня называют собакой, - спокойно ответил тот, продолжая безмятежно сидеть.
- И почему же тебя так зовут?
- Кто бросит кусок – тому виляю, кто не бросит – облаиваю, кто злой человек – того кусаю.
- Игемон, не гневайся, - пробился к Александру сквозь толпу жирный критянин в одежде богатого купца. – Это мой раб, известный философ Диоген Синопский. Позволь, я сам накажу его…
- Философ? – Александр с интересом посмотрел на раба. Тот был не по годам крепок, не по статусу высокомерен и отвечал царю вызывающим взглядом. – Мой отец, царь Филипп, конечно, жестоко наказал бы этого наглого раба, купец. Да и тебя заодно - за то, что не сумел научить своего раба, как тому следует себя вести в присутствии знатных людей. Но я – царь Александр! Одним из моих учителей был Аристотель, так что вам повезло.
Александр сделал знак Неарху, и тот мощным толчком вернул купца в толпу коринфян. Те стояли так плотно, что толстяк, врезавшись в передних, избежал падения и остался на ногах, однако тут же со злобными комментариями его выпихнули в задние ряды.
- Что ж, пёс Диоген, - усмехнулся царь, - давай проверим, каков из тебя философ. Твоим отцом, как я помню, был синопский меняла и ростовщик, брошенный в тюрьму за изготовление фальшивых монет. Ты, говорят, усердно помогал отцу в этом неблаговидном промысле, но то ли успел вовремя сбежать, то ли был изгнан из города.
- Это ложь! – ощерился Диоген. – Я в то время путешествовал по Греции, был у оракула в Дельфах.
- Да, с тех пор прошло более полувека, и узнать правду сейчас мы вряд ли сможем, - усмехнулся Александр и с удовлетворением отметил прокатившиеся по толпе зрителей смешки. - Но, насколько я знаю, ты вдруг объявился в Афинах и стал нищим бездомным попрошайкой. Клянчил милостыню на площади и жил в старом дырявом пифосе*, выброшенном кем-то за ненадобностью. Почему же ты так и не вернулся в Синоп, если тебе ничего не грозило?
- Я не мог вернуться, - буркнул Диоген. – Мой собственный раб обокрал меня и сбежал.
- Раба поймали?
- Нет, я не подавал жалобу. Если раб может прожить сам, без меня, то и я мог прожить без него!
- Интересная мысль. – Александр на пару мгновений задумался, потом вновь обратился к Диогену. – Значит, ты предпочёл пятьдесят лет прожить нищим и бездомным попрошайкой в чужом городе вместо того, чтобы возвратиться в родной дом. И всё из-за того, что тебя обокрал твой собственный раб, которого ты даже не пожелал объявить в розыск…
- Не только поэтому! – взвизгнул Диоген. - В Афинах, ещё до бегства раба, я увлёкся философией киников и стал учеником Антисфена.
- Антисфен давно умер, - парировал Александр. – А ты так и не вернулся в Синоп.
- Зачем мне было туда возвращаться?
- Об этом мы поговорим чуть позже.
Александр, поморщившись, сел на угодливо принесённое кем-то из гимназии ложе. Он с удовольствием стоял бы и дальше, потому что достаточно насиделся в конгрессе, но стоять перед сидящим рабом царю и гегемону не пристало.
- Поговорим теперь о философии киников. Ты, Диоген, пошёл дальше своего учителя и стал отвергать всё: богов, искусство, обычаи, семью, общество и мораль. Я слышал, что в Афинах ты публично занимался рукоблудием, это так?
- Всё так, - усмехнулся Диоген. – Жаль, что голод нельзя утолить, поглаживая живот. Ты хорошо информирован, игемон…
- Зато ты, и те, кто посадил тебя на эти ступени у меня на пути, совсем не знают меня, - с удовлетворением отметил Александр.
- Но, игемон… - Вновь сунулся вперёд купец, но Неарх небрежным взмахом руки отшвырнул его тушу назад, в толпу коринфян.
- Итак, - хладнокровно продолжил Александр. – Два года назад, когда мы, македонцы, разбили греков в сражении при Херонее, в Афинах началась паника. Чтобы пресечь массовый исход жителей из города, народное собрание приравняло бегство к государственной измене, караемой смертью. Так было?
- Так, - кивнул Диоген. – Ждали штурма. Поэтому жители принялись укреплять стены города, накапливать продовольствие, всех мужчин призвали на военную службу, рабам обещали свободу.
- А что делал ты, Диоген?
- Я катал по улицам Афин свой пифос.
- Зачем? – удивился Александр.
- Я – гражданин мира. – Диоген высокомерно усмехнулся. - Не признаю государства и границы. Мне-то что за дело, кто будет править в Афинах: македонский царь Филипп или Демосфен? Но все вокруг суетятся, что-то тащат, чем-то заняты, один я сижу без дела. Ничего кроме пифоса у меня в то время не было, вот я его и катал по улицам.
- Тебе уже тогда было за семьдесят, да? – Александр ещё раз внимательно осмотрел раба. – Но я вижу, что ты и сейчас на удивление крепок телом, зорок глазом и здоров не по годам.
- Я всю жизнь закаляю своё тело, - гордо ответил Диоген. – Летом часто лежу на раскалённом песке, зимой обнимаю заиндевелые статуи.
- В таком случае, ты мог бы оказать Афинам более существенную помощь, вместо того, чтобы бессмысленно катать по улицам свой пифос.
- Я уже сказал… - побагровел Диоген.
- Да, я слышал, - перебил его Александр. – Ты не признаёшь государства и границы. Я вижу, что пёс Диоген не трус, однако, он всё же сбежал из Афин, несмотря на запрет и угрозу казни. Ты, называющий себя «гражданином мира», не пожелал отдать жизнь за свободу приютившего и кормившего тебя более полувека города!
Диоген презрительно фыркнул и отвернулся от Александра.
- Как это было, пёс? – не реагируя на хамскую реакцию собеседника, спросил царь. - Ты тайком пробрался на корабль, отправляющийся к берегам Эгины? Денег-то, чтобы заплатить капитану за проезд, у тебя, нищего попрошайки, быть не могло.
Диоген проигнорировал вопрос.
- Но тебе не повезло, пёс, - спокойно продолжил свою речь Александр. – Корабль захватили пираты, тебя продали в рабство, и теперь ты живёшь здесь, в Коринфе. И что самое обидное – роковое бегство твоё было напрасным, потому что мой отец, царь Филипп, вовсе не собирался нападать на Афины! И не напал.
Царь повернулся к толпе зрителей и негромко позвал:
- Эй, купец, как тебя…?
Критянина вытолкнули вперёд.
- Ксениад, игемон, - униженно кланяясь, приблизился тот к царю.
- Что за работу выполняет у тебя этот раб?
- Он обучает моих сыновей, игемон. Они сейчас оба находятся в этой гимназии, поэтому Диоген и сидит здесь, ждёт, когда закончатся занятия, чтобы проводить их домой. Об этом я и хотел сказать тебе раньше…
- Чему же он их обучает? Философии киников? Отрицанию всего и вся?
- Нет, игемон. Верховой езде, метанию дротиков, истории и греческой литературе.
- Это забавно! – Александр рассмеялся. – Человек, отрицающий искусство и науки, обучает детей истории и литературе.
Царь вновь с удовлетворением отметил, что его смех поддержали многие из стоящих вокруг невольных зрителей.
- Да, - встрепенулся Диоген. - Я всегда говорил, что люди должны вернуться к идеалам первобытного общества, к его простым и естественным нравам, не искалеченным так называемой цивилизацией с её государствами, рабством, культурой и искусством. В первобытном обществе все равны и свободны в своих желаниях. Нет морали, семьи и связанных с ними конфликтов. Все женщины и дети – общие! И поэтому о них равно заботятся все мужчины, а значит, все слабые члены общества сыты, одеты и защищены…
- И это говорит философ! – Александр сокрушённо покачал головой. – Ты более чем втрое старше меня, Диоген, а рассуждаешь, как неразумное дитя. Неужели ты и вправду веришь в Золотой век первобытного общества?
- Да, верю! – страстно воскликнул Диоген. – И всю жизнь учу, что надо отринуть все излишества цивилизации и жить в гармонии с природой.
- Ты – демагог, пёс Диоген, - с сожалением промолвил Александр. – Отрицая цивилизацию и ратуя за близость к природе, ты всю жизнь живёшь в городе. Почему же ты не удалился куда-нибудь в лес или горы? Почему клянчил милостыню у цивилизованных граждан, а не добывал себе пищу охотой, как это делали первобытные люди?
Сколько женщин и детей ты осчастливил своей заботой? Как ты хотя бы позаботился о собственной матери, когда твоего отца отправили в тюрьму? Ведь всё ваше имущество было взято в пользу города. Что стало с твоей матерью, Диоген, пока ты обучался философии в Афинах и не желал разыскивать сбежавшего со всеми твоими деньгами раба? Ну же, не молчи, пёс! Неужели зрелому философу-греку нечего ответить юнцу-варвару? Чего это ты дрожишь?
- Отойди, ты заслоняешь мне солнце, - прохрипел трясущийся от ярости Диоген.
Тут за рукоять меча схватился не только Неарх, но и все македонские воины личной охраны царя, но Александр резким жестом вновь остановил их. Он повернулся к Диогену, сменившему вальяжную до этого позу на напряжённую. Кулаки раба сжались, взбугрив отнюдь не старческие мышцы, грудь вздымалась от частого дыхания, насмешливая улыбка превратилась в злобный оскал.
- Где же твоя хвалёная закалка, пёс Диоген? - спокойно сказал царь потерявшему над собой контроль рабу. – Всего два года спокойной рабской жизни, и тебе уже требуется тепло солнца, чтобы согреться посреди лета.
Итак, подведём итог. Ты, пёс Диоген, называешь себя «гражданином мира», отрицаешь всякую власть и государственные границы. Но на самом деле ты просто изгой, человек без родины. Тебя в юности изгнали из Синопа и в старости не примут назад в преданных тобою Афинах. А здесь, в Коринфе, ты – обычный раб, а не гражданин.
- Друзья и последователи в любой момент выкупят меня из рабства и дадут свободу! – воскликнул Диоген. – Они уже предлагали мне это. Я сам отказался, не желая быть у них в долгу. Кроме того, истинная свобода человека и его рабство не определяются наличием или отсутствием ошейника! Я, и будучи рабом, распоряжаюсь своим хозяином, и чувствую себя более свободным, чем он.
- Нет, раб, - снисходительно усмехнулся в ответ Александр. – Ты отказался от выкупа не поэтому. Просто за два года жизни в Коринфе ты привык к регулярной хорошей пище, крыше над головой и необременительным обязанностям. Ты стареешь, и тебе больше не хочется терпеть нужду и невзгоды, жить, как бродячая собака. У тебя теперь есть тёплая конура и добрый хозяин. Ты и в этом оказался предателем. Изменил собственному учению, «философ»!
Царь выделил последнее слово презрительной интонацией. Словно публично плюнул им в лицо раба.
- И от свободы ты, оказывается, отказался сам, по собственной воле! Вся твоя нынешняя свобода, пёс Диоген, ограничивается длиной цепи, на которой держит тебя хозяин.
- Даже на цепи у меня достаточно свободы, чтобы говорить людям правду! – прорычал в ярости Диоген. – В том числе и царям. Диогена из Синопа знает весь мир! А кто ты такой, царь Александр? Двадцатилетний мальчишка, всего лишь по случайному праву рождения севший на трон. Всем, что у тебя есть, ты обязан своему отцу. Это царь Филипп II создал могучую Македонию и её победоносную фалангу.
Глупые греки, стиснутые идиотскими границами и рамками местнических интересов, сами пригласили армию Филиппа в самый центр Греции, чтобы наказать жителей Амфиссы за самовольный захват так называемых священных земель. Думали использовать македонцев в качестве наказующей дубинки, а потом отправить их домой. Но Филипп после разорения Амфиссы внезапно стал захватывать и другие греческие города и, в конце концов, навязал всем Эллинский союз!
Диоген вскочил и обратился к толпе.
- О каком союзе вы, греки, ведёте речь, если он навязан вам силой? Лицемеры! Это вы – рабы, а не я.
Прокричав последние слова, Диоген опять сел и вновь обратился к Александру:
- Из-за таких вот захватчиков, как твой отец, и трусливых лицемеров, как греческие властители, я и не признаю государства, границы и власти. Вот почему не хочу воевать за эти ложные «ценности» и считаю себя гражданином мира.
- Да, я пока юн, - вздохнул Александр. – Но это быстро пройдёт. Ты прав в другом, Диоген: мне действительно всё досталось от царя Филиппа. Но сейчас началась моя эра! Сегодня именно я добился сохранения Эллинского союза, и именно я продолжу реализовывать планы моего отца по построению мирового порядка. С помощью объединённой греческой армии я завоюю весь мир, и тогда в нём не останется иных государств, кроме моего. Не будет границ и междоусобиц, и каждый житель моей державы станет истинным гражданином мира!
- Это только слова! – презрительно отмахнулся Диоген. – Жаль, что я уже стар и вряд ли смогу насладиться твоим позором, когда персы разобьют твою жалкую армию, а тебя превратят в евнуха.
- Мой отец стал царём в двадцать три года, - спокойно сказал Александр. – Он поднял из праха Македонию, отбросил от её границ варваров, объединил и подчинил себе Грецию. Я надел царскую корону в двадцать лет и только начинаю свой путь. Ты прожил долгую жизнь, Диоген, но не сделал ничего, чем можно гордиться, разве что нажил крепкое здоровье. А я сегодня уже положил начало своим успехам.
- Посмотрим, каким будет конец, - ядовито прошипел Диоген.
- Посмотрим, - задумчиво протянул Александр. - Будем надеяться, что ты доживёшь до моей смерти и сможешь увидеть то, что успею и сумею сделать за время моего правления я. Ты предал всё, что имел и чему учил, пёс Диоген. Жил и, по-видимому, умрёшь, как собака. Но не надейся: уж точно не от руки царя Александра! Такой посмертной славы у тебя не будет. Я накажу твою дерзость иначе. Эй, Ксениад!
Истекающий потом, бледный от ужаса купец на подгибающихся ногах вновь подбежал к царю. 
- Я здесь, игемон.
- Хорошо корми своего раба, купец, и не нагружай сверх меры работой. Я хочу, чтобы этот паразит жил очень долго, желательно – до моей смерти. И не вздумай дать ему свободу или продать другому хозяину! В награду я даю тебе привилегию на обеспечение всем необходимым македонского отряда, стоящего в Коринфе.
- Благодарю, игемон! – обрадовался купец. – Не беспокойся, Ксениад никогда не нарушал подписанного договора.
- Ах ты, хитрец! – засмеялся Александр. – Я распоряжусь, чтобы с тобой заключили письменный договор на поставки продуктов и прочего.
- На какой срок, игемон?
- Пока кто-нибудь из нас двоих не умрёт: я или Диоген. Так что храни здоровье и жизнь своего раба и молись богам за моё благополучие.
    
- Всё же надо было хотя бы как следует выпороть того наглого раба, - пробурчал Неарх, когда македонцы после прощального пира покинули Коринф.
Александр дал знак, и отряд охраны отстал на расстояние, достаточное для того, чтобы никто не слышал беседы царя с двумя самыми близкими к нему сановниками.
- Я согласен с Неархом, - твёрдо сказал Антипатр, отвечая на вопросительный взгляд повелителя. – Тот старик вёл себя вызывающе и несколько раз прямо оскорбил тебя и всех нас, македонцев. Его надо было публично казнить, а не выпороть.
Александр вздохнул и ласково потрепал по шее Буцефала. Конь явно застоялся, проведя весь день в конюшне. Но если дать ему волю, они прискачут в лагерь слишком быстро и не успеют поговорить без лишних ушей вблизи, так как всё, что происходит в царском шатре, отлично слышно воинам охраны, круглосуточно дежурящим у входа. А поговорить надо и срочно!
- Я бы сделал, как вы говорите, друзья, не будь я Александром, - наконец повторил царь загадочную фразу. – Враги Эллинского союза ждали именно такой реакции от македонского варвара, но я-то не зря учился у Аристотеля и сразу увидел ловушку.
- То есть, мы с Неархом по-твоему – варвары? – обиженно нахмурился Антипатр.
- Не по-моему, а по мнению фиванцев или афинян, - примирительно улыбнулся ему Александр. – И не только вы и я, а вообще все македонцы. Просто под руководством Аристотеля я хорошо изучил не только историю и искусство греков, но и их нравы, образ мышления. Они не ожидали этого, потому и усадили на моём пути Диогена Синопского, известного своей грубостью и наглостью, а также отсутствием какой-либо почтительности к кому-либо и чему-либо, тем более – к власти.
- Зачем же ты дал его хозяину привилегию, если он – наш явный враг? – удивился Антипатр.
- Ксениад сам был до смерти испуган поведением своего раба, - ответил Александр. – Он не местный, прибыл в Коринф с Крита, поэтому заговорщикам его не жалко. Даже под пытками купец не смог бы их выдать, потому что вряд ли он состоит в заговоре. Как и Диоген. Они оба – чужаки в Коринфе.
Александр вдруг нахмурился.
- Кто-то ловко использовал Диогена. Насколько я помню его учение, он считает, что то, как человек умер, не менее важно, чем то, как он жил. Так что кто-то, возможно, подсказал рабу, как тот может умереть от руки царя Македонии и тем дополнительно вписать своё имя в историю.
- Под пыткой раб назвал бы мне имя этого заговорщика, а тот – имена других! – воскликнул Неарх.
- Вряд ли, - с сомнением покачал головой Антипатр. – Негодяй наверняка ещё утром покинул Коринф.
- Нет, сначала он остался в городе, - уверенно сказал Александр. – Ведь заговорщики рассчитывали, что я в ярости сразу убью наглого раба, и тот не успеет никого выдать. Но теперь-то, они все, конечно, уже сбежали из Коринфа.
- А если никакого заговора вообще нет, и раб просто ждал сыновей того купца? – спросил Антипатр. – Ты же сам, игемон, сказал, что наглое поведение Диогена для него естественно, и его хозяин не может быть заговорщиком. Тогда получается, что царь Македонии оставил без наказания публичные оскорбления в свой адрес со стороны какого-то презренного раба!
- Заговор есть, - твёрдо ответил Александр. – Не купец посадил своего раба на моём пути, но есть некто, кто проложил мой маршрут по осмотру Коринфа так, что мы неминуемо должны были встретиться с Диогеном.
- Да с чего ты взял? – воскликнул Неарх.
- Ты разве не слышал речи Диогена против Эллинского союза? – усмехнулся царь. – А ведь он называет себя космополитом! Будучи свободным, Диоген отказался защищать Афины, в которых прожил пятьдесят лет! И вдруг такие упрёки в адрес греков из уст раба. Какое ему дело до Эллинского союза?
- Да, теперь я согласен с тобой, игемон, - покаянно склонил голову Антипатр. – С прискорбием должен признать, что ни я, ни даже царь Филипп не смогли бы распознать антимакедонский заговор в наглом поведении какого-то раба. Твой отец сразу, без каких-либо раздумий и колебаний зарубил бы Диогена на месте.
- Ну и что? – с недоумением воскликнул Неарх. – И я бы зарубил. Какой от этого вред?
- Смерть известного на всю Грецию философа, недавней гордости Афин, а ныне – Коринфа, от руки или по приказанию македонского царя добавило бы нам врагов и, возможно, привело бы в конечном итоге к распаду Эллинского союза и ненужной нам пока войне.
- Но ведь ты сам, Александр, велел мне готовить армию к войне…
- Да, мой друг, - повернулся к скачущему по левую руку молодому военачальнику царь. – Но не со всей Грецией! Сегодня, Неарх, я одержал сразу две победы: Греция осталась моей, и заговорщики не смогли этому помешать. Запомни, друг, порой словом можно добиться большей победы, чем мечом. Но для полной победы необходимо последовательное сочетание и того, и другого оружия.
Александр повернул голову направо и сказал Антипатру:
- Это хорошо, что Фивы изгнали наш гарнизон. Теперь, когда я официально утверждён гегемоном Эллинского союза, у нас развязаны руки. Завтра же ты  сформируешь новый гарнизон для Фив. Собери туда весь сброд, какой найдёшь в нашей армии из числа македонцев, афинян и прочих ненавидящих фиванцев воинов. Но подбери верного мне командира, умеющего держать язык за зубами. Объясни тому задачу: воины его гарнизона должны вести себя в Фивах, как банда грабителей и насильников. Командир в ответ на жалобы местных жителей будет публично порицать нарушителей порядка, но в тайне поощрять их на новые преступления.
Мне нужно, Антипатр, чтобы Фивы вновь подняли мятеж и изгнали, а лучше даже уничтожили наш гарнизон. Теперь, когда все положения Эллинского союза подтверждены, нам придётся воевать только с Фивами, а не со всей Грецией. Казна Македонии пуста. Более того, отец оставил мне огромные долги почти в пятьсот талантов**! Фивы – богатый город. Взяв его, мы решим сразу несколько проблем.
- Прекрасный план, игемон! – почтительно склонил голову царедворец. 
- А ты теперь всё понял, Неарх?
- Да, мой царь! – радостно воскликнул молодой военачальник. - Мы уничтожим бунтовщиков поодиночке.
- Правильно! Только когда мы раздавим всех заговорщиков, я двину армию на восток, в Персию. А ты, Антипатр, останешься здесь и будешь править моим именем в Македонии и Греции. Только тебе, лучшему и верному другу моего отца, я могу доверить свой тыл.
- Это большая честь, игемон! Я буду тебе верен так же, как был верен царю Филиппу.

Фивы вскоре действительно подняли мятеж против Македонского владычества и призвали Афины и другие греческие города поддержать их. Но никто на их призыв не откликнулся. Фивы пали очень быстро, что изумило всю Грецию. Но ещё более поразило и ужаснуло Элладу то, как обошёлся юный царь Александр с непокорным городом. Тот был полностью разграблен, и все его жители были проданы в рабство. Некоторые греческие города тут же сами нашли и казнили своих заговорщиков и противников Эллинского союза. Очаги возможной измены были потушены.
Александр расплатился с долгами македонской казны и со спокойной душой двинул армию на восток. Всего за тринадцать лет он создал огромную империю, завоевав и покорив множество народов и государств.
Что удивительно, властелин мира Александр и раб купца Ксениада Диоген умерли, если верить историкам, в один день! Причины их смерти до сих пор точно не известны. Но очевидно, что Диоген был прекрасно осведомлён обо всех достижениях Александра, и они вряд ли оставляли его равнодушным.
Ненавидевшие македонских захватчиков коринфяне, а вслед за ними и греческие историки так описали встречу и разговор молодого македонского царя и старого афинского философа:
«Надменный царь Александр, посетив Коринф, долго ждал, пока знаменитый философ Диоген придёт к нему засвидетельствовать своё почтение, но тот спокойно проводил время у себя. Тогда Александр сам пришёл к Диогену, когда тот сидел и грелся на солнце, и сказал:
- Я – великий царь Александр.
- А я, - ответил философ, - собака Диоген.
Они ещё обменялись парой фраз, и Александр сказал Диогену:
- Проси у меня, чего хочешь.
- Отойди, ты заслоняешь мне солнце, - ответил Диоген и продолжил греться.
Уходя, Александр сказал своим приятелям:
- Если бы я не был Александром, то хотел бы стать Диогеном».
И вот уже две с лишним тысячи лет историки бездумно повторяют эту лживую сказку, совершенно не задаваясь вопросом: чему, собственно, мог завидовать молодой  царь, гегемон Эллинского союза, будущий владыка мира Александр Македонский в судьбе и жизни маргинала и раба Диогена Синопского? Такова сила написанного слова! Не зря русская пословица гласит: «Что написано пером, того не вырубишь топором!»


* Пи;фос - большой древнегреческий кувшин. Мог быть размером с человека и более, использовался для хранения зерна, вина, оливкового масла, солёной рыбы и других продуктов. В пифосах также хоронили людей. Позднейшая историческая и художественная традиция приписала Диогену проживание в бочке, но древние греки бочек не делали.

** Тала;нт - единица массы и счётно-денежная единица, использовавшаяся в античные времена в Европе, Передней Азии и Северной Африке. Во времена Александра Великого талант равнялся 25,902 кг серебра.

Февраль 2018г.